Виктор Набутов
«Большой человек должен уметь прощать»
Виктор, есть что-то абсурдное в том, что журналист у журналиста берет интервью. Тебе так не кажется?
Жизнь в нашей стране сама по себе абсурдна. А вообще интервьюировать коллегу — дело неблагодарное. Особенно если хорошо к нему относишься, как, надеюсь, ты ко мне. Приходится быть в рамках. (Улыбается.)
Ты как-то жаловался на скудость тем, которые поднимают в интервью с тобой...
Скудость лиц, тем, идей — примета времени. Я действительно порядком подустал в 150-й раз рассказывать про свои отношения с барышнями (гетеросексуал — это редкость в наше время) или в 250-й про отношения с отцом. Мне скоро 35, я 15 лет в профессии. Сколько можно, в самом деле?
А о чем тебе хочется говорить?
Мне всё чаще хочется молчать. Видимо, становлюсь старше. Если не брать политику, то стараюсь значительную часть своего эфирного времени на радио отдавать людям науки. Кроме того, в эфире выигрышны всякие психологические темы, особенно гендерные. У каждого, в возрасте от 6 до 60 лет, есть что сказать. Вот тебе обычная провокация для затравки разговора. Из реальной жизни. Мой отец не помогал мне финансово, зато всегда помогал советами.
И почему он не помогал тебе финансово?
Ну, во-первых, потому что нечем было — все-таки он не нефтяник и не кэгэбэшник. А во-вторых, такова «политика партии» — по жизни только сам. Я за это ему очень благодарен, хотя не факт, что по отношению к своим детям буду вести себя так же. Помню, лет 10 назад, когда он был главным продюсером НТВ, мне было четко сказано: «Пока я здесь, единственный человек, которому полностью закрыта дорога на канал, — это ты».
Почему ты не женат до сих пор?
Черт его знает. У меня своеобразное отношение к институту брака, хотя, безусловно, я давно не его противник. И вообще, надо бы поторопиться, ведь четвертый десяток — опасный возраст, надуть кеды можно в любой момент. (Улыбается.)
В молодости ты жениться боялся?
Конечно, как и любой нормальный 20-летний пацан. Была девушка любимая, но был и страх не попробовать других, менее любимых. Я выбрал — попробовать. Вот и пробую до сих пор.
В одном из интервью ты сказал, что мама для тебя — как младшая сестра. Как это?
Мама — прежде всего мама, самая любимая женщина и близкий друг. Просто так получилось, что на мне покупка машин, строительство дач, ремонты и всё остальное. Это нормально — для чего еще рожать сыновей? (Улыбается.)
Какая она, твоя идеальная женщина?
Определенные внутренние установки есть: например, мне не нравятся модели, девушки с большой грудью — за редким исключением. Считаю, что в женщине должны быть маленькие изъяны. Меня заводят тонкие щиколотки и красивые пальцы. А еще, безусловно, образованность и гибкий ум, способность оценить юмор. Но вся штука заключается в том, что, может быть, завтра я встречу страшную, кривоногую бабу без образования и фигуры из Крыжополя, буду в нее влюблен и счастлив как мальчишка. В этом вся прелесть и ужас отношений — что-то планировать категорически нельзя.
Прежде и детей заводили в более раннем возрасте.
Раньше и трава была зеленее, и деревья выше. Меня зачали в стогу. Папе было 20, маме — 21. Холодное лето 1977-го, Ленинградская область, студенческий выезд на картошку. Так начинается история Виктора Набутова… (Улыбается.)
Я читала, что в семье ты заменил отца — после того, как родители расстались.
Это не повод для гордости. Семья — что может быть важнее? Это понимаешь, когда близкие начинают уходить и пустеет праздничный стол.
Внутреннее примирение с отцом произошло?
Большой человек должен уметь прощать. А во мне — 2 метра и 102 кило.
Выбор твоего жизненного пути определили родители?
Нет, они, естественно, были против. Журналистика — дело голодное, неблагодарное и довольно грязное. Мне говорили об этом в самом начале, когда я случайно попал в телеящик в Питере. И вот 15 лет спустя, когда уже что-то умеешь в профессии и хочешь что-то сделать, а не дают, понимаешь, насколько они были правы. Поэтому последние несколько лет стараюсь раскладывать яйца в разные корзины: преподаю в нескольких вузах, строим с товарищами сеть баров на Урале, есть совсем не медийные проекты и за пределами страны. А от нынешнего телика всё больше мутит. Да и как может быть иначе, когда люди, которые его делают, как правило, его не смотрят? Нет, по картинке, бюджетам, развлекательным форматам всё даже лучше, чем в Европе. А вот содержательная часть — за гранью обсуждения. Поэтому я предпочитаю радио. Пускай морду никто не видит, зато здесь понятная аудитория, близкая по духу и интересам.
С работой всё ясно. А как ты отдыхаешь, где твоя точка покоя?
Точка покоя наступит лет через 40 — надеюсь еще немного покоптить небо. Да я живу в самолете! Вчера ночью вернулся из Екатеринбурга, после эфира еду в Питер, оттуда — на два дня в Египет на фестиваль экстремальных видов спорта, потом снова в Москву на эфир, потом в Челябинск на переговоры, оттуда с лекциями в Ростов на полдня, а потом в Киев, где мы делаем большой документальный проект для украинского ТВ. А ты говоришь — жениться!
А что будет, если ты остановишься?
Страх оказаться невостребованным. Конечно, это всё комплексы, свойственные многим ребятам моего поколения. И за этой гонкой часто теряются по-настоящему важные вещи.
Тебе с самим собой комфортно?
Не всегда.
Откуда столько внутреннего беспокойства?
Наверное, комплекс бедного детства. Только сейчас понял, сколько же у меня комплексов. А у кого их нет? Конечно, у меня были импортные кроссовки и жевательная резинка, которую во дворе брали дожевать, и предел мечтаний — японский видеомагнитофон! Вот и всё. Дети нынешней российской элиты живут иначе. Хотя по советским меркам моя семья была условно элитарной: отец был известен и выезжал за границу.
Да и дед, Виктор Набутов, был известным...
Оба деда. По маме — олимпийский чемпион по боксу Геннадий Шатков, по отцу — Виктор Набутов. Когда его хоронили, перекрыли Невский проспект, проститься пришло 40 тысяч человек, и никто не знал, что на похороны в доме 43 рубля... Так что я просто хочу чувствовать уверенность в завтрашнем дне. Ради мамы, ради брата, ради детей, которые еще будут.
Брат-то уже взрослый.
Ну… Взрослый по паспорту, не по голове. 23 года — время делать ошибки. Я в этом возрасте променял юриспруденцию на телик, он променял ее на музыку. Хрен редьки не слаще.
В Москве жилье ты снимаешь?
Да, жених из меня посредственный — снимаю маленькую двушечку. Конечно, я мог бы себе позволить купить, например, роскошную трешку в панельном доме и даже не в Бутово, а в Марьиной Роще, например, но не вижу смысла. Страстное желание обладать своим углом за бессмысленные деньги — это ведь тоже комплекс, но не индивидуальный, а общероссийский. Он мне не свойственен. Я вообще спокойно отношусь ко всем статусным вещам: машинкам, часикам. Езжу на метро, часы не ношу, Hermès не покупаю, разве только барышням. Если очень попросят. (Улыбается.) Я считаю, даже если можешь себе позволить многое, живи скромно, не выделяйся. Особенно когда живешь в нашей в общем-то нищей стране.
В медиа твой образ достаточно брутален: мотоцикл, яхта, фотосессии в спортивном зале, в музыкальном магазине. А я прихожу на интервью и вижу совсем другого человека.
Весь глянец — сплошной обман. (Улыбается.) Яхта уже четыре года без меня простаивает. И от яхты там одно название — старый швертбот за тыщу долларов. Но на девчонок раньше действовало: а не прокатиться ли нам на моей ласточке? Кстати, байк в Москве как инструмент соблазнения работает не очень хорошо, многие девушки его боятся. Зато как средство борьбы с пробками — лучше не придумаешь. За спиной уже шесть сезонов. Музыка вообще отдельный разговор. Я, конечно, так себе гитарист и перкуссионист, зато сумел подсадить на это дело младшего братца. У них чудесный молодой фанк-роковый коллектив в Питере «Пропеллер Брокен». Надеюсь, что-то из этой затеи получится, а то придется мне его тащить еще 20 лет.
Есть чувство, что вся твоя жизнь — гонка, попытка кому-то что-то доказать.
Может, и так. Просто уверен, что ничего из того, что должен был в жизни сделать, я еще не сделал. А кое-что уже никогда не сделаю. Например, не слетаю в космос. Очень хочется, но на «Союзах» летают только те, кто ниже 1 метра 88 сантиметров, да и 20 миллионов долларов пока не хватает. Я вообще фанатик космоса, космологии и астрофизики. Того, что лежит за пределами возможностей нашего познания. Что было до Большого взрыва? Сколько у нас вселенных — одна или тысячи? Сколько существует измерений? Что есть Бог?
Не знаю, как подобраться к этой теме... Спрошу в лоб: что у тебя с передними зубами?
(Обнажает верхнюю губу и становится похожим на Багз Банни.) Да, меня регулярно путают с хоккеистом Александром Овечкиным. Не знаю, как ему, а мне очень лестно. Это наши, набутовские зубы — фирменный знак. Одинаковые лопаты в разные стороны — у отца, у меня и у брата. К сожалению, отец предал нас и вставил фарфоровые. Я же буду держаться до последнего, пока не выпадут. (Улыбается.)
Ты счастливый человек?
Ну, человек не может быть постоянно счастлив. Если это так, он либо идиот, либо умер. Цените то, что есть, и будьте здоровы.