Взрывы на нашей улице
Я близко столкнулась с терактами только после переезда в Израиль. Я помню, как взрывали дома, помню трагедию на Пушкинской, но то ли я была моложе и беспечней, то ли Москва мне представлялась настолько огромной, настолько необъятной, что было смертельно жаль погибших и раненых, но совершенно не страшно. Вокруг двадцать миллионов людей – шансов стать жертвой теракта гораздо меньше, чем быть убитым упавшей с крыши сосулькой. В буквальном смысле – посмотрите статистику.
Всё изменилось после переезда. Крошечная страна, все друг друга знают. У нас тихий, спокойный, крайне снобский город, в котором никогда не происходило ничего страшнее кражи велосипеда. И вдруг – день терактов. На одного мужчину напали прямо у ворот школы моего сына, в ста метрах от нашего дома. В тот же день я опаздывала на учебу: встретила подругу и, вопреки здравому смыслу, болтала с ней обо всякой ерунде десять минут. Тогда я еще ничего не знала о нападениях, узнала как раз от нее – она мне позвонила в тот момент, когда я входила в здание школы. Сказала, что на той автобусной остановке, куда она шла и куда она опоздала из-за разговора со мной, только что порезали нескольких людей. Она подошла как раз в тот момент, когда террориста задерживали.
В языковой школе в тот день мало кто учился. Люди изо всех стран собирали сводки, читали новости на всех языках, пересказывали остальным. Договаривались возвращаться домой группами. Сложно уложить в голове мысль о том, что кто-то на самом деле хочет и может тебя убить. Я шла от школы до своей машины – каких-то триста метров – как герой компьютерной стрелялки. Сканируя всех окружающих на предмет желания меня зарезать. Помедлила перед группой арабских рабочих, которые чинили дорогу. С одной стороны – стена, с другой – они, мне придется пройти близко-близко. Один рабочий поднял на меня глаза и медленно отошел – кажется, понял всё, о чем я думаю в этот момент. Проскочила этот участок с колотящимся сердцем изо всех сил стараясь не перейти на бег. Одновременно удивилась: оказалось, что в глубине души мне гораздо важнее остаться вежливой, нежели живой.
Это – этот страх – длился три дня. Детям в школе рассказывали, что произошло, учили действовать во время разных террористических ситуаций. В Израиле считают, что информированность не только спасает жизни, но и снижает уровень тревоги. Многие родители «оберегают» детей, скрывая от них информацию, но дети же чувствуют, ловят обрывки разговоров… И эти кусочки взрослого страха пугают их вдесятеро сильнее.
Это жутко осознавать, но потихоньку люди привыкают и забывают. Глобальный страх отодвигается ежедневными заботами.
Я представляю, как страшно сейчас питерцам и как невыносимо спускаться в метро. Но это постепенно пройдет. Особенно на фоне того, насколько люди сплотились на фоне общей беды. Как таксисты и обычные водители возили пассажиров бесплатно, кафе предлагали бесплатный кофе и закуски всем, кто не мог в тот день добраться до дома, как весь город объединился, чтобы помочь и спасти. Как, черт возьми, уже сегодня появились первые – горькие, саркастичные, очень питерские – шутки от водителей в «Яндекс-картах»: «Как вы думаете, мы пока еще все сплочены или можно снова начать всех ненавидеть?» И это тоже показатель человеческого умения переживать, перерабатывать горе.
Примерно как тот факт, что на третью ночь ракетного обстрела Израиля, когда мы с соседями по сигналу воздушной тревоги выскакивали на лестницу в общий подъезд, один из местных парней захватил с собой бутылку вина и стаканчики. То есть он их приготовил заранее как раз для такого случая. И все шутили, почти не нервно, выпивали, говорили, что в Израиле резко выросли продажи пижам: больше никто не решается спать голым или в трусах – вдруг придется снова выбегать по тревоге.
Собственно, всё это показывает, что хороших людей намного, гораздо больше, чем плохих. И в Питере, и в Москве, и в Израиле и вообще во всем мире. И то, что общечеловеческая жажда жизни гораздо больше жажды некоторых убивать. И то, что Питер – мрачно, саркастично, сцепив зубы, но победит. Не в первый раз, чай.