«Братья Грим»

Если вы не с нашей планеты, значит, должны дружить с Агузаровой…

Костя: Нет, Агузарова с другого корабля. Она давно уже с Марса прилетела, задолго до нас. Она такая первая ласточка, разведчик, а мы основной десант. 

«Марсиане» — ваш третий альбом. Чем он отличается от двух предыдущих?

Под него будет очень удобно мечтать. Он, кстати, немного похож на нашу первую пластинку, которую мы сочинили, когда были еще никому не известной группой. На второй альбом уже повлияли многие факторы, где-то даже разрушающие. А третий альбом похож на первый свободой самовыражения.

Неужели в нем будут такие убойные хиты, как «Ресницы»?

Боря: Бог с ними, с «Ресницами», уже пора с ними распрощаться! Для меня наша третья пластинка — самая лучшая. Все, что наболело за предыдущие два года, вылилось в нее. Если глобально мыслить, то марсиане — это особый вид людей. В чем сейчас главная проблема? В потере индивидуальности! В век глобализма и Интернета мы, население Земли, становимся какими-то одинаковыми. Носим одинаковую одежду, покупаем ее в одних и тех же магазинах, смотрим одинаковые телепередачи и т. д. Из-за этого у нас начинают одинаково работать мозги. Это ужасно! А люди-марсиане — это те редкие экземпляры, которые до сих пор имеют собственное мнение. В идеале каждый должен иметь свой взгляд на мир, а не навязанный кем-то.

А как вы пишете свои песни? Вот Саша Васильев, например, каждое утро запирается на кухне и сидит с гитарой по четыре часа…

Б.: Я пишу только тогда, когда хочется. Если начинаю что-то из себя вымучивать, получается сплошной ужас. Уничтожаю сразу.

А можешь написать хит, вытирая, к примеру, пыль или стоя у плиты?

Вряд ли. Для того чтобы заняться придумыванием песен, необходимо абсолютное безделье. На самом деле творческие люди — страшные тунеядцы, любители развлечений, ведущие очень иллюзорный образ жизни.
К.: Лучший способ написать песню — это освободить себе неделю и тупо ходить по квартире, шаркая тапочками.
Б.: Да, и чтобы никакие люди не отвлекали! Когда я записываю вокал в студии, я выключаю свет и стараюсь выгнать всех из аппаратной. Я должен быть один на один с песней.

А вы могли бы на заказ сочинить что-нибудь в стиле хип-хоп или R’n’B?

К. и Б. (хором): Мы воспитаны на другой музыке!

Б.: В детстве переслушали весь Led Zeppelin и Pink Floyd, так что R’n’B для нас — низкий жанр, как и шансон. Он появился потому, что очень много мигрантов во всех странах. Они заражают этой чушью коренное население. Но я уверен, что это временное явление. Другое дело — рок-н-ролл,  который живет уже более полувека. Сейчас он просто притаился, но потом расцветет с новой силой. Такая же ситуация была в начале 90-х, когда стал популярен техно-поп. Все думали, что рок умер. Но потом возникли такие зубры, как Nirvana и Radiohead. 

С виду и не скажешь, что ты такой поклонник рока. 

Я двумя руками за рок-н-ролл! Вот Костя, мне кажется, в творчестве более мягок. В текстах у него меньше жести. Это, наверное, зависит от образа жизни. У него такая спокойная семейная жизнь — он садится писать песню…

…а жена подходит, кладет ему руку на плечо и гладит?

Ага, как Йоко Оно — Джона Леннона! Я вообще больше разрушитель, а Костя — созидатель. Это потому, что я первый пришел на этот свет — Костя на 15 минут позже. Это бывает поводом для скандала.

Кость, а когда Боря много говорит и не дает тебе вставить ни слова, тебя это раздражает?

К.: А он вообще болтун! (Смеется.)
Б.: На самом деле Костя думает, а я открываю за него рот. У нас особого рода телепатия. Как у настоящих марсиан.
К.: Я считаю, что надо говорить немного, но ярко. Поэтому пускай сейчас Боря говорит, а я в конце скажу два своих веских слова…
Если мы сейчас рому напьемся, можно и двух не связать. Талантливые музыканты всегда очень много пьют.

И ты?

Литров пять пива осилю запросто.

А наркотики пробовали?

Б.: Пробовали, конечно. Но я не скажу, что это очень хорошо.
К.: Мы их пробовали еще в родной Самаре. Там наркотиков даже больше, чем в Москве, поскольку там такой перевалочный пункт. Весь драгс везут через Самару.

Что-нибудь стоящее написали в состоянии наркотического опьянения?

Разве что под травой. На новой пластинке есть песня «Сгорай», так вот музыка к ней была сочинена в ужаснейшем состоянии…
К. и Б. (хором): Музыка, но не слова!
Б.: В стихах больше логики, поэтому, если писать их под травой, получается бред.
К.: А еще мы в Голландии пробовали грибы. Съели всей группой и стали ждать «прихода». Часа два ничего не происходило, а потом такое началось! Сначала я увидел, как у всех раздвоились языки. А когда пришел в номер и лег на кровать, на потолке были индийские узоры. Но сочинить ничего не получилось.

Вы вообще сильно изменились за те три года, что живете в Москве?

Б.: Не зачерствели — это точно. Но как ни странно, стало меньше времени для творчества. В Самаре мы занимались всякой ерундой: Костя работал на радио, я по кабакам пел эстрадные песни, и свободного времени оставалось достаточно. А сейчас столько концертов, интервью… Иногда еле доползаешь до кровати. Со всеми российскими артистами такое происходит. Почему никто не развивается творчески? Времени нет! На Западе люди запишут один альбом, получат за него несколько миллионов долларов, а потом сидят в студии по полгода. Они не ездят с концертами по «пырловкам», чтобы окупить вложения. А мы, высунув язык, ездим от Магадана до Калининграда, плохо спим.

Какое тут может быть творчество?

К.: К тому же на Западе не обманывают так, как в России.

Вас обманывают?

К. и Б. (хором): Ой, постоянно!
К.: В любой рекорд-компании работают люди, которые не только любят музыку, но и хотят заработать на ней бабло. И они там все время что-то такое выдумывают… Артист, в общем-то, беззащитен, если у него нет связей в правительстве или он не дружит с каким-нибудь олигархом.

Сколько у вас сейчас денег?

К.: Сложно посчитать. Но я точно могу сказать, что те деньги, которые я мог бы потратить на покупку машины и квартиры (у меня их до сих пор нет), я трачу на записи песен. В поп-музыке как делают запись? На одном компьютере! А мы, например, недавно специально ездили в Киев, чтобы записать орган 60-х годов. Только один орган! Конечно, это все дорого.

А вы своей маме давали слушать новый альбом? И что она сказала?

Б.: Мама — это такой слушатель, к которому обращаться за советом надо в последнюю очередь. Даже если песня ужасней не бывает, ей понравится.

К.: Можно просто пропукать в микрофон, и она похвалит. Потому что мама.

Б.: Вообще почему нас все время спрашивают про маму? Мы что, дети какие-то? Нам уже по 26 лет! У Бориса Гребенщикова ведь не спрашивают про маму!

К.: Знаешь, есть такие публичные дома, куда приходят люди, которые хотят погрузиться в детство. Их кутают в пеленки, они какают, писают и получают от этого большое удовольствие…

Вы были в этих домах?

К.: Нет, нам рассказывали. (Смеется.) Я был на «улице красных фонарей» в Амстердаме, видел девушек, пляшущих в окнах, но не пробовал туда зайти...

Б.: Я в Самаре одно время жил напротив публичного дома. Там всегда были крики, оры, и, когда я мимо проходил, ко мне постоянно подбегали какие-то ребята и спрашивали: «Девки есть?» Почему-то в их понимании я был сутенером.

У вас когда-нибудь были сомнения по поводу вашей внешности?

Б.: Конечно, комплекс по поводу внешности есть у любого творческого человека. Но в то же время к нам часто приходит осознание того, что мы охренительные. (Смеется.) Женщины без ума от нас, потому что они любят ушами. Они любят не за белое лицо, а за харизму, образ и песни. Конечно, помимо этого нам приходится за собой следить, иначе мы превратимся неизвестно во что.

К.: Но когда мужчина делает маникюр, это уже не очень хорошо. 

Живя в Москве, вы стали мыть голову чаще?

К.: Я мою голову каждый день уже в течение 10 лет! Иначе с моими рыжими тонкими волосами я буду выглядеть как бомж. Вообще мы с Борей необычные существа. У нас, например, очень белая, нежная кожа. Мы не можем загорать, поэтому не любим ездить на всякие курорты. Один раз были в Испании и специально запаслись кремом для загара. Начали мазаться, но к концу отдыха только покраснели как раки! Одним словом, у нас марсианская оболочка.

Многие отмечают ваш необычный имидж. Вы сами его придумали?

Б.: Вещи покупаем сами, но не игнорируем советы стилистов. Последний раз одна знакомая привезла нам красивые кожаные пиджаки от Жана-Пьера Броганза. Отдали 1 000 фунтов — не могли отказаться от такой красоты. Хотя, вообще-то, стараемся не покупать дорогую одежду.

К. (Боре): Да, кстати, твои кожаные штаны у меня дома лежат. (Мне.) Нам удобно — у нас один размер. Хотя Боря недавно похудел, и у нас теперь разница в 10 килограммов. Я вешу 71, а он — 61.

Кажется, для рокеров вы слишком чистоплотны.

Б.: Почему же? Я видел таких панков, которые делают укладку ежедневно, заботятся о состоянии своих ногтей.

К.: А я вообще мечтал, что, когда окончу школу, покрашу волосы и брови в черный цвет. Но не покрасил.

А у вас сейчас крашеные волосы? Вы ведь были рыжими, а теперь почти блондины.

Б.: Мы никогда не были совсем рыжими. Совсем рыжие мы в другом месте…

Правда?! Ну, вы сами начали! Знаю, что у Бори был случай группового…

Б. (перебивает): Если говорить о групповом сексе, то с участием брата у меня его не было ни разу.

К.: Может, попробуем? Давай пригласим журналистов и осуществим этот акт!

Б.: Ну, не знаю… Я все-таки к сексу по-другому отношусь. Просто так трахаться мне неинтересно. Можно ведь даже не притрагиваться друг к другу и при этом заниматься сексом.

К.: Я, было дело, с тремя девушками одновременно встречался. Но это накладно: рано или поздно они об этом узнают, начинают устраивать истерики… Самое интересное, что у этих девушек месячные начинались в один и тот же день.

А я слышала, что певцы очень одинокие люди, им даже сексом не с кем заняться.

Б.: Есть с кем. Бывает даже, что те люди, с которыми они занимаются сексом, становятся причиной их популярности. (Смеется.)

А вы вместе снимаете квартиру?

Б.: Нет, конечно! Мы же не муж и жена, мы два брата! Давно уже вышли из того возраста, когда спали в одной кровати.

К.: Почему-то все думают, что, когда один брат трахается, второй стоит рядом и дер-жит свечку. Это не так.

Чем отличаются ваши квартиры?

Б.: Ой, они совсем разные. У меня такая хипповская хата. Там совершенно неожиданные вещи можно иногда найти…

К.: Фаллоимитаторы, хлысты…

Б.: Часто бывает так, что в моей квартире находятся люди, которых я вообще не знаю! Они могут что-то праздновать или просто общаться. Я уже начинаю думать, что нужно менять квартиру на большую. Поскольку моя нынешняя всех уже не вмещает…

А женщины вам разные нравятся?

К.: О да! Я — укротитель стерв. Последняя, которую я укротил, стала моей супругой.  Самая стервозная женщина на земле! Она была лучшим диджеем Самары. Леся Крик. Я слушал ее по радио, а потом, когда увидел, сразу понял: «Мое!» Жесткий нрав при веселых кудряшках. Я купился на это. Было в этом нечто подлинное...

А попа, грудь?

За это можно хотеть, а любить можно просто так. И потом, как правило, узкая талия — это маскировка глупости.

Б.: Я с ними очень люблю куда-нибудь ездить. Потому что они постоянно ругаются-мирятся — настоящий театр! Это у них игра, предваряющая сексуальные ласки. Но перья и пух при этом летят в разные стороны.

А у тебя, Боря, как с женой?

Я не женат. Моя личная жизнь скрыта за семью печатями. Я ее так берегу, что о ней никто никогда не узнает. А кто узнает, тому я сломаю ноги!

Ирина Виноградова