Яна Недзвецкая: «Я как паровой котел»

Яна, для чего нужна такая провокация? Как вам пришла в голову идея отправить своих моделей на дно?

Я стояла у истоков модных недель в России, участвовала в одной из первых, так называемых Жуковских неделях моды. Там был довольно жесткий конкурсный отбор. Всё решал талант дизайнера, а не деньги. Туда невозможно было просочиться не профессионалу. Как только недели моды перешли под патронаж бизнесменов, их уровень резко понизился. Участвовать теперь может любой, кто заплатил взнос. Показывать свои коллекции на фоне кривых-косых пошивалок стало скучно и неинтересно. Поэтому на неделях моды я старалась не просто показать коллекцию, а сделать какое-то интересное шоу. Все-таки у меня второе образование — сценарный факультет ВГИКа. Нужно было каким-то образом применить свой талант.

То есть свое подводное шоу вы придумали сами?

О подводном шоу я мечтала года два. Как-то, просматривая фотографии в Интернете, наткнулась на фото девушки под водой в некрасивом платье. Да и девушка была с короткой стрижкой. Подумалось: «Какую идею испортили». (Улыбается.) На фото была мертвая картинка. И в голове закрутилось, завертелось... Захотелось снять видео. Потом сумасшедшая мысль мелькнула сделать все это онлайн, прямо во время показа. Долго вынашивала идею. И вдруг звонок от моего любимого фотографа Володи Бязрова: «Давай снимем фото под водой». И понеслось...

А моделей для этого показа как подбирали?

Моделей брала самых обычных, но тех, с кем давно работала и кто верил мне и в меня. Кто мог за мной пойти. На репетиции с Володей попробовали взять спортсменок, пловчих, но ничего из этого не вышло: модели всё делали гораздо лучше.

Яна, а сами вы ныряли?

Ну конечно! В подводном ролике последний кадр — унылый черный кусок метнулся в воду, безобразно надув щеки, — это я и есть. (Смеется.) Сама тренировала девчонок, кричала, что так легко не надувать щеки и открывать глаза под водой. Очень помогла Алина Абузярова – одна из моих любимых бесстрашных моделей. Сначала научилась она, потом помогала обучать остальных. Этот подводный показ мы около года ночами репетировали в бассейне клуба СССР. Хорошо, что клуб нам позволял это делать совершенно бесплатно. Иначе бы я по миру пошла уже через полгода. (Улыбается.)

Вы мастер провокаций. Когда вы поняли, что, для того чтобы о тебе заговорили, обязательно нужен скандал?

В детском саду. (Смеется.) Я всегда была самым неудобным ребенком — и в саду, и в школе. На каждом родительском собрании говорили только обо мне, несмотря на то, что я училась на одни пятерки. Мое поведение обсуждали, сплетничали, я всегда была на слуху. В хорошем смысле слова — по учебе и в самом плохом — по своим выходкам. Выходки были самые безобидные, но мы же знаем школу: для них любой непослушный ребенок, который поступает по-своему, — уже кошмар и ужас. Например, я ненавидела унылую школьную форму и сшила себе из маминого шерстяного платья красивое мини-платье для школы. Маму тут же вызвали в школу, и старый директор, алкоголик, сказал ей, что вся школа обсуждает цвет моих трусов. Естественно, мама всыпала мне по первое число. За ночь я сшила себе другое платье и наутро пришла в школу в форме... до пят. Вот так и развлекалась.

Вы как-то рассказывали, что шитье кормило вас с детства. Когда вы взяли в руки нитку с иголкой?

Мама нам с сестрой всегда покупала огромных красивых кукол, но они меня не интересовали. Причем сестре почему-то доставались куклы в красивых нарядных платьях. А мне — какие-то Лиды и Маши в чепчиках. Я их всегда вскрывала, потрошила и выбрасывала наружу опилки.

Так, а кто вас научил шить?

Спасибо потрясающей учительнице по труду. Она научила меня и шить, и готовить. Я до сих пор готовлю сырники и суп с фрикадельками по рецепту, который освоила в третьем классе. И она же научила меня шить. Начинали, как все во времена СССР, с фартуков и двухшовных юбок. Уже в пятом классе мама перестала мне покупать одежду. На летние каникулы она мне покупала только ткань. А на школьные вечера я резала ее потрясающие крепдешиновые платья. Обнаруживая очередное разрезанное платье, мама только качала головой.

Я так понимаю, работы вы никогда не боялись.

Сколько себя помню, всегда работала на трех-пяти работах. Во времена СССР не так просто было устроиться на работу. Но только не для меня. Мне кажется, я перемыла все грязные полы в Москве, когда училась в своих многочисленных вузах — начиная с МИСИ (специализация «строительство ядерных установок») до ВГИКа и Литературного института. Несмотря на то, что у меня была довольно состоятельная по тем временам семья: мама и отчим были заместителями директоров по строительству на крупных комбинатах. Но я с детства не могла клянчить деньги у мамы и предпочитала зарабатывать их сама.

После окончания ВГИКа вас пригласили работать на студию к Петру Тодоровскому. Почему не пошли?

Да я много куда не пошла. Года полтора я работала на музыкально-развлекательном канале у Аркадия Буйнова режиссером. Но зарплату там платили равную зарплате уборщицы в хорошей коммерческой компании. (Улыбается.) После окончания сценарного факультета ВГИКа мне предлагали писать сценарии для сериалов — в 90-е только это пользовалось спросом. Узнав, сколько за это платят, мой пыл по части написания сценариев как-то резко пропал. (Смеется.) В это время я получала очень приличные деньги за пошив вещей на заказ. И этот доход не шел ни в какое сравнение с написанием сценариев.

А как вы начали продавать одежду? Кто вас к этому подтолкнул?

Лет до двадцати двух я шила одежду для себя и для сестры. Когда у меня появился приятель, он стал отмечать, что я очень красиво одеваюсь. Спрашивал, откуда у меня такая крутая одежда, кто мне возит шмотки из заграницы. А я сама себе всё шила — от пальто до блузок, юбок и платьев. Когда он узнал, что я сама себе шью, ахнул! Как оказалось, он был фарцовщиком. Тогда это был золотой бизнес. Он попросил меня сшить что-нибудь на продажу. Я сшила, он продал. И получив первые шальные деньги, я, конечно, обалдела. И выбор тут же был сделан в пользу бизнеса. Навсегда.

Вы как-то сказали: спасибо маме, что меня гнобила. Судя по всему, вы росли в бесконечном протесте?

Хорошо, что я оказалась крепка духом. Когда у детей жесткие, если не сказать жестокие, родители, то у них только два выхода: или сломаться и поникнуть под родительским гнетом, или набраться сил и этот гнет сбросить. Я сбросила. И очень рано стала независимой. Первые четырнадцать рублей я заработала в седьмом классе.

Таланты расцветают из жестких тисков?

Несомненно. Все мои подруги, у которых были заботливые и добрые мамы, не просто ничего в жизни не добились, а у многих из них сломанные и несчастные судьбы. Мамина жесткость научила меня рано понимать цену деньгам, свободе — как личной, так и материальной. Мама никогда не толкала меня замуж. Напротив, она всегда говорила: делай всё сама, никогда ни на кого не рассчитывай. И это правда: муж может уйти, дети — предать, а любимая работа не предаст никогда. Это то, что всегда будет рядом и всегда принесет не только моральное удовлетворение, но и материальный достаток.

А дочь свою вы так же строго воспитывали?

Конечно. Ну, разве что никогда не поднимала на нее руку, чем грешила порой моя мама. Когда моя дочь в третьем классе получала тройки, то в качестве наказания должна была идти в цех и пришивать пуговицы. Кстати, тогда же она сама выходила к метро продавать книги из моей библиотеки, в том числе и первые мои сборники стихов. Но это уже было по ее собственной инициативе. За книжки я ее отругала, а стихи мало кто покупал. Так ее бизнес и заглох. Зато уже на первом курсе института она довольно успешно производила бижутерию для моего единственного в ту пору магазина. И успешно ее продавала.

Так в итоге дочь пошла по вашим стопам?

Как раз нет. Не в меня пошла. Кстати, и моя мама, по-моему, ни разу в жизни иголку в руках не держала. Поэтому и не ругала меня за порезанные платья. Сейчас я понимаю, что тогда ее скорее восхищало, что я умею создавать такую красоту. Это было недоступно ни ей, ни моей сестре. Так получилось, что я одна в семье такая рукастая.

Яна, а почему вы не продолжили заниматься писательством. Стихи не приносили дохода?

Ну уж если сценарии ничего не приносят, то что говорить о стихах. Я написала в соавторстве с Андреем Батуриным диск на его музыку для Алексея Булдакова «Особенности национальной», который довольно успешно выдержал много переизданий. Я за него не получила ни гроша. А через три года увидела его — уже в экспортном варианте — в магазинах и без моей фамилии. Я поняла: там, где от меня ничего не зависит, участвовать не буду. Даже из любви к друзьям. Меня можно использовать, но не более одного раза. (Улыбается.)

А сейчас пишете, для души?

Только статьи для журнала, очерки о путешествиях, заметки. Мне сейчас интересней выступать режиссером-постановщиком своих шоу.

Просто продавать одежду скучно?

Ну а что в этом веселого? Рутина, конечно. Но я и это стараюсь поставить на системные рельсы. Вся компания у меня заточена на результат. Я давно запретила своим сотрудникам мыслить процессами, никогда не выслушиваю нытье и плачу только за готовый продукт. Конечно, приходят новые сотрудники и начинают вносить хаос. Но я старалась все процессы стандартизировать.

В одном из интервью вы говорили, что жить между кризисами вам скучно.

Конечно, с моим-то характером! (Смеется.) Мне сложно перемалывать рутину, я всегда сама себе придумываю шоу, события акции, проекты. Как только у меня ничего интересного в жизни не происходит, я скисаю, ною, начинаю троллить своих сотрудников и достаю их своими придирками. В душе мне их искренне жаль. Но моя деятельная натура требует выхода! Я как паровой котел. (Улыбается.) Я обожаю работать в жестких условиях завтрашнего дедлайна. И мне это удается гораздо лучше, чем долгосрочное планирование. Мне необходимы интересные и новые проекты 24 часа в сутки, и многие решения, кстати, приходят ко мне во сне.

Вы говорили, что с детства мечтали стать богатой и знаменитой. Вам это удалось?

Смотря что иметь в виду под этими словами. (Смеется.) Я никогда не мечтала о личных самолетах, яхтах и прочей смешной атрибутике олигархов наших дней. У меня довольно скромные запросы. Терпеть не могу «брульянты», золото и прочие украшалки. Ношу только свою одежду. Правда, когда не толстею больше пятидесятого размера. (Смеется.) Но я и никогда не задумываюсь в магазине: могу ли я это себе позволить. Я просто не пойду туда, где не могу себе что-то позволить. Это по части «богатой». Что касается «знаменитой», то новым Толстым я вряд ли смогу стать. Но в профессии на сегодняшний день считаю себя успешным дизайнером, который ухитрился воспитать с нуля еще пару-тройку не менее знаменитых — тех же Вову Горшкова, Султанну Французову.

А как вы относитесь к тому, что вас называют бабушкой русского дизайна?

Это я сама себя так назвала. (Смеется.) Кто еще способен на самоиронию? Журналисты обычно называют меня «русская королева платья», «русская Вивьен Вествуд» или «самый эпатажный российский дизайнер». Я назвала себя бабушкой русского дизайна потому, что никого не знаю в этом бизнесе, в этом сегменте, этого же уровня одежды, кто бы продержался дольше меня, — 27 лет.

Яна, и что нужно сделать для того, чтобы стать успешным дизайнером?

Как бы странно это ни прозвучало, но надо любить людей. (Улыбается.) Обычно дизайнер работает сам на себя, на обслуживание своих предпочтений и пристрастий, и ему глубоко плевать на своих покупателей. А успех — это в первую очередь любовь к людям и желание сделать их хоть немного счастливее. Я реально обожаю девушек. Мне хочется видеть их успешными и счастливыми, чтобы рядом с ними был такой же успешный муж, а не безработный алкаш. И мне это удается. Покупая мои платья, девушки удачно выходят замуж, так как моя одежда повышает их социальный статус. И это понятно: встречают нас исключительно по одежке. Так что, помимо «бабушки русского дизайна», я часто называю сама себя реальной свахой всея Руси. (Смеется.)