Алла Вербер: «Я мечтала построить то, что в результате построилось»
В память о легендарном фэшн-директоре ЦУМа.
Это интервью с Аллой Вербер было сделано главным редактором ОК! Вадимом Верником незадолго до ее юбилея в 2018 году. 6 августа 2019-го ее не стало. В память о легендарном фэшн-директоре ЦУМа мы вновь публикуем это интервью, такое живое и солнечное — такое, какой была Алла.
Алла, ты птица ранняя?
Нет, я птица страшно поздняя. Спать я не могу до пяти утра, и в этом огромная моя проблема, потому что я сова. Все статьи, книжки я могу писать только вечером или ночью. Так что утром мне очень тяжело просыпаться. Но встаю я очень рано.
Почему?
Ну вот смотри. Семь месяцев в году я нахожусь за границей. В Америке очень распространены ранние бизнес-завтраки. Они называются power breakfast и начинаются в восемь утра, что для меня вообще ужас! И так на протяжении пятнадцати-двадцати лет. Бесконечный американский завтрак. (Улыбается.) С одной стороны, мне это очень нравится: это некий такой образ жизни — ты принадлежишь к определенному кругу. С другой стороны, ты должна встать в шесть утра и к восьми часам быть в идеальной форме — волосы, руки. В Америке на всё это особенно обращают внимание, в Европе не так. И не дай бог опоздать на встречу хоть на одну минуту! Когда я пришла работать в ЦУМ, то ринулась именно в Америку, потому что наш department store имеет огромное количество американских брендов: все джинсовые марки, весь четвертый этаж, вся молодежка. А фэшн-директором ЦУМа я работаю уже шестнадцатый год.
Мне кажется, твоя жизнь — это абсолютная авантюра, а каждый поворот судьбы — как езда в незнакомое.
Я Остап Бендер в женском обличье.
Вот-вот!
И так было всегда.
В детстве ты занималась музыкой, потом было медицинское училище. Куда всё исчезло?
Знаешь, у меня было потрясающее детство. Папа считал, что женщина — это цветок: в одних руках она может завять, а в других —распуститься... Вот у папы было очень непростое детство. Его отца забрали как изменника родины, и мама по каким-то причинам отдала своего сына в 14-летнем возрасте в детский дом. Это очень болезненная история, но она во многом объясняет, почему папа так трепетно относился к своим детям. Он нас с сестрой невероятно баловал, а его слово всегда было для меня законом — правда, до определенного возраста. В двенадцать лет я полностью вышла из-под контроля — не соглашалась с родителями ни в чем. А до этого... Если папа сказал, что мне надо заниматься музыкой, значит, никаких сомнений. Я занималась на скрипке (у меня был абсолютный слух), окончила музыкальную школу, но продолжать в этом направлении мне не хотелось.
А медицинское училище — это был твой выбор?
Точно так же папа сказал, что я должна идти в медицину. Он был врачом и считал, что это лучшая профессия. А я не понимала, зачем я должна нюхать запах эфира, слушать звуки бормашины или работать в госпитале. Сама-то я хотела быть журналистом или актрисой. Но это был Ленинград, 1974 год — какая актриса?! Папа считал, что я должна получить серьезное высшее образование, а дальше «можешь заниматься чем хочешь». Правда, в медицинском я отучилась всего два года.
В 1975 году наша семья подала документы на выезд, и вскоре по израильской визе я уехала из Ленинграда, и мое медицинское обучение прервалось.
Интересно, как началась твоя «модная» история?
Это было с самого детства. Кто бы ни приходил к нам домой, я всем делала прически и подходила к этому очень творчески. Вот у тебя, Вадик, нет волос, ты не поймешь. (Улыбается.) Я не хотела одеваться как все — в кримпленовые костюмы и лакированные туфельки. Только джинсы, водолазки, дубленка... Мой папа, Костя Вербер, был главврачом зубопротезного отделения больницы ЛОМО, и фарцовщики Ленинграда сначала всё несли ему. Папа носил бархатные пиджаки, роскошные костюмы. Так что мода была в моей душе с самого рождения. Но какой модный бизнес был в то время в Советском Союзе? О том, чтобы пойти в торговый институт, не могло быть и речи: ты сядешь, даже не окончив его. Такая была психология. Смотри, я приехала на Запад в 1976 году...
...И сразу началась другая жизнь?
Сразу. Когда-то папа сказал такую фразу: «Мою младшую дочь выбрось из самолета, она приземлится на парашюте в какой-нибудь стране. Но если ей сказать, что она, к примеру, в девять часов вечера на следующий день должна быть в Риме, то она там обязательно будет и уже неважно, как туда добраться». И папа был прав. У моей семьи так и осталось ощущение, что мне всё в жизни дается легко и я настолько сильная, что всё сделаю сама. Просто я никому не рассказываю о самих трудностях. Зачем? Всё равно не поверят.
Ты действительно производишь впечатление стопроцентной победительницы.
Наверное. Как только я оказалась в Риме, где началась моя эмиграция, я сразу же устроилась работать продавцом в один из лучших магазинов, расположенных в самом центре, на улице Венето. Потом наша семья оказалась в Монреале. Вскоре умер папа, ему было всего пятьдесят семь лет. Я осталась с мамой и бабушкой. Сестра уехала в Торонто, семья на мне, денег нет, ничего нет. Я училась французскому языку и одновременно пошла работать в шопинг-молл в дорогом районе Монреаля. Я проработала там год — стилизовала одежду для витринных манекенов. На меня обратили внимание и начали брать на закупки. Милан, Берлин, Дюссельдорф... Все выставки моды тоже были мои. Но я стремилась уехать в Нью-Йорк. Я начала туда летать по работе практически каждый месяц и вскоре вышла замуж.
Муж, рижанин, жил в Нью-Йорке с 1971 года. У нас родилась дочка Катя. Правда, после пяти лет брака мы с мужем расстались и я вернулась в Канаду, только теперь уже в Торонто. Я тогда решила, что открою свой бутик.
Ты была уверена, что у тебя всё получится?
У меня не было никаких сомнений. Просто нужен был опыт, а соответственно, должно было пройти время. Магазин я открыла на центральной улице Торонто, рядом с отелем Four Seasons, рядом с Cartier и со всеми главными магазинами. Мне захотелось получить эксклюзив на бренд Gianfranco Ferre, и я его получила. Открытие моего бутика всполошило рынок. Например, главный дистрибьютер сети Armani проходил по улице и увидел очень красивую витрину нашего магазина, хотя магазин еще не был открыт. Он зашел ко мне познакомиться. А к тому моменту я уже знала всю команду Versace, поскольку успела поработать в бутике Versace, познакомилась с самим Джанни Версаче. Кроме того, я сама довольно необычно выглядела для Торонто того времени. 1984–1985 годы. Поверь, я была шикарной. (Улыбается.)
Верю.
Я очень модно одевалась, у меня были длинные волосы, ниже попы. А все ходили в черных рейтузах и тапочках. Так что, когда я выходила утром при полном параде, у людей был столбняк. Такой я была в Питере, такой я приехала в Рим и такой осталась в Торонто.
А как ты оказалась в Москве? Карьера на Западе, судя по твоим рассказам, складывалась блестяще. Чего не хватало?
Так сложились обстоятельства. Вскоре я открыла еще два магазина. Ты даже не понимаешь, что значит иметь три магазина в Торонто! Магазины стали популярными, я хорошо зарабатывала. У меня был великолепный дом, постоянно собирались богемные друзья, на моей кухне всегда был праздник. Я коллекционировала искусство и продавала картины прямо со стен своей квартиры. Словом, всё было замечательно. Плюс бесконечные поездки на производство в Милан, Гонконг... В какой-то момент я познакомилась с президентом K'mart, а это крупнейшая сеть из ста двадцати четырех магазинов по всей Канаде. Владелец этой сети заинтересовался тем, как у меня идет бизнес, и предложил пойти к нему работать. Для меня это была чистая авантюра, но я согласилась. Продала два своих магазина, один оставила. Я много работала с поставщиками, а товар для империи K'mart производился по всему миру: в Индии, Китае, России. Так, неожиданно для самой себя, я вновь оказалась на родине. Это был 1989 год. В течение двух лет я постоянно летала туда-обратно. В результате мне поступило предложение от хозяев Mercury начать работать в торговом доме «Москва», который они тогда купили. И опять страшная авантюра — в 90-е годы уехать из благополучной Канады в Россию, когда здесь было самое смутное время. Я сняла квартиру у Лены Коневой, внучки маршала Конева, на Тверском бульваре — это угловой дом, где находится магазин «Армения».
Я помню, как однажды ночью в нашу квартиру кто-то зашел (а мы жили на четвертом этаже, там все балконы соединены между собой). Я только успела сказать дочери шепотом: «Катя, что бы ни случилось сейчас, кто бы что ни делал, залезай под кровать и не дыши». Она так и сделала и лежала там, пока не приехала милиция.
А что все-таки мотивировало тебя жить в таком экстриме?
Что мотивировало? Новая страна, новые возможности. Я мечтала построить то, что в результате построилось. Mercury сегодня самая большая luxury-компания в России. Я начала с закупок Chanel, Gucci, Dior, Brioni. Поверь мне, это непросто. Ведь поначалу никто не хватал эти бренды, нужно было много работать, чтобы развить определенную психологию и чтобы у нас появился свой покупательский круг. У меня, кстати, ужасно развита интуиция, и так было всегда... Я благодарна судьбе за то, что уже двадцать пять лет тесно работаю с теми, кто меня понимает и кто мне доверяет. Я имею в виду владельцев Mercury— Леонида Фридлянда и Леонида Струнина... А еще на днях я стала бабушкой, уже в третий раз. (Улыбается.)
Поздравляю, Аллочка!
Я по характеру оптимистка. Открываю утром глаза — светит солнце, и я понимаю, что жизнь прекрасна.
Что ж, пусть это солнце в твоей душе будет всегда!
Спасибо, Вадик.