Леонид Барац об отцовстве и кризисе среднего возраста в кино и в жизни

«Самый большой и самый интересный жанр — жанр жизни. А жизнь — это все-таки трагикомедия», — уверен Леонид Барац. С актером, сценаристом и продюсером мы поговорили об отцовстве, кризисе среднего возраста в кино и в жизни, а также о новом фильме «Обратная связь».

Леонид, совсем недавно вы стали отцом в третий раз — поздравляю с рождением сына! 

Спасибо! Да, Марк родился всего месяц назад. (Улыбается.)

Вы теперь не только снова молодой отец, но и официально многодетный.

А многодетный считается начиная с трех? Тогда да, многодетный. Но все-таки уже не молодой. Я тут посчитал, когда Марку исполнится 20 лет, мне будет 69. Поэтому надо бросать курить наконец, чтобы как-то с ним подольше пообщаться.

У вас есть две взрослые, уже вполне самостоятельные дочери…

Да, Лизе 26 лет, Еве — 17.

Каково сейчас заново переживать будни с младенцем?

С первой дочерью было так: я знал, что нужно радоваться, и поэтому радовался. И полюбил ее только в тот момент, когда она со мной заговорила. А сейчас, поскольку этот алгоритм уже накатан, чувства пришли раньше. Но, честно говоря, я пока еще не очень понимаю, как оно будет.

Я знаю, что вы присутствовали на родах. Это была ваша инициатива или мама Марка уговорила?

Мы как-то вместе пришли к этому решению. Ей была важна моя поддержка, и я, пытаясь преодолевать слабость в ногах и головокружение, это сделал. А Аня была молодцом. Я то держал ее за руку, то просто стоял в сторонке — присутствовал. А присутствие близкого человека всегда как-то мобилизует и успокаивает. И у нас были прекрасные опытные врачи, очень по-человечески к нам отнесшиеся, которым еще раз хочу сказать большое спасибо.

Новорожденный ребенок — это, как правило, бессонные ночи. Как справляетесь?

Это всё в основном достается Ане. Я за этот месяц ночевал с Марком один раз — это, конечно, дело непростое. Он каждые два часа просыпается, просит есть и требует внимания. Но он очень интеллигентный мальчик, ведет себя аккуратно — кричит негромко, скорее даже подает какие-то сигналы. И уже даже можно различить, что тот или иной сигнал означает.

Рождению Марка предшествовала долгая и непростая история ваших отношений с Аней: вы поженились спустя пять лет после знакомства, в прошлом году развелись, а в этом у вас родился сын.

У нас длинные, очень глубокие и очень объемные отношения. Мы действительно были женаты год, потом развелись, потом продолжили отношения, но они уже приобрели какую-то удивительную форму. 

Очень неординарный подход к семейной жизни.

Посмотрите фильм с Мастроянни и Лорен «Брак по-итальянски» — он очень напоминает наши отношения. Они, с одной стороны, страстные, с другой — каждый из нас с определенным характером. И одна из сторон каждого характера никак не может справиться с другой стороной другого характера. Поэтому это такие центробежная и центростремительная силы, которые практически равны. Но центробежная сейчас преобладает. Простите за физический метафоризм, просто очень не хочется никого ранить, надеюсь, мне это удалось.

Тогда поговорим о грядущем. Традиционно к Новому году «Квартет И» готовит премьеру — на этот раз это фильм «Обратная связь», который является продолжением «Громкой связи». В первой части выяснилось, что ваш герой изменяет молодой жене и одна из его любовниц даже беременна.

Но если вы помните, оказалось, что на самом деле всей этой игры не было, они просто играли в мафию, и все тайны так и остались тайнами. И это очень похоже на то, что происходит в жизни: у всех есть тайны. Наверное, существуют какие-то идеальные пары, у которых тайн нет, но я таких не знаю. И когда эти тайны каким-то образом вскрываются, то отношения, конечно, меняются. Мой персонаж стареет и начинает дергаться. Стареть ему не хочется, он понимает, что разница между ним и его молодой женой со временем будет всё очевиднее, потому что она будет расцветать, а он — увядать. Может быть, он отчасти себе многое надумывает, но всё это очень заметно, и в первую очередь ей. И у нее это вызывает жалость и раздражение. Все мы, встречаясь, предъявляем своим партнерам в первую очередь образ, а не себя. А потом при приближении оказывается, что этот образ очень сильно отличается от человека, который за этим образом скрывается. И вот Катя разглядела настоящего Вадика, и не всё в нем ей так близко, как казалось раньше. 

Но какие-то тайны героев все-таки будут раскрыты?

Мы не хотели делать ровно то же самое, концепцию второй части выстроили немного по-другому. Там нет никаких скелетов в шкафах. Это скорее про долгую жизнь небольшой компании, где есть масса потаенных обид, ущемленных амбиций и так далее. То есть там не будет всяких гендерных сюрпризов и вскрывания болячек. По крайней мере не так много, как в первой части.

Эта итальянская история была адаптирована во многих странах, однако сделать продолжение решились только вы. Как возникла эта идея? 

Когда наш сопродюсер Рубен Дишдишян сказал, почему бы не сделать продолжение, мы, представляющие больше художественную часть проекта, подумали, что у нас уже есть готовые персонажи, которые все-таки отличаются от итальянских и на которых легче придумывать историю. Мы посчитали, что наш спектакль «Боренька», который мы играем в нашем театре, снимать еще рано, надо его еще поиграть на сцене, от разговоров мужчин мы уже подустали. И это стало таким вполне уместным предложением — сделать вторую часть «Громкой связи». 

А как вообще у вас рождаются идеи сценариев?

Идеи рождаются от жизненных ситуаций. Чем ты сейчас живешь, что болит, что резонирует, то и работает. Вообще творческий процесс так и происходит. Юрий Олеша, например, считал, что главная движущая сила творчества — это зависть. А Катаев утверждал, что безответная любовь — та большая сила, которая заставляет тебя что-то говорить. Но в моем случае это не так. Будучи куражным и легким, как-то проще пишется. А идеи приходят где угодно, в том числе когда я за рулем. Правда, в пробках я думаю только об одном: какие же все вокруг козлы! (Смеется.) И эту идею никак не удается конвертировать во что-нибудь смешное или интересное. Хотя она глобальная, мощная и доминирующая в нашем обществе. А более изящные идеи, не такие топорные, хотя и мощные, приходят, если я еду по пустой трассе на надежном внедорожнике вроде Nissan, особенно в сумерках. Еще идеи рождаются от мечт — когда ты о чем-то мечтаешь, что-то планируешь, проецируешь, думаешь о том, какой будет твоя жизнь, какой ты хочешь, чтобы она была, с кем ты хочешь проводить часы своей жизни... И за рулем это случается нередко.

На фоне этой монументальной довлеющей мысли о том, какие на дорогах все козлы, не возникало желания нанять личного водителя?

Я люблю быть за рулем. На пассажирском сиденье мне скучно. Сзади я вообще не могу сидеть — у меня там начинается клаустрофобия, я чувствую себя дровами, каким-то грузом. А за рулем я всю ситуацию держу в своих руках.

Ваш герой в «Обратной связи» переживает некий кризис, связанный с возрастом и неизбежностью старения. Вы сами когда-нибудь испытывали нечто подобное?

Я постоянно испытываю какие-то кризисы, они мне уже надоели. (Улыбается.) Я человек в принципе сомневающийся. Ой, вот у меня кризис среднего возраста, ой, вот я его длю и длю... Но как минимум я монетизировал многие свои сомнения, и это как-то оправдывает то, что этот кризис со мной так долго. Но я не боюсь старения. Я понимаю, что время из-под меня уезжает, страна из-под меня уезжает, новые смыслы и новые контексты из-под меня постепенно уезжают. Мы все врощены в свое время. Мы сейчас как раз пишем пьесу, в которой пытаемся нарисовать образ человека, который юность провел в 90-х, стал большим и значимым в нулевых.

Снова про самих себя?

В общем-то, про самих себя. На самом деле у нас даже есть конкретный прототип, мы пишем об одном бизнесмене. И вот это ощущение, что всё проходит и мы тоже проходим, — оно уже присутствует. И мне не страшно пройти, в этом есть какая-то экзистенциальная справедливость: ну да, ты прошел, потому что сколько можно, в самом деле? Но сам процесс прохождения — он очень глубокий и чувствительный, и об этом есть что рассказать. И это опять-таки материал для... (извините, не люблю это слово)  творчества. «Мое творчество» — звучит очень вычурно. Для приложения своих мыслей и эмоций, скажем так.

Глядя на афиши в вашем театре, я заметила, что почти все спектакли посвящены «мужчинам среднего возраста». Возникло ощущение какой-то зацикленности на одной теме. Понятно, что это богатая почва для творчества, но как долго длится этот средний возраст и что будет потом?

Я думаю, что мы все-таки пока еще находимся в среднем возрасте. А за ним следует пожилой возраст.

И разговоры мужчин пожилого возраста?

Они не будут так называться, но, по сути, будут являться именно этим — нашими мыслями. Мыслями людей, которые находятся в определенном возрасте и в определенной точке своей жизни. Хотя недавно Слава Хаит рассказывал о том, как он зашел в один московский клуб и почувствовал на себе взгляды такие же, какие когда-то мы, двадцатилетние, бросали на посетителей в одесском клубе «Паго». Там сидели такие пузатые мужички с борсеточками, у них за столом всегда было много цветов, потому что, когда мимо них проходила тетенька с корзиной цветов, они сразу покупали всю корзину. С ними сидели женщины, которые очень громко смеялись, но никогда не улыбались. И мы смотрели на этих людей и думали: что вы здесь делаете? Это наш клуб, это наше время, это наша музыка. Вы должны сидеть в дорогих ресторанах. А теперь ты сам такой человек, на которого искоса смотрят, как бы спрашивая: ты зачем надел нашу одежду, пришел в наш клуб, слушаешь нашу музыку, ведешь себя как мы? Ты вообще не отсюда, дядя. (Смеется.) Эти ощущения есть. Но самое главное — это то, чем ты это воспринимаешь, через что пропускаешь. Если ты пропускаешь это через ужас, грусть и боль, то это катастрофа. А если пропускаешь это через самоиронию, то иногда становится даже весело. Думаю, вообще главные черты того, что мы делаем, — самоирония и рефлексия.

Вы рассказывали, что отношения и проблемы с вашей первой женой были отражены в сценариях «О чём говорят мужчины» и других проектах…

И с первой, и со второй.

То есть вторую жену постигла та же участь. 

Абсолютно. Она даже как-то сказала мне: давай бери меня в соавторы!

А вы используете прямые цитаты?

Ну прямых цитат не так много. Но вот, например, фраза «У тебя жизнь продолжается, а у меня заканчивается» — это ее слова, вошедшие в новый фильм. Много ситуаций, которые я в наших отношениях наблюдаю и перерабатываю в слова. Но я всегда говорю: вот если бы ты жила с другим человеком, возникли бы эти тексты или нет? (Улыбается.) Так что в соавторы пьес и сценариев я ее не беру, но соавтором жизни она, безусловно, является.

Это правда, что вы остались в хороших отношениях с первой женой и даже работаете вместе?

Да, Аня (актриса Анна Касаткина. — Прим. ОK!) — наша однокурсница, работает у нас в театре. И она, на мой взгляд, была самой талантливой на курсе. Другой вопрос, что талант не помножился на амбицию — амбиций у нее почему-то было немного. Может быть, потому, что она ушла в семью, в детей. Но я по-прежнему считаю ее очень талантливой артисткой и очень хорошим человеком. 

Чем сейчас занимаются ваши дочери? Насколько я знаю, они обе учились в Лондоне.

Но сейчас они уже не в Лондоне, ситуация изменилась. Старшая, Лиза, окончила там школу и актерский факультет Риджентса, где познакомилась со своим мужем. Некоторое время они жили там, он работал, она ходила по актерским кастингам, но потом его позвали работать в Киев, и в феврале они переехали. Теперь у них есть возможность приезжать по выходным к моим родителям, которые живут в Одессе.

Но мечту об актерстве она не оставляет?

Пока, к сожалению, никакого большого проекта у нее не случилось, но эту идею она не бросает.

Лиза когда-нибудь обращалась к вам за помощью?

Нет, никогда. А сейчас это и невозможно, на мой взгляд. Мы живем в разных городах, она состоит в каком-то агентстве, которое представляет ее интересы, я ее никуда не тяну. Ну вот сыграла малюсенькую роль в третьих «Мужчинах». Девочка с татуировкой в конце фильма — это Лиза.

Ну вот, что-то все-таки было с вашей подачи.

Ну немножко пропихнул, да. (Улыбается.) А Ева — очень музыкально одаренная девушка, она пишет свою музыку, прекрасно поет. Она год отучилась в Лондоне, потом началась пандемия, и мы ее вернули. Сейчас она заканчивает 11-й класс здесь, в Москве, и будет поступать, скорее всего, в ГИТИС на эстрадный факультет — по-моему, это то, что ей нужно. Ну или в Гнесинское училище. Я ей, конечно, что-то подсказываю, но выбор остается за ней. Вообще у меня очень близкие отношения с обеими дочками.

Как они отреагировали на новость о том, что у них появится брат?

Были удивлены, но брата приняли очень тепло. Наверное, у них есть какие-то свои страхи и переживания на этот счет, но я всячески даю понять им обеим, что никогда их не брошу и не оставлю и мое к ним отцовское отношение никогда не изменится. Думаю, они это чувствуют и понимают.

В следующем году у вас юбилей — 50 лет. Как планируете отмечать?

Смотря в каком эмоциональном состоянии я буду. Если вся конфигурация выстроится правильно, на что я очень надеюсь, то я буду вполне себе счастлив и юбилей может сложиться. Если мне будет некомфортно, я просто уеду куда-нибудь.

Вы воспринимаете эту дату как некий рубеж? 

У меня есть очень много претензий к себе, но я был многократно в этой жизни счастлив. Был ли я успокоен и гармоничен? Нет, этого во мне было мало. Но счастья было много. В общем, я доволен тем, как сложилось моя жизнь. Есть две точки, которые я бы поменял, но это уже вопрос риторический, о нем можно только рассуждать. Я знаю, где ошибся, это были две большие ошибки в моей жизни.

Осознавать, что ты сделал не так, и стараться не допустить этого в дальнейшем — уже дорогого стоит.

Не знаю, кому адресовать это «спасибо», потому что я не верю в Бога, но заниматься тем, что ты любишь, и еще и зарабатывать этим деньги — это большое счастье. Хотя скорее большой успех, потому что успех и счастье все-таки растут из разных мест. Довольно часто успешные люди несчастливы, потому что принимают успех за счастье. А счастье — это жить среди своих и быть нужным тем, кто нужен тебе. Я надеюсь, что к моему 50-летию эта конструкция будет законченной.

Фото: Иван Пономаренко