Участник группы «Винтаж» Алексей Романоф: «В 13 лет я уехал на свои первые гастроли»

Алексей, а в паспорте у вас тоже фамилия Романоф, или это все-таки псевдоним?

Это фамилия матери. Что же касается буквы «ф» на конце, то изначально их было две, но в советское время одну убрали, чтобы люди не завидовали. (Смеется.) Кстати, у жены и детей фамилия тоже Романоф. Несклоняемая. В детстве у меня была фамилия отца, но она была не такая артистичная,

что ли.

Когда вы решили сменить фамилию, папа не обиделся?

Папа отнесся к этому абсолютно спокойно. Зато мама очень обрадовалась.

А вообще родители вам многое позволяли?

Нет, они были довольно строги со мной, и сейчас я понимаю почему. Я был их первым ребенком, а к первым всегда предъявляют больше требований. У меня сейчас то же самое: к старшей дочери мы с женой относимся гораздо строже, нежели к младшей. Наверное, если у нас будет третий ребенок, то он вообще будет как сыр в масле кататься, и, кроме мультиков и конфет, в его жизни ничего не будет. (Улыбается.)

А сколько у вас братьев и сестер?

Нас в семье было четверо: у меня две сестры и брат. Причем с младшей сестрой у нас разница в возрасте всего десять лет, то есть мама практически постоянно находилась в декретном отпуске. И я, по сути, выполнял роль старшего помощника. У нас с мамой всегда были замечательные отношения, градации «родитель — ребенок» никогда не было. Мы с ней в первую очередь были друзьями. Мама давала мне максимальное количество свободы — и в детстве, и в юности... Я даже общеобразовательную школу не закончил. (Смеется.)

Как такое получилось?

Это был 1991 год. У нас в школе была фантастическая текучка кадров. Учителя менялись каждый месяц, и те дети, которые не имели возможности заниматься с репетиторами, скатывались на двойки. А мне, если честно, вообще не очень нравилось учиться в школе. С двух лет я мечтал заниматься музыкой, у меня это очень ярко проявлялось в декламировании стихов и исполнении песен Аллы Пугачёвой, стоя на табуретке. Когда я видел какую-то запыленную эстраду в парке, тут же бежал туда.

У вас в семье не было музыкантов?

Нет, хотя папа сам по себе достаточно музыкальный человек, он никогда не развивался в этом направлении. А с мамой мы в детстве часто пели на два голоса. Отсюда, наверное, и пошло мое увлечение музыкой. Я мечтал, чтобы у меня было пианино, но возможности его приобрести мы не имели. Это сейчас пианино многие бесплатно отдают — только сами заберите. А тогда был большой дефицит. Чтобы приобрести инструмент, записывались заранее или обращались к перекупщикам. А я буквально грезил музыкой... Представляете, рисовал себе клавиши на листочках и пытался что-то играть. (Улыбается.) В итоге бабушка кое-как собрала эти триста рублей и подарила мне на день рождения пианино. Помню, мне исполнилось девять лет, и я отправился поступать в музыкальную школу.

Успешно?

Естественно, никто меня брать не хотел. Я был переростком, туда принимали шестилетних детей, а мне уже девять было! За месяц до поступления я успел позаниматься, подобрал очень много мелодий и пришел поступать с «Турецким рондо» Моцарта. Все были в шоке от того, что мальчик сам услышал и сыграл такую мелодию. Правда, меня всё равно не хотели брать: система есть система, и никаких исключений быть не должно. Но нашлась преподавательница, Лариса Борисовна Гончаренко, она решила рискнуть и взяла меня. В музыкальной школе мне нравилось абсолютно всё. Учить там много мне не приходилось. Я слухач и все диктанты по сольфеджио всегда сдавал первым.

То есть родителям даже не приходилось заставлять вас заниматься музыкой?

Как же не приходилось? (Улыбается.) Ровно за полгода до выпуска они узнали, что я уже год не хожу в музыкальную школу. Всё свободное время я проводил в Доме детского творчества, занимался эстрадной музыкой, участвовал в ансамблях, переходил из одного коллектива в другой... В общем, делал всё что угодно, лишь бы не учиться. И к тринадцати годам я дослужился до того, что меня позвали на гастроли с группой «Ласковый май».

В каком вы тогда классе учились?

В седьмом или восьмом. Я взял на себя ответственность и от маминого лица написал заявление на имя директора: «Прошу вас отпустить моего сына на гастроли с группой «Ласковый май» на месяц». Расписался, отнес и уехал.

Я так понимаю, родители об этом не знали?

Я позвонил маме уже из Керчи.

И что она вам сказала?

Обрадовалась, что я нашелся, жив и здоров. Она знала, как я давно об этом мечтал, и сказала, что я молодец.

Ребенку тринадцать лет, он бросил школу, уехал в другой город...

Да. Сейчас это звучит странно, а в 90-е годы для многодетной семьи это было нормально. Разумеется, если сейчас моя дочь не позвонит мне через два часа после окончания уроков, я подниму всех знакомых, чтобы ее найти. А тогда было другое время. С пяти лет я сам ездил на метро и на автобусе. Я был очень самостоятельным и свои тринадцать лет отмечал в поезде, когда ехал на свои первые гастроли.

Фотография: Ирина Кайдалина

Что собой представляли эти гастроли?

Это был, наверное, 35-й состав «Ласкового мая». Если быть точным, группа называлась «Белые розы». Это одна из вариаций на тему всей этой огромной разинской сиротской компании. Естественно, все дети пели не своими голосами. Но я всегда пел живьем. Мне всё это очень нравилось. Это был такой первый и последний глобальный тур с этим коллективом. По-моему, его директора после тех гастролей посадили.

Вам хорошо платили за выступления?

Это были кассовые концерты. Если ты собрал денег, то поел, а не собрал — остался голодным. Я помню, однажды у меня совсем не было денег, и ко мне подошла одна из директоров филармонии в Феодосии, дала три рубля и сказала: «Иди поешь, сынок».

После месячных гастролей вы вернулись домой?

Да. И даже попытался пойти в школу, но как-то не сложилось. Родители переживали, мама ходила в школу, ругалась с директором. Но учиться я так и не смог. Работал в разных коллективах, записывал свои песни на студии, пытался каким-то образом сам выступать.

Жалеете сейчас, что тогда не смогли заставить себя доучиться?

Нет. Тогда не жалел и сейчас не жалею. Зато меня преподавать зовут.

Не хотите?

Нет. Всё, что со мной произошло, — это следствие моего личного опыта. Я могу им поделиться, но это мой опыт. У всех остальных будет другая судьба, другие ошибки и другие стечения обстоятельств, которые складываются в одну цепочку под названием жизненный путь. У меня есть ученики, но в Институт Гостелерадио, куда меня звали преподавать, я не захотел идти. Представляете, я начну свою лекцию: «Здравствуйте, друзья! Прежде всего вам должно повезти!» Ведь у меня всё было именно так. В 1993 году судьба столкнула меня с Сергеем Крыловым. Он заметил меня на одном из конкурсов, и понеслось... Мы несколько раз летали в Америку, записывали там песни. Вот сейчас я не хочу туда лететь. А тогда было самое то, я очень вовремя там оказался. Всё, что происходило вокруг Сергея Крылова и его друзей, я впитывал как губка. А в его окружении были весьма знаменитые музыканты. С его подачи в пятнадцать лет я подписал контракт с ZeKo Records. Правда, группа «Амега» образовалась лишь спустя четыре года. Вы представляете, что такое четыре года ожидания для человека в шестнадцать лет? Это колоссальный срок!

Чем вы занимались всё это время?

На четыре года я оказался фактически «закрыт». Как-то и что-то я делал. Но ни признания, ни песен не было. Это я сейчас понимаю, что некоторым проектам надо вылежаться или выждать, чтобы суметь вовремя выстрелить. А тогда мне было пятнадцать-шестнадцать лет, я бил копытом, рвался вперед, обвинял продюсеров в том, что они ничего не делают... Это мне сейчас приятно просто так записывать песни в студии. А тогда хотелось, чтобы всё было наоборот, хотелось выступать на сцене. Я еще не знал, что такое стадионы... Всё это пришло с группой «Амега».

Фотография: Ирина Кайдалина

Алексей, вы так ждали этого успеха, вскружил ли он вам голову?

Конечно! (Улыбается.) Те, кто говорит, что у них от успеха не сносит крышу, — врут. Это колоссальный труд, который связан с огромными энергетическими затратами. За концерт нам платили по сто долларов. Конечно, концертов было много и собиралась приличная сумма, но... Появились внутренние проблемы, и решались они с помощью алкоголя...

Как вы со всем этим справились?

Меня спасла жена. Мы с Катей познакомились как раз в тот момент, когда только закончилась история группы «Амега» и началось ничто. Я просто мыкался и не знал, куда себя деть. Пришел тогда к Юрию Айзеншпису, а он мне говорит: «Лёш, что же ты? Пришел бы ко мне неделю назад, я бы тебя взял. А так я только-только взял нового мальчика, Диму Билана». Конечно, он мне так вежливо отказал.

Это было время переосмысления?

Я как-то задумался, что перепады в моей жизни губительны. Только что выступал перед президентом какой-нибудь республики, летел на его личном самолете, а потом приземлился в Москве и с гонораром в пятьдесят долларов еду на маршрутке.

Алексей, а с Катей вы как познакомились?

На вечеринке после Нового года. Всё было банально — без встреч и взглядов на мосту. Мы просто всё чаще общались, а потом уже не смогли быть друг без друга. Да и моя мама тоже очень повлияла на наши отношения. Катя ей сразу понравилась. А я первый раз в жизни ощутил гармонию, очаг семьи в зародышевом состоянии. Мы с Катей просто почувствовали, что мы вместе, и всё. Наша свадьба стоила, по-моему, пятьсот долларов — по тем временам приличная для меня сумма. В нее входила оплата ресторана и лимузина. Хотя даже эти деньги мне тогда пришлось копить несколько месяцев.

Но ведь ваши песни исполняли известные артисты.

Я уже написал для «Непары» настоящий хит «Плачь и смотри», несколько песен для Юли Савичевой, Кати Лель и Алсу. Кстати, как-то раз за три песни со мной расплатились стареньким автомобилем. Я был на седьмом небе от счастья! Поверить не мог, что у меня теперь есть собственная машина. Ей было всего восемь или девять лет. Я был счастлив.

Это на ней вы попали в ДТП, в котором познакомились с Аней Плетнёвой?

Это случилось 8 марта 2006 года. Мы с женой приехали на концерт группы «Гости из будущего», я парковался, сдавал задом и въехал в чью-то машину. Аня в этот момент проезжала мимо и просто увидела, как я стою и переживаю. А я правда почти плакал над своим разбитым бампером, когда из проезжающей мимо машины выпрыгнула Аня, практически схватила меня за шкирку и сказала: «Слушай, я хочу с тобой работать». Это я уже позже узнал, что ее вот так осеняет. Интуиция у нее фантастическая. А я стою и думаю о своем. Какая работа? О чем вы вообще? У меня бампер, у меня первая в жизни авария. (Улыбается.) В итоге машину починили, а группа «Винтаж» существует до сих пор. Когда сейчас об этом рассказываешь, уже не верится, что прошло 9 лет. На полгода мы закрылись в студии, искали новое звучание, «новую» Анну Плетнёву, не такую, какой она была в группе «Лицей». И еще полгода потребовалось на то, чтобы наш первый сингл «Мама мия» появился в эфире на радио. Были моменты, когда я слышал за спиной слова «сбитые летчики» и у меня опускались руки. То же самое происходило и с Аней. Но вместе мы смогли пробить эту стену. Нам очень повезло на том этапе встретить друг друга. Аня — человек, которого сегодня могу назвать своим другом и настоящим партнером. И мы выжили, потому что были вдвоем.

Фотография: Ирина Кайдалина «Мы с Катей познакомились как раз в тот момент, когда только закончилась история группы «Амега» и началось ничто, — вспоминает Алексей Романоф. — Я просто мыкался и не знал, куда себя деть»

Алексей, а ваша супруга имеет какое-то отношение к музыке?

Нет, не дай бог!

В семье должен быть только один артист?

Мне смешно, когда муж и жена вдвоем сидят на гриме перед фотосессией или съемкой. «Ой, дорогая, посмотри, у меня тут тушь не потекла?» (Смеется.) Мне кажется, это ненормально. Я вам честно скажу: мне и самому не очень-то хочется сидеть на гриме, но я должен это делать, такая у меня работа. Но поющая жена — это же кошмар!

А чем занимается Катя?

Она банковский работник, у нее скромная должность. Я постоянно пытаюсь ее забрать с этой работы. Даже был готов открыть ей салон красоты или детский садик. Все-таки женщина должна ходить на работу. Ей нужно наряжаться, с кем-то общаться. Но Катя не хочет увольняться. Это очень сильно нам мешает, потому что у нас не совпадают отпуска, к тому же у детей каникулы в разное время.

Сколько лет вашим дочерям?

Мие одиннадцать, а Ариане — три с половиной.

Вы их, наверное, балуете?

Я включаю строгого папу в определенные моменты, когда уже сил больше нет терпеть.

Разве можно быть строгим с девочками?

Да, когда их поведение выходит за рамки. Единственный, кого Мия слушается, — это я. Она у нас очень своевольная, хотя отличница, слава богу. Но иногда я чувствую, что приближается тот самый сложный возраст, как это было когда-то у меня.

Алексей, а не боитесь, что дочь, как и вы в свое время, решит бросить школу?

У нее хорошая генетика — Мия в маму. У Кати с образованием всё замечательно. Так что я могу быть абсолютно спокоен.