Вадим Казаченко

Участие Вадима стало настолько ярким, что им самим и его новыми песнями вновь заинтересовались маститые продюсеры. Состоится ли второе пришествие Казаченко в шоу-бизнес? Об этом и многом другом мы поговорили с самим певцом.

На одной афише вас как-то назвали «болью всего российского народа». Значит, боль — это вы?

Это была шутка. Такую подпись сделали, чтобы людям стало ясно, кто приезжает на гастроли. По фотографии это сложно было понять: на афише я выглядел как Киса Воробьянинов, нарисованный Остапом Бендером в образе сеятеля. Вот и написали: «Вся боль советского (тогда еще) народа В. Казаченко».

Вам льстит такая формулировка?

Думаю, на самом деле я никогда не был болью. Просто почему-то именно эта песня надолго всем запомнилась (напевает): «Больно мне, больно...» До сих пор люди любят со мной делиться своими бедами: в «Одноклассниках», на концертах — везде, где я появляюсь. Так что у меня кроме артистической роли есть еще и психотерапевтическая.

На вашем сайте я прочитала вашу переписку с одним школьным другом, в которой говорилось, что группа «Фристайл» была вашей дет-ской мечтой. Вы правда о таком мечтали?

Нет. Мечтой было просто неопределенное желание играть в вокально-инструментальном ансамбле. «Фристайл» нашел меня, когда я уже был профессиональным артистом. Тогда ко мне обратились за помощью: некому было петь в этом коллективе. Мне было двадцать пять лет, до этого я уже ездил на гастроли, работал в Амурской филармонии. То есть я был относительно опытным гастрольным артистом. Я записал для «Фристайла» песни и уехал на работу — в московский ресторан «Измайлово». Потом, когда эти песни стали популярными, пришлось оттуда уйти. Через два года группа выпустила четвертый альбом, она уже стала известна всей стране, и тогда кому-то показалось, что можно обойтись и без меня. С тех пор, а именно с 1992 года, я работаю самостоятельно.

У вас интересная манера исполнения, немного нервическая. Можно сказать, что вы владеете какой-то необычной техникой вокала?

Вот в этом я вообще не разбираюсь. Я имею большой опыт работы, но меня никто никогда не учил звукоизвлечению. Что такое «опираться на диафрагму», я просто не знаю. Пою как на душу ляжет. А начиналось все со школьной самодеятельности, с работы на танцплощадке, затем в ресторанах... Ты перепеваешь массу материала, уже спетого кем-то. Во всех этих перепевках, подражаниях находится то, что ближе тебе. Отсюда и складывается манера. Я, например, никогда не возьмусь петь блюз или джаз. Просто не мое это.

Какую-то из ваших песен вы представляете себе в качестве модного рингтона?

Сам я таких рингтонов не слышал. Но думаю, что сделать рингтон можно из любой песни, которую я исполняю, потому что у них у всех внятные мелодии. А так, вообще, шутки ради, я своей маме когда-то нотами в мобильный телефон записал «Больно мне, больно». (В этот момент Вадиму позвонила Лолита Милявская. Наш разговор продолжается через пять минут.)

Вы дружите с Лолитой?

У нас хорошие отношения. Впервые мы столкнулись в 2005 году в коридоре «Останкино». У нас там была загадочная ситуация: мы с Ирой хотели прийти к Лолите в «Без комплексов», но все никак не получалось. А тут столкнулись с Лолой в коридоре и спросили напрямую: «Что за сложности с твоей программой? Невозможно туда попасть». Она: «Кому невозможно? Тебе?!» В общем, через три дня мы уже снимались.

А как в вашей жизни появилась Ирина?

Мы подпольщики. Знакомы с 1995 года, просто многие люди об этом не знали. Мы это и не рассказывали никому и сейчас не считаем нужным акцентировать на этом внимание, как другие пары шоу-бизнеса. Повышенный интерес к личной жизни артиста ни к чему хорошему не приводит. Последние три года мы с Ирой живем вместе в Москве. А раньше могли жить еще где-то или не жить...

То есть ваши отношения делились на этапы? Были расставания?

Были. Ира расставалась с городом Одессой, сейчас рассталась с мамой...

Ирина: Я вообще не планировала сюда переезжать. Я жила в Нью-Йорке и, когда Вадим прилетал в Америку с гастролями, занималась всеми его концертами. У меня был свой бизнес, своя семейная жизнь. На тот момент мы с Вадимом были просто друзьями. Такое редко бывает. Почему-то считается, что если мужчина и женщина дружат, то они и спят. Но у нас, как ни странно, все было по-другому: Вадим останавливался у меня дома, и мой муж нормально к этому относился. А потом, через энное количество лет, в моей жизни произошли перемены...

В.: И однажды зимой, находясь в жарком Пуэрто-Рико, мы вдруг совершенно четко поняли, что в личной жизни каждого из нас нет никого родного, с кем можно поговорить, кому можно все рассказать. После этого, в феврале, мы вдвоем оказались в не очень жаркой Москве.

А что вы делали в Пуэрто-Рико?

В.: Бамбук курили, сигареты. Первый раз в жизни Ира пригласила меня в отпуск съездить. Потому что с 87-го года, когда я поехал на гастроли, и до 2005-го я ни разу официально не отдыхал.

В свое время вы сказали, что покинули шоу-бизнес в 90-х, чтобы не стать психически больным. Сейчас подтвердите эти слова?

В.: Конечно. Любой артист недосыпает, недоедает, ездит в поездах, выступает иногда не в самых комфортабельных залах. Это жутко выматывает, прежде всего психологически. По большей части многие артисты — готовые клиенты психоаналитиков и психотерапевтов. Помимо этого, если говорить о работе артиста, в нашей стране тебя все время стараются в чем-то обмануть, лапшу какую-то повесить на уши. От этого устаешь еще больше. Я просто терпеть не могу ложь.

И.: Вот пятнадцатого числа у нас начинается гастрольный тур. Прокатчик, который нас везет, должен уже нам сказать, когда мы вылетаем, в каких залах работаем. А он пока пишет: «Билеты продаются хорошо, но мне надо еще три дня». И я понимаю для чего. Допустим, я нанимаю вас на работу как прокатчика, а вы берете мой концерт и перепродаете другим. Очень распространенная схема.

В.: Ира в 2005 году заключила контракт с одним небезызвестным в нашей стране продюсером, заплатила ему запрошенную сумму денег. В итоге мы не дождались от него вообще ничего. Через полгода Ира попыталась узнать, как обстоят дела в его продюсерской работе, после чего он очень сильно напрягся и не нашел ничего лучшего, кроме как попытаться угрожать Ирине. Он сказал, что у нее есть дети... Даже такое бывает.

Вадим, если честно, вы хотели бы снова стать суперзвездой, каким были в начале девяностых?

В нашей стране среди людей, которые любят эстраду, нет тех, кто не знает Вадима Казаченко. Свидетельством этому является то, что я до сих пор даю концерты в большом количестве, и то, что у меня вышел альбом совершенно новых песен, а не ремейков. При этом я действительно не вхожу в шоу-бизнес — говорю об этом без тени стеснения. Потому что я все равно не могу переступить многие морально-этические нормы, которые просто необходимо переступать, чтобы быть связанным с крупными медийными структурами. Я спокойно отошел от этого в середине 90-х, и у меня совершенно нет желания возвращаться к этому снова. Мне достаточно того, что имя Вадима Казаченко в головах девяти из десяти человек будет рождать одну и ту же ассоциацию...

«Боль российского народа»?

Они будут говорить: «Это наш певец». Мне этого хватает. Я на самом деле отношусь к звездному статусу очень и очень иронично. Это так смешно — быть звездой! Особенно сейчас, когда ты можешь спеть по телевизору три песни — и тебя вроде бы уже знает вся страна. Может, это покажется брюзжанием, но многие современные образцы рока и эстрады просто не прошли бы художественную цензуру в советское время. Это никак нельзя назвать «произведениями». Но вы, наверное, согласитесь, что именно ваше появление в телепроекте «Суперстар-2008» во многом реанимировало вас в глазах зрителей? Не совсем. На Западе, например, вы никогда не прочтете о том, что кто-то реанимировался. Тот человек, который однажды выпустил хорошую пластинку и которого узнали как артиста, может молчать десятилетиями, а затем снова записать диск, сесть в автобус или самолет и отправиться на гастроли. Никому и в голову не придет считать, сколько лет не давал концерты Джордж Майкл! Ну и что, что журналисты не слышат, кто там чем занимается?! Мы ведь также иногда о родственниках ничего не слышим, но это же не значит, что их нет! Мы воспринимаем так: пока они живы — они рядом, и они наши родственники. С артистами то же самое. Они могут работать громко, тихо, с шумом, без, но они все равно останутся артистами, это их хлеб, они практически ничем больше не занимаются. Какая разница, что я много лет не слышал Рената Ибрагимова? Начался проект «Суперстар-2008» — и я встретил Рената. Просто, находясь в Москве, за всем не уследишь. Здесь вообще отдельная жизнь. Какой-то «модный» столичный певец может «светиться» везде, а толку никакого — не пойдет на него народ. А другой, вроде бы незаметный, может вообще не появляться на обложках газет и журналов, зато в Рязани, Екатеринбурге, Челябинске у него будут полные залы.

И.: «Старперы», «суперстарперы» — это все только ярлыки.

В таком случае как думаете, почему народ до сих пор ходит на Казаченко?

В.: Потому что концерты всегда были честными, живыми, неформальными. Я после концерта могу еще два часа автографы раздавать, общаться с людьми. Иногда мы из-за этого с трудом успеваем на самолет или поезд. Я не могу поставить в шеренгу милиционеров, сделать вид, что никого нет, и пройти мимо публики. Сейчас уже думаю, что нельзя брать билет на самолет при условии, что между окончанием концерта и отлетом полтора-два часа. Я буду общаться с публикой, пока есть хотя бы один зритель. Впрочем, с годами понимаешь, что это довольно неблагодарная вещь. Люди не могут оценить этого великодушия, они считают, что ты им обязан. Тем не менее со мной очень легко, меня нужно всего лишь по-человечески по- просить: «А не могли бы вы...» Хотя сам я всегда понимал, что дай бог, если один из десяти человек, кому я чем-то помогал, помог бы потом мне. Говорят, в первый раз вы не приехали к нам на съемку из-за проблем с зубами. Это не было связано с какими-то столкновениями на концертах?

Нет. Я так нервничал начиная с 92-го года, что у меня все зубы стали сыпаться. Я не только самого себя отдавал делу, но еще и деньги свои вкладывал в его развитие. А потом, в конце девяностых, пришлось забыть обо всех своих вкладах. Поэтому я вышел из шоу-бизнеса так же, как и зашел в него, — со своими шароварами. Так что берегите нервы. Иначе зубы ой как сыпятся!

Есть хороший способ для снятия стресса — алкоголь. Не пробовали?

Лично мне алкоголь всегда только мешал. Я, например, никогда не любил работать выпивши. Знаю, что многие музыканты считают это стимулирующим средством. А у меня нет ни одной песни, записанной с коньяком, с травой или с чем-то еще, — они все спеты в ясном сознании. Это мои натуральные ощущения, их не нужно вынимать откуда-то из подсознания с помощью каких-то стимуляторов. Меня многие спрашивали: «Как ты на сцену трезвым выходишь? Вот мы не можем». А я только трезвый и выхожу.

Ирина Виноградова