Пелагея: «Я люблю свое одиночество»

С Пелагеей мы познакомились нынешним летом на фестивале в Уфе. Сразу перешли на ты, хотя, как выяснилось позже, улыбчивая и вроде бы открытая Пелагея довольно долго держит дистанцию с новыми людьми. А во время нашей беседы в Москве я узнал немало других неожиданных подробностей о певице, которую на проекте «Голос» полюбила вся страна.

Пелагея, вот ты член жюри конкурса «Голос». А сама не хотела бы оказаться по другую сторону?

Нет, ни за что! Я неконкурсный человек по натуре. Есть люди, которых нужно подстегивать всё время, которых нужно ставить в неудобные для них ситуации, тогда они начинают показывать свои лучшие стороны. Я же другая. У меня нет духа состязательности. Я ведь достаточно стеснительная.

Это правда?

Да, правда. Хотя как наставник сама я часто говорю: «Ребята, не волнуйтесь, это не соперничество. Мы просто делаем революцию на телевидении и вообще в шоу-бизнесе российском».

Революция в чем заключается?

Революция в том, что это всё живьем, это всё по-честному. Это живые эмоции. В конце концов, такая неформатная музыка, которая зачастую звучит в этом проекте, никогда не звучала на Первом канале, тем более в рейтинговой передаче. Опять же количество людей, которые смотрят эту программу, доказывает, что нашему народу нужен не только Стас Михайлов. Вот не только!

Когда тебя пригласили в этот проект, ты, наверное, сразу согласилась?

Нет, я взяла пару дней — на подумать. Мне нужно было всё взвесить.

А ты такая девушка обстоятельная во всем?

Да, во всем. Мне нужно обязательно спокойно взвесить все плюсы и минусы. Ведь у меня есть основная деятельность, которая таковой и остается, — это мои концерты, моя группа «Пелагея». Но, посмотрев американский Voice, я поняла, что это не очередная «Фабрика звезд» или «Алло, мы ищем таланты». Это проект другой формации и очень искренний.

Из членов жюри с кем ты ближе всего?

Я, на самом деле, очень люблю всех членов жюри. У меня с каждым из них свои отношения, своя история.

Тебя в проекте называют Поля, но ведь ты же Пелагея.

Всё правильно, Поля, не Полина. Меня в честь прабабушки назвали. Баба Поля умерла накануне моего рождения. Мы с ней разминулись немножко в этом мире. Но я считаю её своим ангелом-хранителем.

Давай тогда поговорим о твоем детстве. Ты ведь очень рано начала выступать.

В три года. В следующем году у меня 25-летие творческой деятельности. (Смеется.)

А где же ты выступила в три года?

Это была выставка моей мамы и отчима в Питере. Мы тогда там жили. Мама делала картины из ткани. Сейчас она художественный руководитель нашей группы и музыкальный продюсер. Ну а тогда, помню, я уже вовсю пела дома, не могла молчать. Мама и предложила: «Иди спой, пусть это будет частью выставки». Я вышла, начала петь, мне все захлопали, я дико испугалась, заплакала, застеснялась.

Поразительно, ты так запомнила детали столь раннего дебюта.

Я вообще себя помню прямо с трех лет очень хорошо. Конкретно этот момент у меня в ощущениях остался навсегда. Я начинала несколько раз запевать эту песню несчастную: «Во ку... во кузнице». В результате ничего не получилось. Вышел мой отчим, взял меня на руки и унес со сцены, сказав: «Ну что, довольны? Ребенка пугали!» Я думала, что такого позора никогда больше в жизни не выдержу. Это был провал.

Потом как-то, когда мне было уже лет шесть, маму пригласили на радио, и она меня взяла с собой. Ведущий спросил ее: «Вот вы в прошлом певица, может быть, споете?» И тут я: «А можно я спою?» И спела «Сронила колечко» — замечательный плач сибирский. И видимо, ко мне в тот момент какая-то уверенность пришла. И всё. И дальше уже всё закрутилось.

Ты начала выступать в концертах с девяти лет. А в школе-то успевала учиться?

Конечно. Я хорошо училась. Я была гиперответственным ребенком. Я вообще гиперответственный человек. В первом классе училась в обычной школе, а потом перевелась в спецшколу при Новосибирской консерватории.

Почему в Новосибирске? Ты же говорила, что жила в Питере.

Я родилась в Новосибирске, потом в три года уехала в Питер, потом вернулась в Новосибирск и потом, в одиннадцать лет, переехала в Москву. Вот такая география.

Теперь я понимаю, почему меня тянет к тебе. У меня ведь мама из Новосибирска, и там наша родня. Так что мы с тобой родственные души. В Новосибирске ты рано стала знаменитостью?

В Новосибирске — да. Потом еще случился КВН. Но КВН случился именно потому, что я уже была таким локально популярным ребенком в Новосибирске.

Местным вундеркиндом?

Ну да. Хотя я никогда не обращала на это внимания, потому что я не амбициозный человек. Не нужно, чтобы меня хвалили чужие люди. Уверенность в себе мне могут дать только близкие люди — те, чье мнение для меня авторитетно.

Ты по характеру лидер?

Я не могу назвать себя слабой. Пыталась из себя долгое время такую строить, пока была помоложе. Даже не то чтобы строить, я думала, что я действительно мягкая, пушистая и очень слабая. Но на самом деле наоборот. У меня сейчас такой период — принятие себя и знакомство с собой как со взрослым человеком.

Что ты имеешь в виду?

Я очень долго всё ждала, когда же я вырасту. Я ждала, что что-то щелкнет — и я вдруг изменюсь и превращусь внутренне во взрос­лого, зрелого человека. Я всё ждала, когда же это произойдет, когда же этот рубильничек выключится и я сразу пойму, что жизнь поделилась на до и после: вот это было детство и юность, а вот теперь я взрослая Поля. И вот я поняла, что этого щелчка просто не услышу.

В 27 лет ты наконец с собой познакомилась?

Я давно с собой пытаюсь знакомиться. Просто я еще как-то меняюсь. Мне все говорят, что я за последний год очень изменилась — и внешне и внутренне. Вижу сама, что изменилась, но мне сложно как-то это проанализировать. Я совсем-совсем стала женщиной, наверное.

А что помогло твоему превращению?

Не знаю. Может быть, проект «Голос». Потому что я была всегда скорее ученицей, скорее человеком, который внимает информации, впитывает в себя ее, нежели человеком, который может вкладывать в другого какие-то зерна мысли, творчества. Я всегда была исполнителем. У меня всегда был свой наставник в лице мамы, и я безоговорочно ей доверяла и доверяю до сих пор.

В прошлом году для себя самой я проделала огромную работу психологическую. Убедила себя, что пришло то время, когда я могу чем-то поделиться с другими людьми, что все-таки у меня уже есть некий багаж.

Все у тебя в жизни идет по нарастающей. Это потому, что так обстоятельства складываются, или потому, что ты к этому прикладываешь усилия?

Потому что так складываются обстоятельства. Я очень счастливый человек, потому что я появилась в семье моей мамы, моих родителей, моих бабушки с дедушкой. Собственно, меня как в парнике вырастили, и вот нате, держите. А потом уже надо было прикладывать усилия.

А сейчас нет ощущения, что ты живешь в том же самом парнике? Мама, как я понимаю, тебя безмерно опекает.

Нет, что ты! Я же с восемнадцати лет живу отдельно. Причем это была идея мамы. И сейчас уже, когда я сама взрослая девушка, я смотрю назад и понимаю, что это был очень верный стратегический шаг.

Это скорее по-европейски, а не по-российски — выпустить в восемнадцать лет в самостоятельное плавание.

Я как раз в восемнадцать лет заканчивала ГИТИС.

Когда же ты успела туда поступить?

В пятнадцать лет поступила, в девятнадцать окончила. И с тех пор живу одна.

Ты была психологически нацелена на такую самостоятельность?

Естественно, я не умела готовить, потому что готовила всегда для меня мама. Но научилась. Научилась вообще свое хозяйство вести. С тех пор я абсолютно самостоятельный человек. Очень люблю свое одиночество и тщательно его оберегаю. Я постоянно на гастролях. Там вообще не выхожу из номера. Если мы выезжаем в тур по восемнадцати городам, то буквально три-четыре раза я поужинаю вместе с ребятами из группы. Всё остальное время — только одна. Я так концентрирую силы.

И дома ты тоже любишь быть одна?

Люблю, но при этом я еще и в ответе за тех, кого приручила. (Улыбается.) У меня много друзей, мы нуждаемся друг в друге, и друзьям частенько требуется мое участие.

Какого рода участие?

Совет прежде всего. Я себе не могу помочь советом, а всем окружающим я могу по полочкам всё разложить.

То есть ты можешь быть психологом для других?

Скорее психоаналитиком. Я задаю правильные вопросы, вывожу людей на какие-то решения.

В свое время Майя Михайловна Плисецкая, выдающаяся балерина (я делал про нее фильм), сказала мне такую фразу: «Я никогда в жизни никому ничего не советую, потому что за совет могут и проклясть».

Ну я же не даю совета, например, уходить от мужчины или нет. Я так не скажу никогда в жизни. Я лучше спрошу: почему ты так хочешь, а может быть, ты хочешь вот этого на самом деле или вот этого? И человек, пока мне отвечает на вопросы, сам для себя формулирует точку зрения.

Мне ничего не известно про твою личную жизнь, психоаналитик Пелагея.

Я ничего и не скажу тебе.

Ну хорошо, начнем издалека. Насколько ты влюбчивая?

Я не влюбчивая. Я была влюбчивой в детстве, когда была совсем маленькой. Мне нравился то Дмитрий Харатьян, то Сергей Жигунов. А так я не влюбчивая. И конечно, чем ты старше, тем сложнее. Опыт ворует эмоции.

Ты такую хорошую фразу сейчас произнесла: «Опыт ворует эмоции».

Даже не мой опыт, а опыт общения с разными людьми, наблюдение за другими семьями.

А была у тебя такая любовь, чтобы на разрыв аорты?

Была. Конечно, была. И это очень круто, потому что это невероятный опыт, который в том числе сделал из меня того человека, которым я сейчас являюсь.

Когда это случилось?

Давно уже.

Сейчас ты не влюблена и тебе хорошо?

Мне вообще отлично сейчас. Я сейчас разбираюсь сама с собой, это очень интересно.

Ты сильная, красивая, успешная. Это может отпугивать мужчин от тебя, как ты думаешь?

Это надо у мужчин спрашивать, я не знаю.

Ты сама этого не ощущаешь?

Нет, не ощущаю. Я понимаю, что наверняка некоторые люди боятся со мной знакомиться. И правильно делают. Потому что со мной вот так запросто нельзя познакомиться. У меня другое воспитание. Я знакомлюсь только через каких-то общих друзей, это не может быть случайностью.

Может, ты когда-то обжигалась на этой почве, раз такая осторожная в общении?

Нет, не припомню такого.

Когда я говорил, что с Пелагеей буду встречаться, все в один голос восхищались: какая она прекрасная, какая веселая, какая хохотушка. Я вижу, что ты другая. Я с тобой общаюсь сейчас и понимаю, что внутри ты и не хохотушка вовсе. Может быть, и жизнерадостная, но при этом серьезная и содержательная.

Ну ладно, поржать-то я тоже люблю. (Хохочет.) Я ни на экране, ни на сцене вообще ничего из себя не строю. Наверное, многие так думают, но в моем случае это действительно так, я не умею выдавать себя за другую. Поэтому актриса из меня более чем посредственная, не умею кардинально перевоплощаться. Я рассудительная, но при этом не рассудочная. В том-то и дело, что я живу сердцем.

Я в голове могу всё по полочкам разложить, но поступки совершаю так, как мне подсказывает сердце. В этом смысле я абсолютно девочка такая. Я эмоционально неустойчивая очень.

То есть десять раз в день у тебя может поменяться настроение?

Это жутко, да? (Смеется.) Дело в том, что я не боюсь выглядеть как-то некрасиво и нелепо. Например, когда я сижу на «Голосе», то не думаю, как повернуться, чтобы было красиво. Просто обычно девушки так не ведут себя. Может быть, это вообще дурной тон для кого-то. Но меня действительно просто кроет от количества эмоций, которые на меня там падают, и я ничего не могу с этим поделать. Я ведь достаточно открытый человек.

С одной стороны, ты говоришь, что осторожная в общении, с другой — что открытый человек. Где логика? Не понимаю.

До меня сложно достучаться. Но если уж это происходит… Я просто не хочу тебе рассказывать про свою личную жизнь, а всё остальное — пожалуйста.

Но почему, Пелагея? Ты же красивая молодая женщина.

Вот ты выключишь диктофон, Вадим, и я тебе расскажу всё что угодно. Я не хочу это рассказывать читателю. У меня нет никаких секретов, потому что ничего особенного не происходило. А рассказывать какие-то подробности — не вижу в этом смысла. Как не вижу смысла сниматься обнаженной в мужских журналах.

Предлагают?

О да! Но я не вижу в этом смысла для себя как для артистки. Возможно, я странненькая, но есть вещи, которые я не делаю. Я не участвую в определенных передачах, ток-шоу. Не даю интервью сомнительным желтым изданиям и так далее. Мне не нужно пиарить себя, раскрывать себя для всех, заинтересовывать собой лично публику.

Для меня важно прежде всего творчество. У нашей группы есть своя миссия. Мы все-таки занимаемся таким сложным жанром — русским этно-роком.

Ты говоришь, что у тебя миссия. Какая?

Миссия сделать так, чтобы та русская песня, которую знаю и которую я искренне люблю, нашла заново своих адептов.

Слишком громкое это слово — «миссия».

Громкое слово. Я его тоже побаиваюсь, но не у меня лично миссия, а у нашей группы. Это важно. И люди на концерты приходят по всей стране и за ее пределами. Огромные залы переполнены.

Жизнь складывается так, как тебе хотелось бы на сегодняшний день?

Безусловно! Я счастливый человек. Конечно, у меня есть какие-то пожелания, хочется еще многое пережить.

Скажи, а что тебя может выбить из колеи?

Несправедливость, ощущение своей беспомощности. Особенно в ситуации, которая никак от меня не зависит.

Бывает такое, что ты удивляешь сама себя?

Бывает. Вот, например, последний раз это было на одном из эфиров «Голоса», когда мне пришлось отразить, скажем так, одну атаку. Не хочу вдаваться в подробности, чтобы не задеть других людей.

Не обсуждаешь истории, которые связаны с другими людьми?

Да, ни с кем не обсуждаю. Даже с друзьями.

Почему? Какой произошел момент, когда ты закрылась внутренне?

Когда стало слишком много интереса к моей жизни. Как от незнакомых людей, так и от знакомых. Я же не проснулась знаменитой в одночасье. У меня не было такого, что вот я никому не нужна, а потом просыпаюсь и все меня знают, и все меня узнают, и я нарасхват.

У меня было постепенное построение карьеры, какая-то история творческой жизни, и вдруг спустя некоторое время я поняла, что ситуация вокруг изменилась качественно. Не знаю, в лучшую или худшую сторону, но поэтому я и закрылась.

В проекте «Голос» тебе сложно выгонять людей?

Конечно. Я чувствую, что моя нервная система уже работает в резервном режиме. Поэтому всё время очень близко слезы. Очень ужасно и очень сложно выгонять людей с проекта. Но это правила игры, и для меня это преодоления себя. Я сама с собой борюсь.

Наверное, тебе тяжело восстанавливать душевные силы?

Это точно. Я давно уже хочу поехать на випассану куда-нибудь.

Куда-куда?

Випассана — это обет молчания на десять дней. Практически без еды и по восемнадцать-девятнадцать часов медитации в день. Никаких книжек. Я хочу такой эскейп.

Где это происходит?

Вообще это происходит по всему миру и совершенно бесплатно.

Это такой момент затворничества, причем глобального, да?

Конечно. При этом ты живешь в комнате с другим человеком незнакомым, медитируешь с другими тридцатью людьми и так далее. Но глобально ты абсолютно сам с собой. Я вообще очень люблю отдыхать одна. Несколько раз путешествовала по Израилю в абсолютном одиночестве. Насыщалась энергетикой, духом новым и возвращалась полная сил, чтобы опять отдавать, отдавать.

Ясно: ты и природа, ты и Вселенная. Без посредников.

Конечно. В Израиле еще очень классно, потому что никто к тебе не пристает.

А где пристают?

В Москве ужасные хамы. На дороге жмут. Видят, что блондинка за рулем, и всё.

А почему, кстати, тебе захотелось стать блондинкой? Или это твой натуральный цвет?

Я от природы русенькая. Покрасилась в знак протеста. Мне все говорили, что мне очень не пойдет блонд. Я тогда была жгучая брюнетка, прямо черного цвета. А потом поняла, что я и есть блондинка, это моя масть. Я как-то понежнее, поспокойнее, поженственнее стала.

Мы с тобой встречаемся в такое предновогоднее время. Не могу не спросить, как ты Новый год любишь встречать?

Вообще для меня Новый год — это семейный праздник. Мама, бабушка и дедушка. Бой курантов я должна провести с ними, а потом могу усвистать куда угодно. Но мы всей семьей должны спеть гимн, обязательно спеть стоя, причем мы поем старый вариант, советский. Потом я должна всем раздать бумажки и ручки, мы должны написать желание, поджечь его бенгальским огнем, опустить в шампанское и выпить. В общем, после этого мы все свободны. Но вот этот момент единения семейного… Для меня действительно эти три человека — мама, бабушка и дедушка — самые ближайшие люди, и это люди, которые любят меня всю мою жизнь.

У тебя сейчас слезы в глазах. Почему? Родные живы и здоровы, слава богу, всё хорошо.

Они живы, здоровы. Но когда я говорю, что это мои самые близкие люди, что они меня любят и так больше никто меня не любит, то мне сразу как-то… (Вытирает слезы.)

Ты всё время рассказываешь про маму, а отец?

Отец не фигурирует. Нет такой фигуры.

Ты в детстве чувствовала недостаток мужского внимания?

Никогда. Мне хватало мамы, и потом у нас всегда были какие-то интересные тусовки дома, приходили музыканты, художники. Я с детства общалась с огромным количеством взрослых, очень необычных, интересных людей, причем со мной всегда разговаривали на равных, никто не сюсюкал никогда. Мне подсовывали огромное количество правильной музыки. Вообще эта жажда к саморазвитию и самопознанию, конечно, из детства. У нас всегда было много книг интересных.

А я читаю с трех лет. Первая моя книжка — «Гаргантюа и Пантагрюэль». В девять лет мама мне выдала самиздатовское издание «Мастера и Маргариты». Я почти сутки читала эту книжку. Мне даже в школу разрешили не идти, чтобы я ее дочитала.

Что-нибудь поняла в девятилетнем возрасте, читая Булгакова?

Поняла. И с тех пор перечитывала «Мастера» раз пять. У меня есть много таких книг, к которым я возвращаюсь. Вот сейчас держу под рукой книгу Экхарта Толле «Сила момента сейчас». Она о саморазвитии, об осознанности момента, чтобы не жить прошлым и не фантазировать о будущем, а понимать, что счастье здесь и сейчас. С собой таскаю огромную «Анну Каренину», она такая, зараза, тяжелая, но ничего не поделаешь. Еще я читаю «Бесов» Достоевского и «Женщин» Буковски.

То есть несколько книг ты читаешь параллельно?

Да, потому что нужны паузы, чтобы подумать…

…чтобы всё было гармонично?

Чтобы я была гармонична, чтобы я была спокойна. Я очень слежу за тем, что транслирую в мир, потому что это огромная часть моей профессии. Люди приходят на концерт и получают от меня энергию. Но эта энергия должна быть чистая и глобально спокойная. Для этого я должна быть спокойна внутри, а не рефлексировать.

Знаешь, когда я познакомилась с Бобби Макферрином, который поет Don’t Worry, Be Happy, я была совершенно поражена, насколько он мирный. Это один из самых известных музыкантов на нашей планете. У него масса премий «Грэмми», проданных пластинок, денег, в конце концов. А ты на него смотришь и понимаешь, что там внутри такая глубина и это абсолютно тихий и спокойный океан.

Океан в реальности тихий-тихий, а потом как накроет тебя тяжелой волной с головой!

Да, но глобально там нет волн. Понимаешь? Хочется такое же спокойствие внутри обрести. Очень.

Нет предела совершенству. Но ты на пути, и это самое главное.

Главное — не останавливаться.