Олег Табаков: «Если ты нужен, значит, выбрал правильную профессию»

В понедельник, 12 марта, стало известно, что в Москве скончался руководитель двух популярнейших театров — Московского Художественного театра имени Чехова и «Табакерки», создатель театрального колледжа и отец счастливой семьи Олег Табаков. ОК! глубоко соболезнует родным и близким актера и режиссера и публикует интервью с ним, которое вышло в журнале ОК! в 2015 году.

В фотосъемке для журнала приняли участие супруга Олега Табакова — актриса Марина Зудина и их сын, тоже актер, Павел Табаков. Однако разговор с главным редактором ОК! Вадимом Верником был мужской, один на один.

«Почти двадцать лет назад я снимал про Табакова документальный фильм,— писал Вадим Верник в предисловии к интервью.— Во время съемок Олег Павлович практически не расставался с телефоном. Ему звонили по разным вопросам, и он мгновенно переключался с одной темы на другую. Деловые звонки шли беспрерывно, и пришлось смириться с тем, что в кадре наш герой всё время будет с телефонной трубкой. С тех пор в жизни Олега Павловича ничего не изменилось. В орбите Табакова всё движется с повышенной интенсивностью и озарено его позитивной энергией».

Олег Павлович, прежде всего поздравляю вас с премьерой. «Юбилей ювелира» — название спектакля звучит символично. Мастер, ювелир, филигранно владеющий ремеслом (в высоком смысле слова), — это всё о вас.

Что тебе сказать? Пьеса ладно скроенная, крепко сшитая, коммерческая, перевод с английского. Но видимо, чего-то там угадывается, потому что одни зрители плачут, а другие смеются. Я никаких секретов тебе не открою, но когда я заступал в Художественный театр, посещаемость зрительного зала была сорок два процента. А через полтора года пошел рост.

Да-да, я это помню.

Два раза в месяц у нас предварительные продажи билетов. Я приезжаю минут за десять до открытия кассы и вижу, как выстраивается эта очередь-кишка до Большой Дмитровки, которая раньше называлась Пушкинской. Понимаешь, у меня психология капиталиста. В четырнадцать лет я научился деньги зарабатывать. Тогда издавались журналы «Красноармеец» и «Советский воин», а к ним книжные приложения — литература, которую не печатали в военные годы. Мериме, Герберт Уэллс, Джекобс... Я сразу покупал пятьдесят книжек, а потом перепродавал.

Втридорога?

Не то слово! Заначка всегда была. А снявшись в двадцать лет в первом фильме в главной роли («Саша вступает в жизнь» — Прим. ОК!), я заработал на машину — шестнадцать с половиной тысяч рублей «Победа» стоила. Не могу сказать, что она мне таким уж тяжким трудом далась.

«Победа» для победителя! Красиво. Давайте вернемся к сегодняшнему дню. Вы выстроили в МХТ репертуар на все вкусы, в зале всегда много молодежи. Вы прозорливый менеджер, Олег Павлович!

Смотри. Вовка Машков поставил спектакль, который, по сути, перевернул сознание зрителей...

Вы про «№ 13».

Конечно. Сколько лет играли на аншлагах, а потом ко мне пришли Женька Миронов и Авангард Леонтьев и сказали: «Мы старые, больше играть не можем». Ладно. И вот родился «№ 13D». Это новый шлягер, и я боюсь, что он еще лет двенадцать будет идти. Твой братец Игорь до этого спектакля был знаменитым шоуменом, а оказалось, что он Артист. У него и раньше были глаза любящего это занятие человека, но такой реализации не случалось. А тут раз, и всё произошло.

Мне очень приятно это слышать от вас, Олег Павлович.

Это правда.

В свое время вы поверили в режиссерский дар совсем молодого Володи Машкова и сегодня продолжаете открывать новые имена.

Несколько лет назад министр культуры Москвы, теперь уже бывший, обновил руководство ряда московских театров. И оказалось, что почти все новые руководители вышли из «подвала» (Театр под руководством Табакова — Прим. ОК!). Мои выкормыши пустились в самостоятельную жизнь, вроде бы всех у меня отобрали, раскулачили, а появились еще двое, один моложе другого. Сашка Молочников окончил ГИТИС три года назад. Сначала сыграл кролика в сказке, а потом по написанной им же самим пьесе поставил спектакль о Первой мировой войне — «19.14».

Двадцатилетний парень сделал прекрасный спектакль в том жанре, в котором в Москве могут работать четыре с половиной человека, а может, три с половиной. А тут еще пришел такой Иван Орлов на исповедь, тоже совсем юный.

Я знаю Ивана. У него отличная постановка «Машеньки» по Набокову в Театре Моссовета.

Мы с ним поговорили. У Ивана нет ничего более интересного в жизни, чем профессия. Я ведь так же начинал. «У вас есть чуйка», — сказал мне Иван. Наверное, чуйка есть.

Конечно, Табаков — это гарантия успеха. Но, согласитесь, бывают исключения. Мало кто знает, что к вашему предыдущему юбилею готовился спектакль «Уход» Вацлава Гавела. Мне сказочно повезло: режиссер Константин Богомолов пригласил меня на роль журналиста, и четыре месяца я репетировал в партнерстве с самим Олегом Табаковым! Я видел, сколько вы тратили душевных сил. Спектакль не состоялся — по независящим от вас причинам. Это был сильный удар по самолюбию?

Нет. Жизнь-то интереснее, чем наши представления о ней. Перелистнули страницу — и дальше. Меня довольно рано вознесли, уже в первый сезон работы в «Современнике». Нас позвал Олег Николаевич Ефремов, мы встали в рост и пошли за ним, в атаку. Есть такие лестницы внутреннего устройства дома. За первый год я промахнул не один, а сразу три пролета.

Это профессиональное рвение или талант?

Я так тебе скажу. У меня случился инфаркт в 1964 году, спустя девять лет после окончания Школы-студии МХАТ. За эти девять лет я сыграл сорок пять ролей в кино, сейчас актеры за двадцать лет столько не делают.

Но вы же могли фильтровать предложения, не бросаться во все тяжкие.

Бывало, и отказывался. Но раз ты нужен, значит, выбрал правильную профессию. Я проваливался три раза за свою жизнь.

Первым серьезным провалом было исполнение вместо Ефремова роли в спектакле «Два цвета». Мне было двадцать четыре, ему тридцать три, и тогда это была ощутимая разница.

Интересно, в таких случаях вам указывали на провал или срабатывала самооценка?

Конечно, самооценка. Всё остальное не имеет особого значения.

Уточню: не имеет значения, если это актер вашего уровня… Скажите, Олег Павлович, когда росли ваши старшие дети, у вас хватало времени на их воспитание?

Нет, но я их любил.

И что, этого достаточно?

Достаточно. Если ты любишь своих детей, то автоматически время от времени что-то корректируешь в их жизни или просто напоминаешь о своей любви. А по дарованиям, которые генетика вкладывала... Дочка моя первая, Саша, в «Маленькой Вере» играла, помнишь?

Конечно. Она здорово сыграла там очень смешную острохарактерную роль. Павел, из младшего поколения Табаковых, тоже успешно дебютировал в кино, в картине «Звезда». А Паша похож на вас по характеру?

По поводу Паши я тебе могу сказать, что он джентльмен, уже привык самостоятельно деньги зарабатывать. Он способный человек.

Вы относитесь к нему с отцовским умилением.

Никакого умиления. Тебе, может, стоит заглянуть в мою гримерную. У меня там висит фотография деда моего, прадеда Пашки, Андрея Францевича Пионтковского. Бо-о-ольшое имение у него было! Значительная часть потребностей в зерне императорской армии в Русско-японской войне удовлетворялась из его имения в Одесской губернии.

Какая связь с Пашей?

Он ведь такой маленький лорд Фаунтлерой, Пашка. В каком-то смысле избранный.

Так, наверное, многие о своих детях думают.

Нет. У него, как и у старшего, Антошки, есть чувство собственного достоинства. А насчет характера... Я, наверное, легче, что ли. Прихожу на репетицию пьесы, неважно какой, и уже сразу знаю, как всё будет. Когда мне кто-то говорит: «Как я мучаюсь, как этот актер мучается, ищет чего-то» — я думаю: зачем тогда тебе заниматься актерской профессией?

Это же прекрасное веселенькое занятие. Если человек нашего ремесла не обладает чувством юмора, то он либо обрекает себя на муку, либо ничего путного у него уже не получится.

В «веселеньком занятии», как вы говорите, пока еще не задействована ваша младшая дочь Маша. Хотя я помню, как она проходила кастинг на роль вашей внучки в несостоявшемся спектакле «Уход».

Понимаешь, Вадик, я теперь думаю, есть какой-то смысл в том, что Маша и Павел поздние дети. Наверное, генетическая информация им передается в большем объеме. Маше скоро будет десять. Лет пять назад мы снимали дачу на Рублевке. Я приезжал после съемки, брал Машку, тискал и через тридцать-сорок минут мог еще одну смену отстоять. Однажды подхожу к дому, она возле крыльца стоит, внимательно смотрит. Потом говорит: «Папа, жук помер, надо хоронить». Скажи мне, как человек в пять лет такое может ляпнуть? Или недавно Марина спрашивает дочку: «Ну что, Маш, пойдешь по Красной площади?» — «Зачем, мама? Лучше по красной дорожке идти».

Всё понятно, в семействе Табаковых растет еще одна незаурядная личность! Олег Павлович, вы уже давно женаты на Марине Зудиной. Благодаря ей как-то изменились?

Нет. Я люблю ее, люблю по-прежнему. Вообще, до Марины у меня был один регламент смены караула, наличия личного состава и так далее, а потом появилась эта толстощекая девочка на тридцать лет моложе... Она верный человек. Это для меня важно.

А вы с Мариной устраиваете домашние праздники, принимаете гостей?

Чаще всего это бывает в имении моего сына-ресторатора Антона.

Очень удобно, когда есть такой сын!

Конечно. На реке Истре он построил замечательный дом, который может построить состоятельный человек. Такая дворянская русская усадьба. Река через двести метров от дома. Летом мы там часто бываем. Приезжают мои внучки — девчонки Антошки, и моя Мария там верховодит. У Антошки жена Анжела, хорошая девочка. Она на него так смотрит, что я спокоен за сына.

Вы и в Художественном театре создали атмосферу большой семьи. Например, актеры очень ждут знаменитые мхатовские капустники на старый Новый год, которые благодаря вам стали традицией. И окончание сезона у вас в театре всегда отмечается очень тепло и весело.

Этого всего мне раньше недоставало. Хорошо в «Современнике» было первые шесть лет, всем хотелось быть вместе. Мы открылись в 57-м, а в 62-м уже трещины были. И я какую-то критику серьезную предъявлял Олегу Николаевичу, а он не мог поверить: «Как же так, Лёлик видит чего-то, что я пробахиваю». Я был младшим, меня за водкой посылали... У нас с Ефремовым были сложные взаимоотношения. Мы любили друг друга и иногда все-таки не переносили друг друга.

Помню, до смерти Олега меньше полугода оставалось, и он мне говорит: «Ну всё, следующий сезон будешь планировать ты». И я этого не делал, потому что понимал, что он умрет, если его лишить самого лучшего занятия, которое есть у него в жизни.

Пронзительные воспоминания...

Вот ты говоришь про театр-семью... Помню, мы с Женей Евстигнеевым жили в пристройке номер семь. И все в этой общаге собирались. Там была тетя Катя, старшая, мы платили ей по рублю за один предмет — она мыла за нами, стирала. Рубль — один носок, рубль — трусы, рубль — рубашка... По тем временам это были деньги. И всё это, по сути, было подтверждением слов: чего не сделаешь один — сделаем вместе. Сейчас у нас в театре такая атмосфера. Артисты хотят быть здесь, во всех углах репетируют. Это всё называется «в какой театр мы верим».

Вы охотно участвуете не только в мхатовских посиделках, но и во всевозможных театрализованных вечеринках, которые устраивает Boscofamily.

Я думаю, это пример того, как преуспевающий бизнесмен Миша Куснирович, по сути дела, является романтиком человеческих взаимоотношений.

Вы, Олег Павлович, такой же романтик.

Наверное. Это всё оттуда: «откупорить шампанского бутылку и перечесть «Женитьбу Фигаро». Ведь Мишка Куснирович получает радость от того, что он кому-то помогает. Радость! Не прикидывается, не конъюнктуру блюдет. Он в каком-то смысле мой младший брат. И наверное, он мечтал быть актером. Для меня эти встречи в Boscofamily всегда отдых. Хотя по большому счету отдыхать я не люблю.

Зато, я знаю, у вас есть неукоснительное правило — обязательно днем поспать.

А как же!

Быстро засыпаете?

Да.

Значит, с нервной системой всё в порядке.

Абсолюман!

Не перестаю удивляться, как вашей душевной щедрости хватает на огромную армию людей! Теперь вот и колледж Табакова живет, дышит, развивается.

Почему родилась школа? Это же бред: иметь два театра и еще школу открывать, это же патология. Но я не мучаюсь, я радуюсь, потому что главное, что заботит меня, — завтрашний день, что будет после меня.

Андрей Вознесенский однажды написал о том, что он попал в «Современник», а там в дверях стоит Табаков — Моцарт поколения основателей «Современника».

Что он имел в виду? Понятия не имею. Андрей был поцелован явно, не знаю кем.

И вы, конечно, тоже поцелованный, дорогой Олег Павлович. С юбилеем, здоровья вам! И пусть ваша моцартовская энергия еще долго заряжает всех нас!