Михаил Тройник: «Я очень рад, что у меня было всё не по правилам»

.

Два года назад вы уже давали интервью ОК!. Тогда вы сказали, что только начинаете осознавать, что актерство — это ваша профессия. А как сейчас? Что-то изменилось?

Да, конечно, изменилось. Прошлый год получился очень насыщенным в плане съемок, переездов. Кроме того, в мою жизнь стремительно вернулся театр, будут две премьеры. Мне кажется, что я прохожу через какое-то взросление. Отношение к работе стало другим —  не только как к творческому, андеграундному процессу, а именно как к работе. 

Как это проявляется?

Я понимаю, что нужно следить за здоровьем, за тем, как ты выглядишь, как спишь, как себя распределяешь. Стало меньше поиска, ощущения, что я чего-то не знаю. 

Вы чувствуете себя на своем месте?

Да, хотя, думаю, что раньше должен был прийти в эту точку. 

В сентябре выходит второй сезон сериала «Иванько». В первом все герои натворили дел, но ваш персонаж больше всех. 

Это точно! (Смеется.)

Кажется, что ваш герой Лёха — это большой ребенок. Он сначала делает, а потом думает. Как вы думаете, способен ли в принципе такой человек повзрослеть? 

На мой взгляд, подобным людям сложно взрослеть. В нём столько хаоса —  что в голове, что в жизни. Потребуется не один сезон «Иванько», чтобы Лёхе удалось вырасти. И, как мне кажется, юмор второго сезона заключается в том, что он всеми силами пытается взять на себя ответственность, измениться, но в случае Лёхи нужны годы, чтобы это удалось. А ускоренная программа взросления лишь заставляет его попадать в еще более смешные ситуации. Хотя он и всеми силами пытается из них выбраться. Цепляется, как может. 

Как вы себе объясняете, почему в нём столько хаоса?

Лёха — очень сложный персонаж. Никогда не знаешь, как играть таких людей. Они очень ветреные, что там за сердцевина?! Понимаете, есть герои, которых легко объяснить. Условно, вот человека в детстве обижали, а он потом вырос и стал олигархом, чтобы всем доказать, чего стоит. Тут такого нет, в этом смысле это не какой-то «психологичный» образ.

У Лёхи неожиданная линия в новом сезоне. Он «лечится от похоти» и ходит на собрания анонимных сексоголиков. Перед съемками второго сезона изучали ли вы подобные группы? Может, общались с кем-то, кто их посещает?

Не общался, но смотрел видеоролики об этом. Такие группы существуют. Люди, считающие, что у них есть зависимость, обращаются туда за помощью. Но, мне кажется, что во втором сезоне весь смысл как раз в том, что Лёха не оттуда. Собрания психологической помощи — это совсем не про него. 

Давайте тогда поднимем еще одну! Создатели сериала обозначают, что важная тема нового сезона для всех героев — это принятие себя. Во-первых, вы тоже это так видите?

Шаг в эту точно сторону есть. Но, как я уже говорил, в случае с Лёхой непонятно, способен ли он в принципе себя принять, хотя очень пытается. Это страстный человек. Как он сильно хулиганил в первом сезоне, также сильно старается принять себя во втором. Просто на разрыв аорты, и еще неизвестно, что безопаснее для него и окружающих. Но всё же я не до конца согласен с этим утверждением, потому что Лёху сильно штормит. 

А как насчет вас? Вы сами себя принимаете? 

Тоже очень пытаюсь! Наверное, мне это удается лучше, чем ему. Хотя о таких вещах сложно судить самому, со стороны виднее. 

Знаете, я давно общаюсь с актерами и вижу, что у большинства из них всегда есть вот эта критика, самоедство.

Сейчас я гораздо реже так делаю. Понял, что, когда больше загружаешься какой-то работой, меньше думаешь. Ты начинаешь думать о других вещах. Хотя и критика, и самоедство во мне присутствуют. 

Может, это и помогает вперед двигаться?

Безусловно, но в моем случае помогает и то, что у меня много разноплановых ролей. Например, когда мы снимали первый сезон «Иванько», я параллельно работал в «Чиках», где играл священника. Это был показательный момент лично для меня. Я понял, что могу играть разных героев. Но без сомнений и рефлексии тоже не обходится.

Вы несколько лет проучились в МГТУ им. Баумана, прежде чем решили поступать в Школу-студию МХАТ. Думали ли вы над тем, какой была бы ваша жизни, если бы со Школой-студией не сложилось? Где бы вы были и чем занимались?   

Честно говоря, я об этом не думал. Даже не знаю почему.

Хорошо, но когда вы так кардинально меняли свою жизнь, были ли уверены в том, куда идете?

Тот период я вспоминаю, как сон, какой-то манящий, влекущий. Не знаю, как это происходит, а потом раз — и уже поступил. Я ни на что не рассчитывал, никому ничего не говорил, просто прошел первый тур, потом второй… До сих пор не понимаю, как это произошло. Хорошо, что всё так сложилось, потому что иначе было бы гораздо труднее. У меня не было никаких знакомых, никого, приближенного к миру театра или кино. Если бы я знал его правила, то ужасно нервничал бы. Все-таки Бауманка — это другое мышление, у тебя есть задание, надо делать. Я также пошел сдавать творческий экзамен: басню, стих и прозу. Пошел и сдал. Сейчас я очень рад, что у меня было всё не по правилам. 

Родители, наверное, были в шоке?

Да! Отец сказал: «Покой нам только снится». 

С годами они оценили ваши спектакли и фильмы?

Это долгий процесс, и он еще продолжается. Родители и мое творчество — это в каком-то смысле комический роман, у нас было много смешных ситуаций. Расскажу одну. Знаете, мой папа всю жизнь строил корабли. И вот на четвертом курсе он впервые пришел на мой студенческий спектакль вместе со своим другом. Так они взяли с собой корабельный бинокль! А это еще и студенческий театр Школы-студии МХТ с очень маленьким залом. Я выхожу на поклон, а они сидят и смотрят на меня через этот огромный бинокль с третьего ряда. Это шутка, которую придумал мой папа. Вот так родители впервые столкнулись с моим творчеством.

А в целом насколько сложно вам дался переезд в Москву?

Это был 2005-й год. Сначала я снимал комнату в Чертанове, потому что долго не давали общагу в Бауманке. Там было непросто учиться, поэтому первые два года я прямо весь был в занятиях. Очень серьезная нагрузка для 17-летнего человека. Да и в целом было сложно привыкнуть к тому, чтобы жить одному. Ну, и Москва в отличие от Рыбинска совершенно другой город. 

Какой она вам показалась?

Помню то время так: зима, многоэтажки, душное метро и учеба, учеба, учеба. Хотя, есть и какие-то вспышки в голове. Например, я приезжал на Воробьёвы горы. Одноклассники учились в МГУ, и я навещал их. Интересно, что с тех пор больше так и не гулял в том районе. Конечно, Москва — очень разная. Но первое впечатление было такое, будто тебя засасывает. Сильная энергия и совершенно другая. 

Бываете ли вы сейчас в родном Рыбинске?

К сожалению, редко. Хотя у меня там остались родители, но чаще они приезжают. 

Долгое время ваша карьера больше развивалась в театре. В какой момент вы осознали себя именно как актера кино?

Это как раз то, с чего вы начали интервью. Два года назад.

Это естественный процесс из-за того, что стали предлагать больше ролей?

Да, стало больше смен, ролей, кинопроизводства. Опыт пришел. 

Но сейчас и театр вернулся в вашу жизнь?

Да, в сентябре будет премьера «Последнее лето» в Театре Наций, а в ноябре еще одна постановка, пока про нее рано говорить. Сентябрьский спектакль точно. Это современная пьеса о событиях начала XX века. О том, что такое дом в русском понимании. Мне кажется, сейчас в воздухе витает запрос на осознание того, кто мы,  откуда, для чего. На мой взгляд, с помощью этого спектакля мы можем об этом поговорить со зрителем.

Кого вы играете?

Белого офицера. Очень молчаливо, скупого на эмоции, холодного, настоящего интроверта. Для меня очень редкая роль.

Какие у вас ощущения от возвращения на сцену?

Было непросто. Во-первых, и само возвращение на сцену. Во-вторых, есть роли, где нужно прямо рыть новые тоннели в работе. Эта как раз из таких. Но полное возвращение состоится, когда спектакль выйдет. Потому что главное — это встреча со зрителями. Контакт со зрителем я люблю гораздо больше, чем репетиции. Для меня в принципе живая связь с людьми — это самое крутое в театре, то, ради чего им стоит заниматься. Так что я очень этого жду и… уже даже заждался!   

.