Рэпер L’One: «Думал, все сразу поймут, как я хорош...»

Рэп-исполнитель L’One стал известен несколько лет назад, когда работал в составе группы Marselle со своим партнером Nel. Два года назад он отправился в сольное плавание и начал сотрудничать с продюсерским центром Тимати Black Star. В ближайшее время L’One даст концерты в 29 городах России. Вопреки стереотипам о рэперах, Леван (так в действительности зовут музыканта, а сам он представляется Лёвой) — человек образованный и воспитанный. Кроме того, он примерный семьянин: все, кто присутствовал на съемке для ОК!, отметили, как трепетно он относится к своему годовалому сыну Мише.

Лёва, похоже, ты замечательный папа. Как сам оцениваешь эту свою роль?

Если честно, я не очень хороший папа, потому что общаюсь с сыном не так часто, как хотелось бы, — редко бываю дома. Но если я с семьей, то полностью переключаюсь, и пусть весь мир подождет. Сын еще маленький, поэтому пока ничего не понимает, воспитывай — не воспитывай. А когда подрастет, будем искать с ним общий язык. У меня характер довольно сложный, я вспыльчивый, надеюсь, сын будет другим.

Заранее опасаешься конфликтов?

Просто я сам копия отца, а нам было тяжеловато общаться. Сейчас, когда и я стал старше, и отец накопил житейскую мудрость, мы научились находить общий язык, а когда я был молод и горяч — особенно в переходном возрасте, — часто сталкивались лбами. Хочется избежать тех же ошибок со своим сыном.

Отец тебя в строгости воспитывал?

Да, у нас было много историй — например, когда я шкодил или пробовал взрослые напитки. А мама, в свою очередь, старалась меня защищать и прятала «под юбкой». (Смеется.) Наверное, сказывалось то, что папа грузин, а мама русская. С одной стороны, жесткая рука отца, с другой — материнская демократия. Но всё это хорошо, потому что я вырос достаточно интеллигентным пацаном, который уважает людей, и в первую очередь старших. На родине папы, в Грузии, так принято: если заходит взрослый, нужно встать, если он говорит — дослушать и не вставлять свое веское «я».

Фото: Владимир Васильчиков

Ты сам выбирал, чем заниматься, или мнение отца было решающим?

Главное, мне ничего не запрещали, именно поэтому я сижу сейчас здесь с тобой. (Улыбается.) Хотел заниматься спортом — занимался, хотел играть в КВН — играл. Родителям было нужно, чтобы я делал упор на учебу, это нормальное желание.

В «Википедии» про тебя довольно загадочно написано, что в родном Якутске ты был «медийной личностью». Что бы это значило?

Скажем так, там я добился всего, чего может добиться молодой человек в возрасте около двадцати лет, захватил все области, где можно себя так или иначе проявить. Работал на радио, телевидении, был даже директором креативного отдела медиахолдинга, в который входили две радиостанции и два телеканала.

И всё это было у тебя уже в двадцать лет?

(Улыбается.) Да. Но всё-таки основой моего становления был спорт: в шестом классе я начал заниматься баскетболом. В десятом попал на радио, а после школы поступил на филфак, но впоследствии его бросил. В местных СМИ я приобрел большой опыт, так что, когда поступил на телерадиожурналистику в Москве, первые два курса позевывал на задней парте и в итоге перевелся на заочку. Плюсом этого решения стало то, что у меня появилось время на музыку, минусом — профессия канула в Лету, потому что на заочке важную роль играет самообучение, а я, скажем так, этим не занимался.

Так ты мой дипломированный коллега?

Недипломированный. Дело в том, что моим сознанием полностью завладела музыка. Так что я сдал госы, а на диплом времени уже не хватило. Самое смешное, что при этом я ходил в свой институт с мастер-классами на тему «Отличие инди-артиста от артиста на лэйбле». Ректор сказал тогда: «Ну, раз так, иди в учебный отпуск». Правда, он давно закончился.

Вот мы и подобрались к вопросу о музыке...

(Улыбается.) Мое увлечение хип-хопом началось еще в 98-м году. Баскетбол, широкие штаны, музыка — мне была близка эта культура. Как говорил отец, мы одевались «странно и смешно». Тогда же в Якутске появился Интернет, стало легче искать информацию. Я начал с компьютерных программ для сведения музыки. Начал писать свои первые строчки, рифмы, а потом ушел в это с головой и выпустил свой первый сольный альбом. За счет своих знакомств на радио и телевидении даже провел в Якутске презентацию с афишами и всё такое. Потом уехал в Москву. Правда, ехал я все-таки с целью развиваться в музыкальной сфере, а не учиться…

То есть журфак стал официальной отговоркой для семьи?

Да, я говорил родителям, что буду учиться, стану журналистом в Москве. Отец, правда, больше хотел, чтобы я выучился на юриста, а мама поддерживала мои журналистские наклонности. Оба до последнего не понимали, зачем мне нужна музыка, считали, что она не приносит денег, и даже не представляли, что их сын сможет в этом чего-то добиться. В принципе их можно понять: грузин из Якутска, который читает рэп… (Смеется.)

Мне нравится твоя самоирония.

Если бы не трудолюбие и некое стечение обстоятельств, то, возможно, у меня действительно ничего бы не получилось. Я не считаю себя талантливым, но за счет ежедневной работы я имею то, что имею. Хотя, возможно, на подсознательном уровне я пытаюсь воплотить в жизнь мечты своего отца, который в молодости играл в театре. Испытываю к нему большущее уважение — он очень трудолюбивый человек. Всегда занимал руководящие позиции в лесной сфере. Они с мамой, которая до сих пор работает бухгалтером, — представители, скажем так, среднего среза интеллигенции. Вместе окончили институт в Красноярске и переехали работать в Якутию. На моем отце держалась не только наша семья, но и близкие в Грузии. Недавно я получил от него высшую степень похвалы — правда, не лично, а через матушку. В одном интервью я выразил свою точку зрения относительно России и Украины. Отец прочитал его и сказал, что, оказывается, в моей голове что-то есть, какое-то зерно разума он сумел в меня заложить. (Смеется.)

Теперь, наверное, он тобой очень гордится.

Думаю, он понимает, что я правильно выбрал дорогу. Коллеги отца иногда просят его помочь с билетами на мой концерт или с альбомом для своих детей. Но он скрывает свои эмоции, поэтому — не знаю.

Фото: Владимир Васильчиков

Ты единственный ребенок в семье?

У меня есть брат, он на пять лет младше. Тоже играет в КВН, ведет мероприятия. Сейчас, когда у меня тур по России, я взял его себе в подмогу. Перед концертами обычно есть вводная часть, когда нужно, чтобы кто-то выходил и что-нибудь вещал перед аудиторией, вот он этим занимается. Скажем так, я выписал себе брата по фрилансу. Хорошо иметь рядом близкого человека, на которого можно всецело положиться. У него светлая голова.

Соперничества между вами никогда не было?

Нет, мы всё детство были рядышком. Я даже думаю, что иногда он слишком рьяно ставит меня в пример себе. Сейчас он набирается опыта и в будущем тоже хочет переехать в Москву. Ему в этом плане будет попроще, чем мне: он уже знает, где что происходит, видит, как работает каждый винтик в механизме становления.

А твое становление как происходило? Как ты жил в Москве первое время?

Снимал однокомнатную квартиру вместе с другом, с которым мы создали группу Marselle. В Москве меня никто не ждал, я бегал по кастингам и пытался устроиться на телевидение. Я думал, что раз у меня уже есть опыт, то я сейчас приду и всем станет ясно, как я хорош, но меня почему-то никуда не брали. (Улыбается.) Первый год я учился — свои песни мы с другом складывали в стол, — потом я добился работы на радиостанции «Радио Next», единственной в то время, где крутили рэп. Денег мне безумно не хватало, так что параллельно я работал в креативных агентствах — придумывал сценарии для праздников, потом стал ведущим в клубах и на вечеринках. И конечно, пользуясь служебным положением, периодически приносил на радио песни со словами: «Э-ге-гей, гляньте какая!» Музыкальный директор говорил: «Класс, молодец!» — и откладывал их. Песни, наверное, были не очень. (Смеется.) Это продолжалось до тех пор, пока я не принес нашу композицию «Москва», которая открыла для слушателей группу Marselle и тридцать недель занимала одну из строчек хит-парада «Радио Next». В моей жизни это была заметная веха: с того момента начались изменения, мы выпустили альбом, стали ездить на гастроли. А в 2011 году взяли творческую паузу.

И ты стал работать в одиночку?

На протяжении следующего года я был на распутье, потому что у меня появилась жена, и я, как нормальный мужчина, должен был зарабатывать деньги, а музыка в тот период не приносила ни копейки, плюс мои самореализация и самооценка были где-то на дне. Друзья предлагали мне работу, и я уже был готов за нее взяться, когда получил совет от отца, к которому я прислушался, наверное, впервые в жизни. Он сказал, что мне нужно сосредоточиться на одном, а не пытаться усидеть на трех стульях. Так что я никуда не ушел, а продолжил заниматься музыкой и заключил контракт с Black Star. Но дверь в журналистику я не закрыл, эпистолярный жанр мне сильно импонирует. Хочу к этому вернуться, когда закончится мой процесс становления как артиста. Лет в 35, наверное, я смогу что-то сказать с высоты набранного опыта.

А что говорила Аня, твоя жена, когда у тебя начались душевные метания?

Она у меня как жена декабриста. Ей было не- важно, чем я занимаюсь. Чувствую, что с ней мой тыл прикрыт, это помогало мне тогда и помогает сейчас. Дело в том, что Аня появилась в моей жизни, когда у меня еще ничего не было.

Как вы встретились?

Аня моя институтская любовь. Я отбил ее у другого молодого человека. Приехал такой грузин из Якутска на белом коне и пригласил ее в кино на «Револьвер». (Улыбается.) Помню, после мы гуляли, я укрыл ее пиджаком, потому что было прохладно… С тех пор у нас завязались отношения. В следующем году будет уже десять лет, как мы вместе, из них пять мы женаты. Она великолепная мать, великолепная подруга и любовница, и она прекрасно знает, что, если я пропадаю где-то до утра, значит, я в студии. Мы знаем друг друга как облупленных.

Скажи, рождение сына как-то изменило твое мировоззрение?

Я был в роддоме, когда Аня рожала, — правда, не на самом процессе, потому что считаю, что это нечто сокровенное, чего не должен видеть мужчина. Мне сразу дали сына на руки. И я вдруг понял, что теперь наступила по-настоящему взрослая жизнь. Позже ко мне пришло осознание, ради чего вообще всё делается в этом мире. Если раньше я занимался стейдж-дайвингом — прыгал со сцены в толпу, то с рождением сына начал побаиваться, причем даже не за себя, а за молодых людей, которые пытаются меня поймать, — они ведь тоже чьи-то дети! Я стал больше следить за собой, хотя по натуре я человек безумный: на сноуборде катаюсь, в стратосферу как-то летал…

В стратосферу? На чем?

На истребителе. Мне дали порулить.

Порулить?!

(Смеется.) Пилот меня спросил по внутренней связи: «Видишь, что я делаю?» Я говорю: «Ну да…» А он: «Ну всё, бери рычаг». И я такой: «В смысле?!» В общем, управлял истребителем МиГ-29 на высоте 14 тысяч метров и при скорости 1,5 тысячи километров в час. Конечно, тогда обливался потом, а сейчас вспоминаю с улыбкой, это было большое событие в моей жизни. Сын у меня тогда только родился... (Улыбается и задумывается.) Что еще он изменил во мне? Заставил находить в себе силы даже в моменты, когда я физически и морально опустошен. Ему-то всё равно, что там у меня происходит, он растет, ему одеваться и кушать нужно. И это осознание, что сын во мне нуждается, двигает меня вперед. Хочу, чтобы в скором времени у него появился братик. Или сестричка.

Фото: Владимир Васильчиков