Яна Троянова: «Я не хочу никому подражать»

Сама Яна гордится совсем другими ролями — неоднозначными, трудными, без всякого налета глянца. Теми, которые сыграла в фильмах своего мужа, режиссера Василия Сигарева. Их новая совместная работа, картина «Жить», скоро выходит в прокат

У вас три большие роли в кино, две награды «Кинотавра» за лучшую женскую роль, а между тем слава к вам как-то не торопится. Как вы думаете, почему так?

Я же снимаюсь исключительно в авторском кино. Это моя позиция. Я не снимаюсь в мейнстриме, в коммерческом кино, я не ищу в своей профессии заработка. Деньги нужны, но деньги нужны здоровые, я не хотела бы свою профессию превращать в рабство и получить популярность, которая для меня в каком-то смысле может быть лишней. Я свободолюбивый человек, мне бы хотелось жить так, как я хочу, не зависеть от ситуации, когда ты медийное лицо. А вот картина «Кококо» сейчас меня к этому приводит. Я известна в определенном кругу любителей авторского кино по фильмам «Волчок» и «Жить». А сейчас, получается, снялась в зрительском кино.

И сразу интерес у журналов, так сказать, глянец пошел.

Мы с Сигаревым этому глянцу даем интервью ради проката фильма «Жить». До этого предпочитали иметь дело только с каналом «Культура» и серьезным радио.

Хотя образ вы играете в целом один — и в предыдущих картинах, и в «Кококо»…

Плюс-минус всегда я, вот так скажем. Троянова в предлагаемых обстоятельствах.

Почему тогда «Волчок» — это авторское кино, а вот «Кококо» с похожим образом — мейнстрим?

Я его все-таки называю авторский мейнстрим. Дуня (Авдотья Смирнова, режиссер фильма «Кококо». — Прим. ОК!) действительно умеет завоевать зрителя. Это удивительная способность. В рамках Московского кинофестиваля американцы рассматривали двадцать русских картин. Купили четыре, из них два фильма Дуни — «Два дня» и «Кококо».

А как вы выбираете фильмы? Как отличаете, будет это что-то глубокое, авторское или нет?

Руководствуюсь интуицией. Ну и для меня пишут. И Вася (режиссер Василий Сигарев. — Прим. ОК!) специально для меня пишет, и Дуня для меня написала. Это для актрисы самое настоящее везение. Режиссеры позволяют мне быть разной. Я недавно снялась у Алексея Федорченко в картине «Небесные жены», скоро картина выйдет. Широкий у нее будет зритель или нет? Я стараюсь об этом не думать. Я не хочу никому подражать, стараться угадать, что будет смотрибельно, что нет. Как не люблю думать о выгодных ракурсах, когда снимаюсь. Хотя некоторые режиссеры и операторы это любят, говорят: «Яна, вот этот ракурс хороший, давай оставим». Это их право, хотя меня это отвлекает.

Вас не смущает, что идет эксплуатация вашего однажды сыгранного образа, вашего уральского говорка?

Я сама не отказываюсь от говора, понимаю, что это мой конек. Мой конек играть шалаву, я этого не стесняюсь. Я перестала стесняться себя, да, я с Урала. Я любила, когда приедешь на юг, сказать, что я, например, из Москвы. А Сигарев как раз обратил мое внимание на меня саму — настоящую, с Урала. И говор я сохранила. Я в свое время ушла из театрального института, чтобы в том числе не потерять речь. Я хочу быть в кинематографе такой, какая я есть. В кинематограф надо приносить себя. Я — это и есть актерская школа. Каждый актер — это актерская школа. Я перестала стесняться того, что есть во мне, наоборот, стараюсь показать и свои негативные стороны, а их полно.

Свой агрессивный характер, взбалмошный, легкомысленный, свою инфантильность. Неумение жить, неумение отпускать ситуацию. Всё, что я раньше скрывала, я теперь хочу раскрыть. И это большая заслуга Васи Сигарева. Он такой режиссер, который убеждает тебя, что всё, что есть в тебе и что раньше тебе казалось ужасным, на самом деле прекрасно. Он меня раскрыл.

«Девушка с Урала», а окончили философский факультет университета. Что привело вас в университет — вы хорошо учились в школе?

В школе я училась отвратительно, меня бесили наши учителя, я их считала тупыми, они не были для меня авторитетами и учиться у них мне было мерзко. Были два преподавателя, уроки которых были в удовольствие, но не они решали мою школьную судьбу, к сожалению. Они, наверное, и определили меня как артистку, брали с меня слово, что я непременно поступлю в театральное училище. Но я решила, что сначала пойду на философский. Я поняла, что хочу в университет, хочу в себе разобраться. Хочу себя найти, в конце концов, ведь жизнь — это поиск. Мне тогда уже двадцать три года было. Надо было срочно, срочно начинать расти. Это были 90-е годы, и страна тогда заново рождалась.

А между школой и университетом вы чем занимались?

Я жила во Владивостоке, куда переехала моя мама. Я не знаю… наверное, это называется ничем не занята. Это было состояние, когда я пыталась понять, как мне дальше жить. Это были вопросы, вопросы, это были годы вопросов.

А мама вас вообще как-то воспитывала?

Нет, я как-то выросла сама по себе. Моя мама свободолюбивая женщина, которая, конечно, много занималась собой. Но в итоге мама здорово стимулировала меня в этой жизни, мне всегда хотелось сказать ей: мама, смотри, кем я стала! Я очень много делала, чтобы привлечь ее внимание. И вот результат: я человек самостоятельный, который сам себя сделал.

Получается, что-то есть автобиографическое в фильме «Волчок», где вы играете мать?

Да, он об этом. Конечно. Вася из моего детства черпал эту историю. Может, она не совсем такая, как в «Волчке», но основа одна. Когда мать молодая, красивая, куда-то несется, ищет жизни для себя. А девочка за ней. Я хотела маме доказать, что могу ради нее сделать всё. И я делала. Такие смешные детские поступки помню. Например, мы на юге отдыхаем, мама не плавает, потому что в море много медуз. Я начинаю их доставать и выносить на берег, выкладывать их на берегу. Мне так хотелось, чтобы она плавала и чтобы они ее не раздражали. Я считалась одаренным ребенком. Я и пела, и играла в драмкружках спектакли.

В школьные годы я занималась всем… Но мама этого не видела. А мне всегда очень хотелось, чтобы она пришла ко мне на спектакль, или когда я пела. Я всегда высматривала ее в зале, вглядывалась и понимала: она опять не пришла, но обещала же!

В школе вы учились плохо. Как вам удалось поступить в университет?

Это мой характер. Я репетиторов нанимала, потому что поняла, что пробелы в знаниях существуют. Я не училась в школе потому, что не хотела учиться у этих учителей. А университет показал мне, что, оказывается, я умею учиться, и умею учиться хорошо. У меня троек практически не было все годы. Если я получала тройку, я шла и пересдавала, потому что я ее иметь не хотела. Я могла прийти в деканат и ныть: дайте мне пересдачу. Мне говорили: а почему тройка не устраивает, всё равно ведь не красный диплом? Вот не хочу тройку! Я поняла, что, оказывается, многое могу, если захочу. Школа настолько всё отравила, что я очень долго восстанавливалась.

Почему же так плохо было в школе?

Такие люди там работали. Люди, которые не принимают тебя, которые любят стадо, а я никогда в стаде не была и не буду. Я сопротивлялась, я была, конечно, хулиганка, могла подраться. Зато как стихи читать, выступать перед шишками-мышками — Троянову на первый план. Троянова, надо спеть! Как танец какой-то — Яна, выручай. Нужен концерт, поставить спектакль — Троянова. А как отнестись ко мне как к человеку — нет. Потому что у Трояновой мама слишком красивая и не замужем, и Троянова будет непонятно кем. Уже и после университета, долго, мне казалось, что я хуже других. Сейчас я понимаю, что, какой бы я ни была, я — личность. Я могу нравиться, не нравиться, кого-то раздражать, но я — не в стаде.

Университет вам помог?

Да, помог. Он мне поставил мозг на место. После университета я поняла, что надо немедленно поступать в театральный, тянуть больше нельзя. Я пошла в Екатеринбургский театральный институт и с первого раза поступила на бюджетное место, скрыв, что у меня уже одно высшее образование имеется.

Но скоро вы оттуда ушли. Почему?

Я через два года ушла оттуда, инстинкт самосохранения сработал — я поняла: что-то в себе надо спасти.

А в университете таких мыслей не было, было комфортно учиться?

В университете мы все были личности. Нас не таскали за уши, нас не секли. Нас ведь ни на кого не готовили, нас учили жить. Что такое философское образование? Да ничего, если ты не ищешь ответов на вопросы. А я приходила именно искать себя, понять, чем дышит мир. Я у такой профессуры училась! Они в Оксфорде преподавали и говорили: всё, что мы вам преподаем на первом курсе, мы там преподаем на пятом. Я понимала, что я в нужном месте, что быть здесь для меня очень важно. Этим дипломом я горжусь больше, чем театральным институтом, хотя моя профессия — актерская и актерство вообще смысл моей жизни. Меня здесь научили думать, мыслить прежде всего. Не бояться выглядеть глупой, не стесняться переспросить, когда что-то непонятно. Задавать вопросы, а не делать умное лицо — на самом деле это так продвинуто!

Вы действительно такая, как ваша героиня в «Кококо»? Можете на улице ночью так же треснуть, постоять за себя?

Просто так не тресну, а вот постоять за себя — да, могу. Могу плюнуть подлецу в лицо, даже если он меня намного старше и известный человек.

Когда вы познакомились с Василием Сигаревым? На каком этапе жизни?

Я училась на первом курсе театрального института и уже работала в театре. Вася пришел в театр ставить «Черное молоко», это его пьеса. Он уже был известным драматургом. Когда он пришел, я не знала, что это Вася Сигарев, он не знал, что я Яна Троянова. На улице стоял какой-то парень, с ним какой-то очкастый мужик. Я подумала, что Сигарев, наверное, очкастый мужик, потому что если драматург, то непременно должны быть, я не знаю, какие-то очки или берет, или лысина, или живот, или какой-то дурацкий шарфик на шее. И никак не думала, что молодой, красивый, модно одетый парень — это Вася Сигарев. Я у них попросила зажигалку, они мне ее дали, я прикурила, и, собственно, после этого я узнала, что получила главную роль в «Черном молоке». Через несколько дней, на репетиции, мы познакомились, и всё стало понятно сразу.

Эта встреча называлась «Где же ты была, как давно мы с тобой не виделись». Уже через неделю мы были друг для друга половинки, а для театра это был шок. Театр почему-то не вынес нашей пары. Была зависть, интриги. Мы ушли в кино.

Уже общаясь с Василием, вы ушли из театрального института?

Да, он меня тогда поддержал, сказал: молодец, правильно, сохраняй свою природу. Там были предметы, которые меня выбешивали, — сценическая речь и сценическое движение. Приходилось позерством каким-то заниматься, а нужно было, наоборот, освободиться и наконец-то стать Яной Трояновой. Когда освобождаешься от позерства, от какой-то специальной речи, то в кадре ты сразу делаешься живым человеком. Я захотела этой свободы и ушла из института. Ну, плюс еще курс был какой-то плохой, они мне устраивали бойкоты, им казалось, что я фаворитка мастера…

Вот странно, ведь в школе же ребята вас любили, вы говорите?

Ребята — да, любили. Потому что педагоги гнобили. А здесь, наоборот, педагоги хорошо относились, а сокурсники ненавидели. Такова людская природа. Нельзя быть лучше других. У меня ведь и друзей-то не очень много в этом мире, которые будут меня любить такой, какая я есть.

Ваш муж — режиссер, вы актриса. В этом союзе профессиональная сторона отношений не осложняет личную сторону?

Нет. Вася очень жесткий на площадке, но мне и это нравится. Нравится, что мне нет никаких поблажек, что требования ко мне такие высокие, что еще умудриться надо допрыгнуть. И в то же время он оставляет мне возможность творчества, возможность быть автором своих ролей. Мы на площадке не муж и жена. Мы на площадке режиссер и актриса. Мы не ругаемся, уважительно относимся друг к другу, но при этом никаких муси-пуси.

С Авдотьей Смирновой легче работалось, чем с мужем, или тяжелей?

С Дуней, честно говоря, было легче. Дуня пыталась заботиться, пыталась любовью окружить. Теплом своим поделиться. Она нас с Анькой (актрисой Анной Михалковой. — Прим. ОК!) баловала, это, кстати, даже мешало, на самом деле надо жестче.

Анна Михалкова признанная звезда, дочь знаменитого отца. Авдотья тоже из такой семьи: ее папа, Андрей Смирнов, — известный режиссер и актер, она известный сценарист, режиссер, теперь еще персонаж светских колонок. Как вы себя чувствовали на площадке в таком окружении?

Эти девчонки очень простые, настоящие, никакого пафоса, боже упаси. И они действительно любят народ, может быть, больше, чем я, хотя я сама из народа. Нам было очень комфортно, потому что я простая, они простые, и никто папой не прикрывался, это для них было бы стыдно. Они ведь обе состоялись — и как личности, и профессионально. Понятно, что с детства у них была мощная опора, которой у меня не было, и мне в жизни в каком-то смысле пришлось тяжелее. Но при этом меня и в институты принимали, и как-то сразу режиссера бог послал, и награды я получала, и номинации как актриса авторского кино.

Женщина-режиссер или мужчина-режиссер? Кто лучше?

Мужчина-режиссер. Женщине в этой профессии мешает женщина, и не дай бог баба помешает. Сейчас интересная тенденция возникает, появляется настоящее женское кино, и, кстати, довольно любопытное. Если судить по последнему «Кинотавру», женщины набирают обороты. И ярких, сильных актрис сейчас больше, чем мужчин-актеров.

Какое-то женское время идет: режиссеры-женщины снимают прекрасные картины — вот этим я удивлена. Я как-то не верила, что женщины могут, сейчас вижу, что да. Но в любом случае я пока остаюсь сторонницей мужского кино.

Яна, не кажется вам, что в последнее время, при такой вот жесткости жизни, людям не хочется в кино видеть жестокость?

Так меня не должно волновать, что людям хочется, что нет.

Но вы же кино делаете для зрителей.

Для зрителей, но для наших зрителей. У каждого режиссера, у любого художника есть своя аудитория, вот для этой аудитории наше кино. А прежде всего, конечно, оно для себя.

Я прочла, что, когда вы снимались в картине «Жить», вам было тяжело, вы плакали и даже хотели бросить. Другой актрисе, вашей коллеге, тоже с сердцем плохо было. Вы обе понимали, что это только игра, снимали отдельные куски — и так реагировали. А человек, который не видит вокруг киноаппаратуры, воспринимает фильм в целом, как ему-то будет в зале?

Конечно, от картины «Жить» людям тяжело, но там есть свет, эта картина жизнеутверждающая. Умный зритель это понимает и благодарит нас за эту картину. Она сделана для людей, которым она нужна. А если человек никогда не задавался вопросом, что значит жить, это не наш зритель. Ему не нужна эта картина, и, конечно, он выйдет и плюнет, и скажет: слушайте, мне и так на помойку надоело смотреть. У нас были такие, выходят из зала и орут: «Вы больные, что ли? Нам зачем всё это?» А мы не вам делали, мы не можем думать обо всех.

А не хотелось вам что-нибудь сыграть, снять позитивное?

А я не считаю, что мы что-то негативное делаем. Тяжелые вещи — да, мы говорим о самом страшном. Но это наша потребность, мы задаем такие вопросы самим себе: «А как вообще живут люди после такого? А как я?» Я характерная актриса, могу и драму играть, и комедию. Да, мне хочется в комедийном жанре развиваться. Я, кстати, считаю, что в картине «Кококо» я в какой-то степени заявила себя как комедийная актриса. Люди пишут мне письма: «Спасибо, мы удовольствие получили, мы давно так не отдыхали».

Муж одобрил вашу работу в «Кококо»?

Похвалил. А я-то боялась, что он вообще возьмет ремень и надерет. (Смеется.) Он в принципе женское кино не любит, а это целиком женское кино. Лишь двое мужчин — Максим Осадчий, прекрасный оператор, и генеральный продюсер Сергей Сельянов, который вообще молодец, не лез к нам на площадку, потому что в курятник лезть опасно. (Смеется.)

А в театре вы играете?

Нет, в театре я сейчас не играю. Буду готовиться к следующим съемкам у других режиссеров.

Вы у других снимаетесь, а Василий Сигарев снимает без вас?

Получается, нет. Но не потому, что я его жена, а потому, что я его любимая актриса. Он мне доверяет, он знает, что я его материал подниму, осилю. Он не просто режиссер, который пишет для меня. Мы дополняем друг друга. Он мой режиссер, я его актриса.

Да, есть в тусовке такое: некоторые режиссеры стесняются, что они снимают своих жен. И иногда правильно, что стесняются. А Сигарев все-таки снимает актрису, которая справляется с его текстами. У него же тексты такие живые, не каждая актриса с ними справится.

Вы успели уже дважды получить награду за лучшую женскую роль на «Кинотавре». Как вам это удалось?

Меня об этом часто спрашивают. Я отвечаю: «Ну, подколдовываю, деньги приплачиваю». Шучу, да. Я не знаю, как удается. Хорошие работы, значит, представила. Значит, не смогли меня обойти, не смогли не отметить. Меня Вася теперь дразнит «двукратной олимпийской чемпионкой», потому что я единственная актриса в истории «Кинотавра», которая второй раз получила приз за лучшую женскую роль. «Кинотавр» у нас с Васей вообще любимый фестиваль, никакие зарубежные фестивали с ним не сравнятся. Это самый главный российский фестиваль, и мы больше всего волнуемся, как нашу картину примут там.

Как принимали фильм «Жить» на «Кинотавре»?

Васю никогда однозначно не принимают, он режиссер крайностей. Либо да, либо нет. Третьего не дано. Зарубежные фестивали его либо принимают и отдают все награды, либо вообще ни одной. На «Кинотавре» мнения разделились.

Как вам кажется, что человека выталкивает на поверхность? Отчего одни люди чего-то добиваются, а другие нет? Что говорит ваш жизненный опыт? Это образование или что?

Нет, это не образование. Надо верить в себя, надо верить, что ты пришел в этот мир принести себя. А люди не верят, люди в основной своей массе как хотят жить? «Как люди». Вот это выражение для меня самое страшное — чтобы было всё «как у людей». Боже мой!

Как можно так жить, вставать в стойло и жить как все? Когда сам человек выталкивает себя, тогда и становится кем-то. Надо жить и думать, что ты очень нужен этому миру. И тебе этот мир нужен. И тогда ты в контакте с миром, и мир тебя примет.

Что вы имеете в виду — «жить как люди»?

Это значит не выпячиваться, не высказывать свою позицию, не создавать оппозицию. А сидеть тихонечко, иметь стенку, микроволновку, дачу, потому что она же есть у соседей, нам тоже надо. Всё чтобы как у всех. Это жутко.

А вы высказываете свою позицию, и вас выгоняют из театра.

Да хорошо, что выгнали! Страшно было бы, если бы мы там остались. Так в жизни детей учат плавать. А вот теперь давайте без театра. А мы хоп — и в кино. И через какое-то время французский продюсер Жан-Луи Пьель предлагает Васе как режиссеру снять фильм по его пьесе «Пластилин». А этот человек работал с Вонг Кар-Ваем, Питером Гринуэем и Михалковым на «Урге». Это судьба.

Может быть, это талант?

Я не думаю, что мы бездари, хотя судить об этом не нам. Вася, по крайней мере, мегаталантлив — как драматург, как режиссер, как человек. Он мастер диалогов, никто круче его не пишет диалоги.

Вот вы о нем так восторженно рассказываете, а знаете, что он так же точно рассказывает о вас? Говорит: я без Яны Трояновой не работаю. Получается, штампа в паспорте нет, а любовь есть.

У нас любовь на первом месте. Сам факт, что я уже десятый год живу с этим человеком и ни разу не посмотрела на других мужчин, о многом говорит.

Получается, в фильме «Жить», где вы играете жену, тоже есть что-то автобиографичное.

Как герои в моей линии друг к другу относятся — это Вася взял от нас. А всё остальное — это только Васина мука, которую он носил в себе с детства.

Вы по-прежнему в Екатеринбурге живете?

Да, мы не мечтаем переехать в Москву, потому что основное творчество происходит у нас в Екатеринбурге. У нас здесь квартира и нет желания зарабатывать деньги на жилье в Москве. Это было бы не очень удобно, потребовало бы какого-то стабильного заработка. А мы ни в коем случае к этому не стремимся, не хотим от Москвы получить рабство. Хотим оставаться вольными художниками.

Ну что ж, я в любом случае желаю вам удачи, чтобы были другие проекты, чтобы всё шло и чтобы была и любовь, и штамп.

И штамп всё же?

Как у людей. Нет, мы имели семьи, имели штампы и как-то от них тяжело отходили. Вот поэтому мы и не штампуемся.