Юлия Пересильд: «Лично я — очень зависимый человек»

У Юлии Пересильд необыкновенная энергетика. Она говорит, что ее настроение зависит от окружения и обстоятельств, но мы никогда не видели актрису иной — всегда веселая, легкая, шутливая, энергичная. В этот раз мы встретились, чтобы поговорить
о новом фильме Анны Меликян «Трое», который выходит в прокат 3 декабря. Конечно, эта работа — о любви, вере и надежде...

Я понимаю, кажется, почему «Лучшая женская роль» на «Кинотавре» не досталась никому из фильма «Трое». Виктория Исакова хороша в драме, ты хороша в своей искренности — как выбрать из вас лучшую?

Вообще. Вика... Я просто наслаждалась, работая с ней. А когда свои сцены просматривала в зале, то ныряла вниз, говорила Хабенскому: «Константин Юрьевич, вы мне перескажете, что там было?»

Почему?

Я не могу, тяжело смотрю себя. Но я слушала все-таки.

Слушала всё, что происходило на экране или что потом говорили?

Что происходило на экране. А что говорили, знаешь... У каждого свое мнение, это нормально. Мне иногда что-то заходит сильно, а кому-то, даже из моих друзей, не заходит — ну и что?

А это вообще от чего зависит? Мне почему-то кажется, что от испытываемых в данный момент эмоций.

Абсолютно. Зависит вообще, с каким настроением ты пришел, кто на тебя как посмотрел. Это как я всё время говорю про съемочные площадки: всё складывается из этого одного дня — что случилось с утра и до момента сцены или после сцены. Лично я — очень зависимый человек от того, как складывается день.

Мне кажется, всех актеров должны учить быть независимыми, потому что невозможно ведь всё пропускать через себя. 

Нет, мой мастер учил меня ровно обратному: он говорил, что актером может быть только человек «без кожи». Броню вырастить —
это самое простое. Но как только ты эту броню вырастишь, ты, к сожалению, потеряешь главное. Актер — это такой оголенный нерв, беззащитное существо, которое должно реагировать, такая мембрана, которая, когда твердеет, перестает ею быть. 

Вами легко манипулировать в таком случае.

Ну и что? Ведь как манипулируют? До определенного момента. Как говорит моя мама (смеется), «кто на что учился». Но тем не менее разве не обижает то количество грязи, которое периодически на тебя ни за что ни про что выливается. С другой стороны, я всё время думаю: «Блин, какое это ко мне имеет отношение? Ты же не можешь запретить людям говорить? И не надо». Иногда, конечно, хочется как написать...

Пора бы уже законодательно что-то делать, потому что в интернете пишут вообще всё, что думают.

Да, у меня была такая история со спектаклем «Каштанка» в Пскове. Когда пишут что-то из серии «проститутка...» и подобное, это ладно. Но каким-то пиком было, когда я прочла в одной местной газете: «Да она еврейка». Я тогда ужасно была возмущена и подумала: «Ребят, как-то вас пора закрывать, вы двигаетесь уже в плохую сторону, просто по мысли своей». Через полгода я приезжаю, артисты, которые знали, как я психовала из-за этой статьи, спрашивают: «Что ты с ними сделала?» Я говорю: «Ничего не делала». Газету закрыли, что-то там с регистрацией. 

Справедливость есть! 

Всегда! Такой большой бумеранг.

Каждый из нас проходит свой путь. Скажи мне по поводу фильма «Трое», ты веришь вот в такую любовь, которая может накрыть взрослых людей как подростков?

Только в такую и верю, потому что она на самом деле, безусловно, существует. Другой вопрос, что моя героиня, несмотря на то что она тоже тушуется, но в какой-то момент позволяет себе любить — это такой кайф. А как правило, даже если такое случается, у нас сразу возникает какая-то хитромудрая рациосистема: это нельзя, то нельзя, это не надо, так нехорошо. Очень быстро вырастает гигантская стена из объяснений, почему и отчего. В итоге это чувство, оно становится такое неудобное. Заблуждение думать, что любовь — это только наслаждение и ничего больше. По большому счету это всё завязанное на твоих комплексах: тебе неудобно, ты уже не можешь быть таким самостоятельным.

В фильме есть хорошее определение от героини Вики: «Трусость». Мне кажется, трусость — она не только про мужчину
в данной ситуации.

Конечно. Это трусость, боязнь разрушить жизнь другого. Влюбляясь и даже любя, ты же никогда не можешь точно знать: у этого человека к тебе отношение такое же? Ты можешь это чувствовать, а чувства — всегда такое дело... В них всегда очень легко ошибаться. Тем более, может быть, чувства — как раз самая точная лакмусовая бумажка всего, что происходит, но мы так привыкли в этом мире не надеяться на них. Доверие своим чувствам — это страшно. Ты как привык? Логически. А чувства тебе подсказывают: «Нет-нет-нет, вообще всё не так». Но ты почему-то доверяешь чему-то другому, крепкому чему-то такому. Поэтому я верю в такую любовь. Я думаю, что она часто случается, но очень мало людей, которые рискуют влюбиться. В общем, в фильме тоже у нас нет хеппи-энда.

Ну его в принципе не может быть. Кому-то всё равно будет плохо.

Ну хотя бы нет у нас понимания, с кем он останется, пойдет ли по любви. Но я верю, верю. Думаю, что такое часто происходит с нами, другое дело, хотим мы это замечать или нет.

У тебя было такое? 

У меня периодически такое бывает. Но я из тех людей, которые себе слишком много вопросов задают. Думаю иногда, что, может, уже и не надо этого делать. Иногда. (Смеется.) Мы всегда боимся последствий. Хорошо это или плохо? Может быть, мы себя так обкрадываем в чем-то, а может, наоборот, приводим к каким-то гораздо более худшим последствиям. Они могут быть формально, с житейской точки зрения лучше, а с точки зрения человеческой, твоего нутра... На самом деле мы вроде бы думаем о себе, вроде заботимся о здоровье, ЗОЖ там всякие, но всё равно будто бы бежим от себя. Трудно признаваться в своих недостатках.

Скажи мне, а ты со своими дочерьми ведешь разговоры о чувствах, о любви? Часто ли они задают такие вопросы? 

Мы много говорим, да. Они уже взрослеют. Если раньше я пыталась формировать это мнение не то что навязчиво, но так, что я это чуть лучше знаю, то сейчас я уже чаще им самим задаю вопросы, просто жду их ответов, а там дальше уже какой-то спор, диалог. Больше всего я стала переживать за то, что у нас так много появилось ответов на всё, что мы нашим детям вроде как не позволяем ошибаться. Будто бы ждем идеального восприятия мира, которого не существует, и ответов из этого идеального мира, который придуман нами самими. Мы очень хотим, чтобы в этом мире наши дети говорили еще и правильно. Как-то мы чего-то ждем от них...

А ты чего ждешь от своих детей? 

Знаешь, я бы очень хотела... (Долгая пауза.) Я бы хотела, чтобы у них сохранилось какое-то человеческое восприятие мира, не через призму денег или их отсутствия, не через призму власти или ее отсутствия, профессионализма или его отсутствия. Мне бы очень хотелось, чтобы они не теряли вот этого живого отношения к людям: умели их любить, умели их прощать, не боялись людей, не боялись в том числе конфликтов — не боялись. А вообще, нет у меня к ним больших запросов и претензий. Людьми пускай будут хорошими, ну и попадут в такой круг, чтобы их не обманули, чтобы не перебили веру в людей. 

Мне кажется, детей вообще нужно любить и баловать, а воспитывать их будет жизнь — ну это моя позиция.

Моя позиция тоже очень похожа. Если честно, я не знаю, как их воспитывать. Не уверена, что я была воспитана. Нет у меня такого опыта.

Ты ограничиваешь их в общении с гаджетами?

Ты понимаешь, в чем дело, я не знаю тоже, как ограничивать. Это не значит, что они сидят круглосуточно в гаджетах. Приходится всё время придумывать какие-то схемы, как их от этого отвлечь, потому что запретить — ну это бессмысленно. 

Да, они еще и не слушаются в этом смысле.

Конечно. Поэтому всё время приходится придумывать схемы вроде: «А вот сейчас мы пойдем туда-то и придумаем то-то, а сейчас мы идем печь пироги или гулять с собакой, а сейчас мы с гаджетами, но в гаджете мы смотрим фильм «Чучело», а сегодня мы делаем детской день и освобождаемся от гаджетов, зато придумываем всё, чем бы мы могли заняться без них». 

А соцсети как участники формирования определенного сознания.

Да, соцсети... Я вообще очень поздно появилась в инстаграме. Но мы не можем отрицать факт существования социальных сетей. Они формируют сознание наших детей. Поэтому у нас есть уговор. Например, по Анькиному инстаграму я ей сказала: «Ты выкладываешь фотографии — что хочешь, это твое решение — и пишешь к ним тексты». Она пишет микросочинения на тему, на эмоции сегодняшнего дня, то, что произошло. Мне эта история понравилась. Сначала она писала с ошибками (она тогда еще была во втором классе), а теперь я смотрю — она неплохо пишет. Она умеет формулировать мысли — окей, на уровне инстаграма, но это микросочинения, которые позволяют ей выражать свои мысли на письме. Меня такая история устраивает.

Сейчас же еще модная тема — TikTok.

Да, мне дочь заявила, что инстаграм уже для старперов, и рассказала про TikTok. Я говорю: «Что там надо делать?» — «Танцевать надо». Ну хорошо, мы там пару роликов с ней записали. Я, конечно, жутко ленюсь, она мне всё время: «Ты не ведешь свой TikTok. Нет контента нового. Почему ты этого не делаешь?» Или в инстаграме: «Ну и что, у тебя три дня никаких постов». К вопросу о том, кто сейчас правит умами. Я знаю ребят: Влад Бумага (А4), Даня Милохин, Клава Кока, Аня Pokrov. Ты спросишь меня, откуда я их знаю? (Смеется.)

Ну это очевидно.

Я же должна видеть, на кого они подписаны, и знать тот контент, который ребята выкладывают и чему они вообще планируют научить моих детей. Я смотрю за этим, слежу.

И не ужасаешься этому?

Ну а я выросла что, на Шопене? «Крошка моя, я по тебе скучаю». Ну как-то это не помешало мне потом. А что, никто не слушал «Сектор Газа», «Мальчишник»? Ну простите. Мы что, The Beatles слушали? Слушали иногда, но танцевали-то под другие песни. Другой вопрос, что всё время надо предлагать альтернативу. Возьмем блогеров: мы так по-снобски к ним относимся, что типа мы люди из великого искусства. Но подожди, все мы находимся в погоне за аудиторией, все по-разному, но как-то же они собрали свою. Ты мне сейчас скажешь, что легко собирать таким хайпом и все прочим. Легко, да не очень.

Ну на одном хайпе сделать можно раз, ну два, но надо что-то еще.

Да, у них должна быть какая-то стратегия — они не могут просто быть глупыми ребятами из подворотни, нет, так не бывает. Они все наверняка талантливые люди, кто-то вообще вот в это всё играет. Вообще, на сегодняшний день история Золушки очень актуальна, только это Золушка, которая живет в жопе мира и не находит себе принца, а вдруг неожиданно раскручивает свой аккаунт и становится блогером-миллионником, вдруг получая всё, что хотела. А дальше... кто-то пойдет дальше, а кто-то, вероятно, не пройдет испытания. Деньги, слава и власть меняют людей, причем всех, даже выросших на Шопене. 

Просто это новый формат.

Да, какой-то новый формат. Я тебе могу сказать, что, став арт-директором фестиваля «Территория», я вот думаю про это, мне интересно изучать эту территорию, не в смысле чтобы стать блогером-миллионником (смеется) — мне хотелось бы проанализировать, что происходит, как ребята это делают, это же интересно, как они вдруг так и попадают в эту молодежь. Вот из последнего история. Моя дочка очень любит Клаву Коку, прям мы ее слушаем, я уже ее песни пою, понимаешь.

Mary Gu поставь ей.

(Юля хмыкает.)

А, уже? Извините.

Ну вот, значит, я покупаю себе купальник в каком-то недорогом магазине, такой синий с ярко-салатовым, думаю: «Вот это трэш!» Приезжаю на море, надеваю этот купальник. Я еще, главное, его специально купила: «Супер трэш, прямо нравится мне». Вдруг мне моя дочь говорит: «Сними. Сними это. Мама, ну ты что? Это что вообще такое у тебя? Где твои купальники нормальные?» Проходит неделя — Клава Кока выкладывает у себя фотографию в точно таком же купальнике. Ко мне бежит ребенок: «МААААААМА!» — «Что такое, что случилось?» — «Я ошиблась», — и показывает пост. Я говорю: «Ты, пожалуйста, не забывай, что у меня он был чуть раньше...» Это смешно, что для них тренд задают вот эти ребята. Я к ним, кстати, вообще не по-снобски отношусь, вот правда. Я смотрю: иногда что-то смешно, иногда что-то пошло, что-то глупо, но, с другой стороны, я думаю, и у моих коллег иногда что-то смешно, а что-то пошло — мы же их за это прощаем. (Смеется.) Ты же не всегда выходишь из зала и думаешь о том, что все гении. 

Ты сказала, что портят людей деньги, власть и слава. А как-то можно от этого уберечься? Потому что ведь все проходят через медные трубы, огонь и воду, причем иногда и молчание медных труб…

Я бы вроде сейчас что-то и сказала, но мне всегда очень страшно говорить, потому что ты всё равно не знаешь, пройдешь ты это испытание или нет. Это же не то что было одно такое испытание. Это испытание на постоянной основе. 

Кто-то же остается скромным.

Мне кажется, очень важно, во-первых, не терять чувства самоиронии. Самоирония вроде бы выглядит как нечто простое, но на самом деле это то, без чего невозможно вообще представить медные трубы. Если человек на полном серьезе думает, что он лучший и самый крутой и всё, что он делает, прекрасно, то ему уже ничего не поможет. (Смеется.) Чувство юмора и самоирония — это вещи, которые помогают сохраняться. А если уже про серьезные вещи говорить, то никто из людей, кого я уважаю, кто является моими кумирами, никто из них не относится к себе, будто он лучше, а все остальные просто пусть будут: ни Миронов, ни Хаматова, ни Раппопорт, ни Хабенский, ни Ахеджакова, ни какие-то большие режиссеры. Это люди, которые страшно в себе сомневаются, которые умирают от волнения перед выходом на сцену, выходом в кадр. Это люди, которые по-прежнему сохранили вот это ощущение мембраны в себе. Есть, конечно, и кто-то другой... Я очень люблю повесть Гоголя «Портрет». Люблю и очень боюсь.
Я считаю, что мы его все должны периодически перечитывать. Вот если говорить про фильм ужасов для меня, то это «Портрет». Не «Вий», а именно «Портрет». Всё время, когда передо мной встает выбор между тем, чтобы получить огромные деньги, например, или сразу большую-большую славу, — вот это произведение встает у меня перед глазами, и я думаю: «Ну нет, не надо».

Про большую славу. У тебя же сейчас еще «Угрюм-река» выходит на Первом. Кого ты играешь?

Ой, я играю (смеется) Анфису. Я играю там ту, по которой должен пройти каток. Почему я это сделала? Это точно такая же история, как я играла Гурченко (в сериале «Людмила Гурченко». — Прим. ОK!). Что я бы ни сделала, это не так важно, я знаю, что каток проедется по мне с большим удовольствием. Во-первых, потому что мне очень нравится эта роль. Мне очень нравится это произведение. Я понимала, что в этой роли можно попробовать что-то такое, чего я не делала. 

Это правда.

Конечно, еще и режиссер — Юрий Павлович Мороз, плюс я понимала, кто будет моими партнерами. Мне было очень интересно. Понимала ли я, на что иду? Ну, конечно, понимала, я же не сумасшедшая. Я специально у себя в инстаграме выложила ролик, где я бегу по пашне коряво, где я совсем не Анфиса в том представлении, мы дурачились просто. Отношусь ли я к этому серьезно и планирую ли переплюнуть Людмилу Чурсину? Нет. Конечно, будут обвинять, как можно вообще переснять это великое кино. Когда я начинала играть «Варшавскую мелодию», мне говорили приблизительно это же. Когда начинала репетировать спектакль «ГрозаГроза», то же самое. Так было и с «Дядей Ваней», так было энное количество раз. К сожалению, мы живем в таком мире, когда люди не понимают, что произведение — это произведение, что его играют несколько раз.

Вопрос о недавней истории на «Кинотавре» с охранником Mercury, про которого потом написали, что ты была с охраной Абрамовича. Казалось бы, понятно, что людям не очень интересно знать, кому ты там помогла, сколько ты там работаешь, а вот что ты пришла на дорожку с охранником Абрамовича — это, конечно, все прочтут, это купят.

Конечно.

Фейковые истории про звезд сочиняли всегда. Вот как на это правильно реагировать? Мы с тобой похохотали, но первое-то впечатление у тебя было совсем не веселое.

Я тебе могу сказать, что нет, ровно наоборот. Проблема-то еще в чем? Мне дали эти украшения Mercury, а я говорю: «Ребят, стоп, вы в курсе, что я могу потерять всё: пальто, сумку, паспорт?» Они мне: «Нет-нет, не волнуйтесь, с вами будет охранник». Входит классный мужик, с хорошим чувством юмора — Андрюша. Я, наверное, виновата частично сама, у всех людей, кто был там на «Кинотавре», наверное, эти охранники были, просто они, может, даже их и не видели, но я-то... Я Андрюше говорю: «Я в первый раз на «Кинотавр» с нормальным мужиком приехала, Андрюша. У тебя есть пистолет?» Мы просто шли, ржали. Ну нормальный классный мужик, это его работа. Мне сначала было очень смешно, потому что вдруг написали, что я была на фестивале с охранником Романа Абрамовича...

Просто это же не первая история, когда на «Кинотавре» тебя почему-то связывают с Романом Абрамовичем. 

Роман Аркадьевич — один из тех, к кому, когда ты обращаешься за помощью, ты знаешь, что не будешь испытывать унижения. Не только я, многие артисты пытаются что-то сделать для людей, а не для собственного кармана. Для искусства, для образования, для детей больных — таких немало у нас в стране. Но ты же понимаешь, что им вообще помочь никто не хочет: как только понимают, что это денег не принесет, тебя сразу посылают. Инклюзивное образование не принесет денег, дети с ДЦП, больные онкологией и дети-бабочки не принесут денег, артхаусные фильмы не будут идти в прокате. Просить в России деньги, вообще помощь — очень трудно. Вот мы ходим просим у компаний, а ты думаешь: «Господи, господи, что сказать, как это представить, что нам это необходимо, что нам это нужно». Очень часто ты приходишь весь такой открытый, взволнованный и жутко переживающий, а на другом конце люди с холодным носом смотрят и говорят: «Че надо-то?» Вот иногда выйдешь и думаешь: «Всё, больше никогда. Лучше сам как-нибудь»... А почему связывают с кем-то? Меня почему-то всё время со всеми связывают. С Митей Хрусталёвым (Митя — попечитель фонда «ГАЛЧОНОК», мы работаем и дружим много лет) совершенно неожиданно встретились на красной дорожке, обнялись. На следующий день про нас на НТВ в программе «Ты не поверишь». 

Действительно, не поверишь... 

Не знаю, почему меня так любят. Всё бы это было весело и смешно до определенного момента, до момента, пока мне не вскрыли почту, ватсап, пока дважды не взломали инсту, пока мне не пришлось просить людей (которым мне надо было платить), чтобы они охраняли мои социальные сети. До этого момента всё было супер, а когда уже начали взламывать, ну разве это приятно? Ты же всё равно никак на это не можешь повлиять, а так пусть, им за это платят деньги...

«Кто на что учился», как говорит твоя мама.

Да. (Смеется.) Может быть, кто-то на эти деньги сможет прожить месяц. Ну что ж, пускай зарабатывают. Другое дело, что они себя всё равно обрекают — то есть это вранье, а значит, они себе, к сожалению, портят немножко карму. Чистить потом
придется.

Фото: Павел Крюков. Стиль: Ирина Свистушкина. Макияж: Кирилл Шабалин/YSL Beauté. Прически: Армен Захарян/Lume 21