Павел Табаков и Маруся Фомина. Двое из ларца

Однако к определению «модная пара» они относятся скептически, улыбаются: «Это не средство самовыражения и не самопиар. Мы просто красиво смотримся вместе!».

Ребята, наверняка ваши близкие или старшие коллеги советовали вам не рассказывать о своих отношениях журналистам...

Маруся: Кстати, нет. Даже удивительно, что никто не говорит: «Да вы что, сглазят!» Или еще что-нибудь из разряда суеверий. Тем лучше.

Павел: Каждый распоряжается своей жизнью как хочет. Мы же не говорим о каких-то глубоко личных вещах. И я вообще не любитель слушать или давать советы. Хотя многое зависит от того, кто именно советует и как ты относишься к этому человеку.

М.: Вот именно. В профессии, например, делать замечания может только режиссер. Партнер — ни в коем случае. И неважно, друг он тебе или просто знакомый. Мне даже родители никогда ничего не советовали. Иногда говорили только: «Было бы неплохо, если бы…»

П.: Мне тоже родители не указывали: это правильно, а это неправильно, дружи с этим и не дружи с тем… Меня растили в атмосфере любви. Конечно, какие-то вещи мне объясняли, но это был диалог, а не метод кнута и пряника. Так гораздо лучше, нежели диктовать что-то, даже из благих побуждений.

Расскажите, как вас судьба свела?

П.: Заочно мы были знакомы давно. Потом вместе репетировали у Кости Богомолова в спектакле, который в итоге не вышел.

М.: Но между нами не было какой-то вот вспышки. Или как там принято это называть?

П.: Конфетно-букетного периода тоже не было, просто всё как-то само сложилось.

Паша, в интервью Вадиму Вернику в ОК! полтора года назад ты сказал, что не очень за отношения с актрисой…

П.: Скорее всего, я говорил об отношениях с однокурсницами. Мне кажется, в целом, если у тебя когда-нибудь были отношения с актрисой, то всё остальное уже будет скучно. Но во время учебы я жил в общежитии и проводил с однокурсниками двадцать четыре часа в сутки шесть дней в неделю — и лишь на один день уезжал домой. Это было невыносимо. В том возрасте вообще сложно находиться с кем-то одним постоянно.

М.: У меня много знакомых, которые поженились в двадцать лет. И вот они сидят: дом, телевизор, гипермаркет, каток… Конечно, я никого не осуждаю, но для себя такого не хочу. Пока ты молод, у тебя может быть столько интересов, ты столько всего можешь в себе развивать!

П.: Слава богу, я ни с кем на курсе не встречался.

М.: Я тоже. Но однажды у меня была смешная история. Смотрю: у нас на курсе пять пар, и все друг другу носят в институт контейнеры с едой. И показалось мне тогда, что я жутко одинока. Сижу как-то перед репетицией, заходит преподаватель и спрашивает: «Ты чего такая грустная?» А я в отчаянии и говорю: «Светлана Васильна, я тоже хочу носить кому-нибудь контейнеры!» А она мне: «Фомина! Да зачем тебе это надо?» И уходит. Я подумала-подумала... И правда, зачем? (Смеется.)

Что именно вы подразумеваете, когда говорите о необходимости развиваться?

П.: Константин Богомолов как-то сказал мне: «Смотри и усваивай». И когда шли репетиции спектакля «Мушкетёры. Сага. Часть первая», я приходил, даже если меня не вызывали. Наблюдал, как репетируют Виктор Вержбицкий, Александр Семчев, Роза Хайруллина… В профессиональном плане это и есть развитие. Что касается личного, то я с тринадцати лет занимаюсь горными лыжами.

М.: А я каждую весну начинаю бегать. Не то чтобы я ярый пропагандист спорта и ЗОЖ, просто бег помогает мне собраться с мыслями. Потом, постоянно хожу на выставки. Мой папа занимается организацией выставок для русских художников и прививает мне любовь к искусству. Он всегда делал только то, что ему по-настоящему нравится, и я это унаследовала. Еще я люблю путешествовать, притом одна — можно полностью сосредоточиться на своих маршрутах и любимых местах.

Неужели тебе никогда не бывает скучно наедине с собой в чужой стране?

М.: Я легко могу провести неделю в одиночестве и совершенно этого не боюсь. Но тут многое зависит от моего настроения, от времени года. Зимой, например, у меня есть потребность окружать себя людьми — в такие периоды я очень люблю приглашать друзей на вино к себе домой.

П.: У меня то же самое. Люблю собирать чемоданы и летать в одиночку — можно планировать время только так, как надо тебе. Во время учебы, когда собирались куда-то с однокурсниками, я предпочитал пройтись к месту встречи один, а не ехать вместе со всеми. Мне так было комфортнее.

Однако недавно вы были в Сочи вместе.

(Смеются.)

П.: Я попытался поставить ее на лыжи, но…

М.: Я бегала. Правда, был дождичек.

П.: В общем, она занималась своими делами, я своими, но мы прекрасно отдохнули. Я дико люблю лыжи. Раньше выезжал с папиными друзьями по три раза за сезон. В восемь тридцать утра уже был на первом подъемнике, в час дня обедал, а потом катался вплоть до последнего подъема.

Черные трассы — твои?

П.: На разных курортах они разные. Где-то по черной могу прокатиться легко, а где-то нет. Я не боюсь, просто трезво оцениваю свои возможности. Но я вполне могу похвастаться, потому что катаюсь действительно очень хорошо.

О профессиональном спорте никогда не задумывался?

П.: Для этого надо было заниматься лет с шести. Я начал в тринадцать — тут уже понадобился бы огромный талант. К тому же в Москве заниматься негде. Я съездил как-то на один московский склон, где за каждый подъем брали сто рублей, — это отбило у меня всякое желание там кататься.

Продолжая тему разделения личного пространства… Вы хотя бы ходите друг к другу на постановки? Оцениваете вслух?

М.: Ходим. Я могу сказать только про спектакль в целом, но не про работу отдельного человека.

П.: Мне кажется, я еще слишком молод, чтобы давать какие-либо оценки. Есть только два варианта: понравилось или не понравилось. Вокруг достаточно уважаемых людей, которые могут высказаться. Им это дозволено по статусу. А я пока не настолько высоко летаю.

М.: Вообще у нас сейчас есть один проект, но я всем говорю, что он секретный.

П.: Почему же? Можно рассказать. Мы вместе снимаемся у Константина Богомолова в экранизации спектакля по пьесе Виктора Розова «Гнездо глухаря». Работа уже подходит к концу. Мы играем пару.

Ого! И как, удается ли отключить личные отношения на площадке?

П.: Благодаря моему отцу Олегу Павловичу Табакову я научился абстрагироваться на площадке от всяческих человеческих связей с партнером. По крайней мере, очень стараюсь. (Улыбается.)

М.: Я вообще в кадре соображаю по-другому. Так что мы не зацикливаемся на том, что наши жизненное и экранное амплуа совпадают.

Маруся, хотелось бы узнать о тебе побольше. В Сети пишут, что ты играешь в Театре Наций, это так?

М.: (Смеется.) Почему-то некоторые называют меня чуть ли не звездой Театра Наций. Мне, конечно, лестно, потому что это прекрасное место. Но у меня там один-единственный спектакль — «#сонетышекспира» в постановке Тимофея Кулябина. Он взял меня к себе после того, как я выпустилась из ГИТИСа. Одновременно меня позвал Марк Захаров в «Ленком», но я не пошла. Так что ни в каком театре не служу.

А вот фильмография у тебя большая. Я так понимаю, сниматься ты начала рано.

М.: Да, это случайно произошло. Когда мне было одиннадцать, мой папа дал свою машину режиссеру Никите Высоцкому для съемок. Мы отправились на киностудию имени Горького, и там для меня открылся совершенно новый мир. После этого я отправилась на кастинг к Владимиру Машкову — он запускал свой фильм «Папа». Но всем сразу стало ясно, что на роль еврейской девочки я совершенно не подхожу. (Смеется.) В конце концов Машков придумал для меня просто эпизод. Меня до сих пор спрашивают, не было ли мне тогда страшно.

И как — не было?

М.: Я даже не понимала, что мне может быть страшно. Просто всё шло своим чередом. И сейчас так идет. У меня и мысли нет о том, что зав-тра, может быть, мне будет нечего есть. Или что я не смогу к пятидесяти годам купить себе квартиру. Но роли у меня, конечно, были такие… Не могу назвать это дном, однако теперь я все-таки начала фильтровать предложения. Нормальные сценарии с человеческими диалогами у нас большая редкость. Мне бы не хотелось участвовать в долгоиграющих сериалах, несмотря на то, что существуют очень качественные продукты. И мне не нужны миллионы денег и миллиарды подписчиков в Instagram. Я хочу играть в хороших проектах, где на уровне было бы всё — и сценарий, и режиссер, и картинка. Наверное, это больше артхаусное кино.

Паша, ты так же разборчив в ролях?

П.: Мне повезло дебютировать у Ани Меликян в «Звезде», потом у меня был «Орлеан» Андрея Прошкина, а теперь готовится «Дуэлянт» Алексея Мизгирёва, где я играю одну из ролей. Это режиссеры, к которым все рвутся. Я родился в театральной семье, с детства ни в чем не нуждался, и поэтому, грубо говоря, у меня есть возможность отсекать проекты, которые мне не нравятся и в которые я не пойду ни за какие деньги. «Звезда», например, — это не то, что будет смотреть широкая публика, это фестивальная история. Но когда однажды в баре, где я всегда отдыхаю, ко мне подошел парень, который сказал: «Это ты играл в «Звезде»? Спасибо тебе!», я понял, что готов сниматься просто ради одного такого человека. Это мне приятнее и интереснее, нежели какие-то популярные проекты.

М.: Я вообще не понимаю, почему у нас берут изначально плохой сценарий и потом два года пытаются его вытянуть. Рыба гниет с головы. Мне кажется, если уж начал что-то делать, то стремись сделать это лучше всех. Два года назад я снималась в международном проекте в Англии и увидела, как это происходит у них. Конечно, не всё идеально, и задержки тоже бывают, но там нет нашего «и так сойдет». Я люблю людей, которые любят свою профессию и работают на пять с плюсом.

Порой мне кажется, что деятели театра и кино живут в каком-то собственном замкнутом мире и общаются только со «своими». Вы держите связь с реальностью?

М.: Поскольку я рано начала сниматься, все друзья у меня связаны с кино — это актеры, режиссеры, администраторы… Остались только две подруги со школьных времен.

П.: А у меня много школьных друзей. Один политолог, другой директор мясокомбината, третий учится в ВШЭ. Подруга собирается стать дизайнером, еще одна — фотографом или режиссером, толком не понял, она живет не в России. Вот с ними максимально поддерживаю отношения, хотя видимся мы редко. С этими людьми мне очень интересно. Но что касается остальных… Дело в том, что я учился в обычных школах, и многие мои одноклассники пошли не по тому пути — они стали либо совсем неправильными, либо слишком правильными.

Поясни, пожалуйста.

П.: Они еще в школе знали, что будет с ними дальше. Например, человек решил пойти на юридический. Он собрался выучиться в таком-то институте и пойти работать туда-то. Он наперед знает, что ждет его в будущем. А я думаю: ну как можно про себя всё знать? Должен быть момент, когда ты думаешь, выбираешь, куда и зачем ты идешь. Когда ты не уверен. Если же у тебя всё слишком правильно — это неправильно.

У вас устоявшийся круг общения? Насколько легко вам заводить новых друзей и нужно ли это вообще?

П.: Я немножко социофоб. В моем кругу общения достаточно людей, и новых я впускаю с неохотой. У меня даже есть пунктик: я не беру трубку, когда звонят с незнакомого номера. Может, это кто-то из знакомых, но я всё равно не возьму. Просто не знаю, зачем сближаться с человеком, если ты не уверен в том, что тебе с ним будет интересно. В общем, мне и так комфортно, никого больше не хочу.

М.: А я люблю людей и люблю дружить. Привыкла, что у меня всегда много друзей. Хотя, как ни банально это звучит, некоторые этим пользуются, предают и так далее. За последние пару лет я стала осторожнее, подолгу теперь присматриваюсь. От новых знакомых постоянно слышу, что при первой встрече они думали, будто я закрытая, холодная и высокомерная, а на второй встрече они удивлялись: «Ой, да ты нормальная!» (Смеется.) Как бы то ни было, я обещала себе, что не буду закрываться. И, несмотря ни на что, буду продолжать верить в дружбу, искренность и чувства.

Стиль: Кирилл Вычкин

Макияж: Мария Винницкая.

Прически: Мария Зеликина