Сабина Ахмедова: «Для меня важно собственное развитие, а не внешние обстоятельства»

У Сабины много интересных знаковых проектов, в которых ей удается быть разной и непредсказуемой. Сейчас, бесспорно, ее время.

Сабина, осенью и ты, и я были в Лондоне. Ты участвовала в прекрасном музыкально-поэтическом проекте Феликса Михайлова «Уроки литературы». Я в очередной раз восхищался твоим вокалом — он абсолютно профессиональный, притом что у тебя драматическое образование, насколько я понимаю.
Да, драматическое. Я самоучка в музыке. У меня была педагог, где-то полтора года я ходила к ней, но всё же я самоучка. 
В это трудно поверить.
(Улыбается.) Ну, мой вокал далеко не совершенный, ты просто «снимаешь» (у вокалистов это так называется) партии. Есть такое качество копирования, оно и в актерской профессии тоже присутствует — некая мимикрия. Ты знаешь, что в тебе есть этот ресурс, что способен на это, и просто начинаешь пробовать. Конечно, вначале очень многое не удается, но если чего-то хочешь достичь и тебе это в удовольствие, то со временем у тебя начинает получаться. Я верю в труд.
Но это еще и природа.
Ну конечно, что-то еще дано от природы, безусловно, без этого очень сложно.
Ты же еще работала в Театре Стаса Намина. Он большой музыкант, у него своя труппа, свой коллектив. Ты играла главные роли в мюзиклах?
Да. В мюзиклах «Волосы» и «Иисус Христос — суперзвезда».

Это вообще классика.
Мы и драматические спектакли играли, но театр больше заточен на музыку.
Музыка — твоя стихия, а почему ты покинула театр? Вроде бы шла к этой музыкальной истории...
Нет, я не шла к ней вообще, она сама по себе со мной происходила. Я уехала учиться в Америку в Институт театра и кино Ли Страсберга при первой возможности. Мне всегда этого хотелось. Периодически я летала на съемки в Россию, но большую часть времени проводила в Лос-Анджелесе.
Скажи, а зачем? У тебя только начинала складываться тут карьера: я помню сериал «Жизнь и приключения Мишки Япончика», где ты играла одну из главных ролей, и играла великолепно.
Да, и «Диверсант», один из любимых моих проектов.
«Диверсант», да. Лучше, как мне кажется, копать ту грядку, которая может дать плоды. Ведь ты это наверняка прекрасно понимала, ты же девушка умная.
Это зависит в первую очередь от поставленной задачи. У меня не было цели покорить Голливуд, это точно. Я очень мало про себя понимала после выпуска из института, как, наверное, и большинство студентов. Мне очень хотелось понять, на что я способна в профессии, и хотелось делать это честно. Вообще понять, где я нахожусь относительно своей правды. Мне казалось (и как выяснилось, совершенно справедливо), что творческое образование в Америке как раз заточено на индивидуальность и там очень обстоятельный подход к человеку. У нас прекрасное образование, но, к сожалению, мы упускаем суть человека в момент обучения — просто нет времени на это. Я получила в Америке то, за чем поехала, даже больше, чем ожидала. При этом я начала там работать.
Ты классику там играла на сцене, насколько я знаю.
Да.
«Три сестры», «Чайка»...
Да, театральные работы. «Три сестры» мы делали в актерской студии, к нам приходил Аль Пачино, смотрел. Мы знали, что ставим этот проект для него.
В смысле, для «него»?
Он является креативным директором актерской студии, а многие педагоги из Института Ли Страсберга — члены этой студии. Эта схема существует со времен Ли, потому что актерская студия была создана как некая лаборатория, куда уже профессиональные артисты могли приходить и просто ставить, показывать отрывки.

Так, а ты пересекалась с Аль Пачино?
Да. Мой педагог пригласила меня участвовать в читке чеховских «Трёх сестер» и предложила мне роль Ольги. Она сказала, что Аль Пачино заинтересован, очень любит Чехова и придет оценить процесс. Я, конечно, согласилась. От таких предложений не отказываются. Как сказала одна из актрис, участвовавших в спектакле, «играть перед Аль Пачино — это всё равно как рисовать перед да Винчи».
Сильно сказано. Он пришел, оценил. А дальше-то что?
Аль Пачино должен был решить судьбу будущего спектакля. Он нам дал отмашку делать дальше, поскольку начальный этап ему понравился. Пачино, конечно, невероятный человек. Это глыба, и его масштаб измеряется прежде всего вниманием и отношением к молодым артистам, студентам.
Он давал тебе какие-то советы?
Мы говорили часа два. Скорее я просто наблюдала за тем, как он подает историю, мысль и то, что важно для него в этом процессе. Аль Пачино — невероятный рассказчик и очень здорово передает свое чувство профессии. Он фанат театра, к кино относится сдержанней.
Это любопытный штрих.
Да, он считает, что артист может серьезно реализоваться именно в театре. Потрясающую историю Аль Пачино рассказал про актера Джона Казале, который играл Фредо в «Крёстном отце», он снимался и в «Охотнике на оленей», и в одном из моих любимых фильмов — «Собачьем полдне» Сидни Люмета. Тоже большой артист, в актерской студии был звездой, но из-за своего типажа не играл героев, а только роли второго плана. Пачино говорил, что Джон был просто лучшим из них, особенно в подходе к творческому процессу. «Собираемся репетировать, — вспоминал он. — Я прихожу, внутренне собранный, входит Джон, я спрашиваю, готов ли он репетировать. «Что?» — «Сцену». — «Какую сцену?» — «Ну как какую?! Слушай, я тут думал о взаимоотношении персонажей...» — «Каких персонажей?» В общем, он меня доводил до исступления совершенного, я уже ничего не понимал и не замечал, как мы начинали играть сцену. Это было поразительно, как он выводил тебя как человека, а не как артиста на эту территорию. Он избегал понятия сцены и персонажа, для него это был просто кусок жизни». Пачино рассказывал много подобных историй, и в общении с ним время просто останавливалось. Говорил, что очень хочет сыграть в «Дяде Ване», он любит драматургию Чехова, но никогда не играл ее в театре.
Прекрасные воспоминания, Сабина. В какой-то момент ты вернулась в Россию, и на сегодняшний день театра в твоей жизни нет.
Я очень хочу играть в театре — скорее на разовой основе. Общаюсь периодически на эту тему, приглядываюсь, иногда что-то пробую. Я с удовольствием вернусь в театр, но вопрос, к кому и с кем, — очень важный для меня, потому что хочется, чтобы это было прежде всего качественно.

Ты вернулась в Россию другим человеком? В профессиональном плане.
Конечно.
Сколько тебе было, когда ты уехала в Америку?
25.
Взрослая, но еще достаточно молодая женщина. Насколько ты была готова — с точки зрения воспитания, формирования себя как личности — к этому абсолютно свободному, во многом авантюрному путешествию?
Наверное, была готова. Но у меня была поддержка в виде нашей родственницы, которая мне помогала в тот момент.
Она в Америке жила?
Да. Я два месяца была у нее, пока привыкала к новой жизни. Я не водила автомобиль, мне нужно было сдавать на права, так как в Лос-Анджелесе невозможно без машины. Возвращаясь к изначальному вопросу: я точно не боялась передвижений, я очень быстро ассимилируюсь и включаюсь в процесс. Я достаточно рано начала путешествовать и быстро нахожу общий язык с людьми. И я говорила на английском. Был, конечно, на уровне подсознания страх — все-таки это чужая страна, но очень быстро всё встало на круги своя. Я просто горела тем, чтобы быстрее в это всё погрузиться, было некое чутье и ощущение внутри, что потенциал намного больше, чем пока ты способна выразить и проявить. Мне очень хотелось найти к этому путь. Моя интуиция, наверное, была самым сильным двигателем всего, что происходило. Ведь у меня не было никаких предпосылок стать актрисой, никто в роду не имел отношения к искусству. Конечно, я вернулась другим человеком совершенно. Это самое лучшее, что я сделала в своей жизни: и поехала, и вернулась. Всему свое время. Я всё равно езжу туда и пробуюсь на проекты, а также дистанцированно записываю пробы.
Сколько ты пробыла в Америке?
Семь лет.
Это очень много.
Да.
За это время можно выйти замуж, обзавестись семьей.
Можно. А можно и не выйти. (Улыбается.)
Но ты себе ставила вообще такую задачу — ассимилироваться в Америке, корнями прорасти?
Нет. Я просто хотела прийти к самой себе — это самое главное. Потом я начала сниматься, вышел сериал «Сибирь» на канале NBC, я играла одну из главных ролей. Собственно, может быть, было бы больше смысла остаться после того, как он вышел, но я через год после этого уехала. Я уже столько набрала, мне хотелось постоянной работы, а там было достаточно много ожидания: всё время ходишь на пробы — и в результате получаешь какие-то небольшие выхлопы.

Ты вернулась сюда в 32 года, фактически надо было заново завоевывать российский рынок, если так сухо говорить. Это тоже риск. Ты в Америку уехала — риск, и возвращение — по сути, риск.
Нет, я так не думаю. Я, собственно, никогда полностью не бросала, как ты говоришь, российский рынок, поэтому у меня не было ощущения, что с нуля начинаю. Я продолжала сниматься. В том же «Мишке Япончике» я снималась, когда уже в Америке жила. Но всё самое интересное в профессии со мной стало происходить после возвращения в Москву. Кроме того, и время поменялось. Почему еще я вернулась — я почувствовала, что есть качественно новые проекты и больше места и возможностей для меня.
«Больше места» — что ты имеешь в виду?
У нас в кинематографе были очень ограниченные представления о героинях, о том, как должна выглядеть героиня и так далее.
Внешне даже, да?
И внешне, и психофизически, мало было остроты и сложности, а это то, что мне интересно, то, в чем, как мне кажется, я могу проявиться. Время менялось, Запад стал сильно влиять. Появились различные платформы, а не только телеканалы — это как глоток свежего воздуха. В историях стало больше честности, смелости.
Собственно, у тебя самые заметные роли, прежде всего в «Содержанках», вышли как раз на платформе START.
И «Колл-центр» на PREMIER, который параллельно шел еще на канале ТНТ. Это особенный для меня проект. Ничего сложнее (и поэтому интереснее) мне не приходилось делать.
Ты девушка острых жанров. В этом смысле действительно сегодня твое время.
Да, я надеюсь на это. Мы еще двигаемся, растем. Не скажу, что совершенно нет стереотипов, но мы очень быстро и активно движемся вперед. Мне кажется, через пару лет уже будет совсем другая картина.
Скажи, Сабина, ты росла в патриархальной семье?
Да. Когда «восточный» отец, то, естественно, в семье есть определенное распределение ролей. Но при этом всё очень демократично, открыто, мне никогда ничего не навязывали, начиная от религии, выбора профессии, — вообще никогда не было стереотипов о том, какой я должна быть.
А почему же тебя потянуло в актерскую сторону и когда это случилось?
Мне было лет одиннадцать, когда появилось вот это странное ощущение, как я говорю, в центре грудной клетки. Почему-то я увидела это как картинку. Я очень любила рассказанные истории, литература вообще была моим любимым предметом, в какой-то момент я только литературой и занималась, а вся остальная учеба мне была совсем не интересна. Мне очень нравилось рассказывать истории внутри себя.
Самой себе?
Да, разыгрывать их внутри.

А ты была ребенком…
...очень застенчивым. Так что всё происходило внутри меня. Я была скорее интровертом, нежели экстравертом. Позже, с взрослением я уже стала каким-то смешанным типом. Но в детстве мне было некомфортно на сцене, я сильно зажималась. И мама очень удивилась, когда я произнесла эти сокровенные слова, что хочу быть актрисой, потому что ничто этого не предвещало.
А мама какой судьбы хотела для дочки?
Мама хотела, чтобы я была счастлива.
Это правильно. Послушай, ты училась в институте, который знаковым назвать сложно. Есть ведь театральные вузы, куда мечтают попасть все абитуриенты.
Во-первых, я не поступала особо в другие вузы, кроме Института современного искусства, потому что достаточно поздно начала готовиться и слабо понимала, что и как. Можно было на следующий год подготовиться, но я решила, что раз уж я выпускаюсь из школы сейчас, то сразу попробую.
Вообще это удивительно: с 11 лет у тебя на подкорке было ощущение, что ты должна быть актрисой, а соответственно, к окончанию школы уже надо было бы всё знать наизусть про Школу-студию МХАТ, ГИТИС, «Щуку», «Щепку» — кто из актеров что окончил. Но это как-то всё мимо тебя прошло. Странно.
Я не думаю, что это как в кино происходит: почувствовала, сразу решила — и всё сложилось. Сейчас, когда ты мне задаешь этот вопрос, я ретроспективно смотрю на свое прошлое. Изначально я приглядывалась к своему желанию — это было что-то 
неосознанное. Я жила подростковой жизнью, была ленивая. Мама меня отдавала во все кружки на свете, спасибо ей за это: и на английский, и на танцы, но при этом я жила жизнью нормального подростка, не думая о том, что буду делать завтра-послезавтра. Просто мама мне начала задавать вопрос ближе к десятому классу: «Остался год, что ты думаешь?» И только тогда я стала осознанно к этому подходить. Я успела во ВГИК попробоваться к Иосифу Райхельгаузу, но не прошла, а во все остальные вузы уже поздно было идти, и я пошла в ИСИ, Институт современного искусства. У нас были очень достойные педагоги. А все проблемы, с которыми сталкивались мы, я потом часто наблюдала в дипломных спектаклях выпускников именитых вузов. Мне кажется, в большинстве случаев и достоинства, и недостатки очень схожи. Это скорее вопрос системы образования.
Хорошо, а как ты к Стасу Намину попала, этот кульбит как произошел?
Да, это кульбит. (Смеется.) Начались показы в театры. Мы с несколькими однокурсниками достаточно хорошо пели, нас брал Иосиф Райхельгауз в «Школу современной пьесы». Мы репетировали, но у нас был испытательный срок. У меня там не сложилось по личным мотивам. В итоге я попала к Стасу Намину. Я не знала, надолго или нет. Кино в то время было очень мало, но тем не менее оно случалось. Я тогда начала в «Холостяках» сниматься, на студии «Амедиа», которая только строилась, и в гримерках картонные двери еще были, постепенно всё нарастало. Мы выпускались в 2002 году — это время выхода из разрухи, всё только намечалось. Мы считали счастьем куда-то попасть, потому что нас всех настроили на то, что мы вообще не будем работать в театре, так как все они перенасыщены.
У тебя все-таки психология свободного человека: ни к чему не прирастать корнями.
Ты знаешь, наверное, центр своего существования и центр внимания я поместила внутрь себя. Я привязана только к своему центру внутреннему, к тому, что мне нужно. Упираюсь и работаю «от себя», для меня важно собственное развитие, а не внешние обстоятельства.

Понял, но это очень эгоистично.
Да, безусловно. Мне кажется, что мы все живем достаточно эгоистично.
«Мы» — это кто?
Мы, люди. По-моему, все так существуют. Просто вопрос в том, кому и что нужно. Есть люди, которые привязываются к какому-то месту и где-то работают 15 лет, им там хорошо — это же тоже эгоистично. Но то, про что я говорю, это как раз здоровый эгоизм. На мой взгляд, единственная формула здорового существования — это опираться на себя.
Ты сегодня зациклена на профессии или не только?
Не только. Просто хочу быть счастливым человеком, что включает в себя очень много элементов: и личную жизнь, и постоянное развитие, взаимоотношения с близкими, с самим собой. Для меня с некоторых пор существование вопроса, что тебе приносит радость, стало основополагающим. Долгое время я была заточена исключительно на профессию, потому что я ее фанат и могу бесконечно в нее погружаться. Но это сильно ограничивает и, как ни странно, иногда забирает радость жизни и свободу. Потому что прежде всего ты — человек, а потом уже женщина, актриса и так далее. И в этой профессии особенно важно быть объемным, большим.
Чего тебе сегодня в жизни не хватает, чтобы быть такой?
Мне всего хватает на данный момент. Вот ты меня спрашиваешь — у меня сейчас всё хорошо. В разное время по-разному происходит, конечно. Всё зависит от момента, от дня, от ситуации. Иногда мелькает просто мысль, что чего-то не хватает. Это же постоянный процесс общения с самим собой, что ты принимаешь в себе, а что нет.

А что ты в себе не принимаешь?
Это каверзный вопрос, потому что я только что сказала, что сейчас у меня состояние принятия всего. (Улыбается.) Мне бы хотелось быть терпимее к себе, меньше себя толкать в спину, подгонять. Просто давать себе больше воздуха.
Я понял. У тебя сейчас есть съемки, какие-то проекты возобновляются?
Возобновляются. К сожалению, не могу рассказывать подробности, но мы готовимся к новому проекту. Всё очень так неторопливо разгоняется.
Слушай, когда ты в «Содержанках» снималась, предполагала, что это будет такая бомба?
Нет. Во-первых, у меня была очень небольшая роль в первом сезоне. Мы с Костей Богомоловым встречались, он не делал со мной проб, просто мне рассказывал, чего он хочет. Я высказала свои опасения по поводу роли, что она мне пока непонятна в том качестве, в каком она есть. Он мне сказал сакраментальную фразу: «Просто доверься мне». Сама фигура Константина Юрьевича заставляет довериться моментально. А то, что проект будет так расти, что так будет развиваться роль, что будет несколько сезонов, — нет, конечно, я этого даже не предполагала.
Ну да, это тоже прелести профессии, когда много сюрпризов. И лучше, чтобы их было больше со знаком плюс. Еще я очень хочу пожелать тебе, Сабина, чтобы ты продолжала развиваться как певица. Когда я слушаю, как ты поешь, — прямо до мурашек, такое редко бывает.
Спасибо, Вадим.

Стиль: Ирина Свистушкина. Макияж: Мария Бажан/L’Oréal Paris. Прически: Мила Белова/Be.Love. Ассистент фотографа: Константин Егонов

Благодарим автомастерскую Life on Motors за предоставленный автомобиль