Мария Петрова и Алексей Тихонов: обыкновенное чудо

Я смотрю вашу фотосессию. У вас такая дочка замечательная. Ей почти четыре года, а характер уже чувствуется?

Мария: Ой, у нее характер такой, что нас всех еще перещеголяет. У детей в этом возрасте проявляется какое-то актерство. Они еще не понимают, как себя вести в некоторых ситуациях, и держатся естественно. Даже вот на фотосессии в один момент Полина демонстративно отошла в угол и говорит: «Я очень устала». Причем это с такими женскими уже ужимочками.

Алексей: А за неделю до этого все друзья и знакомые в округе уже знали, что Полина будет фотографироваться в красивых нарядах с мамой и папой для известного журнала. И вот ты смотришь на свою маленькую любительницу платьев, на то, как она суетится, готовится, вытаскивает из шкафа вещи, что-то изображает как актриса… А потом между делом подойдет к тебе, крепко обнимет за шею и тихонечко скажет на ухо: «Я тебя люблю». И ты понимаешь, что в эти минуты ты абсолютно счастлив, что ради этого ты и живешь.

А скажите, по характеру на кого из вас похожа Полина?

А.: Мне кажется, пока в большей степени на Машу.

М.: Тоже упертая.

А.: Прямолинейная. И упрямая — это правильное слово, да. Если она чего-то не хочет, то тоже делать этого не будет. Хоть и по-детски, но абсолютно точно знает, что ей нужно. Наверное, что-то и от папы взяла...

М.: От папы — актерство. Я говорю: «Полина, ты осторожнее, достаточно одного актера в семье».

У тебя, Алексей, ведь уже был актерский опыт?

А.: Небольшой — да. Я снялся в нескольких сериалах, и еще мы с Катей Стриженовой отыграли четыре сезона спектакля «Ненормальная» по пьесе Надежды Птушкиной. Как Катя мне потом призналась, таким образом она отдавала долг за «Ледниковый период». Но я ей очень благодарен за это и за то, что она вообще на такое отважилась. Четыре сезона все-таки немало.

А продолжение последует? Новые идеи уже есть

А.: В этом году в кино у меня было пять проектов, включая один «полный метр». Надеюсь, выйдут в наступающем 2014-м. Это не самые большие работы, но все они были интересными для меня. Будет здорово, если окажутся такими и для зрителя.

Я рад, что предложения поступают, хотя пока не могу объять большее — «Ледниковый период» отнимает очень много времени.

Быть востребованным — это же прекрасно. Теперь о другом. У тебя, Маша, кажется, питерские корни

М.: Да, я родилась в Ленинграде. Это мой родной и любимый город.

А нет желания вернуться в Питер, когда закончатся «ледниковые периоды»

М.: У меня это желание было на протяжении лет четырех. Вот сколько мы уже в Москве? Лет шесть или семь? В Питере у нас квартира и дом есть. А в Москве очень долго снимали жилье. Каждый год куда-то перевозили вещи, как цыгане. Только наведешь красоту и уют в квартире — опять переезжаешь. Но сейчас наконец купили квартиру...

…и успокоились

М.: Да, как-то мне уже стало спокойнее. Знаю, что у меня в Москве тоже дом. Пусть не совсем в Москве — в Подмосковье

А.: Это Новая Москва, микрорайон «Град Московский» по дороге во Внуково. Там было значительно дешевле и площадь побольше. Ремонт делали уже для себя.

В каком стиле квартира?

М.: Минимализм, наверное. У нас все построено на сочетании светлых и темных тонов. Оформлением занималась крестная нашей дочери — дизайнер Алена Щелканова. Когда она предложила этот проект, я говорю: «Слушай, но так же невозможно, все черно-белое. Веселости никакой нет.

А я такой жизнерадостный человек». Она отвечает: «Ничего-ничего. Сейчас добавим аксессуаров». И действительно, добавили диванчики разных цветов: зелененький, оранжевый

А.: Занавесочки веселенькие повесили. Подушечки цветные. И уже другая картина.

В общем, как я понял, в Питер тебя, Маша, уже не тянет

М.: Нет, тянет в Питер. Но уже не так сильно, как раньше

А.: Питер — он ближе душе, намного спокойнее. Приезжаешь туда и расслабляешься

М.: Мы там часто бываем. Летом на дачу ездим. А в Москве только начинаем строиться.

Дачу строите?

М.: Загородный дом в Истринской долине. Это час езды по Новой Риге, но воздух там совсем другой. Рядом лес, Истринское водохранилище и даже своя молочная ферма

А.: А еще там строится спортивный центр с крытым катком, где, возможно, будет школа Петровой — Тихонова. В прошлом году мы заложили первый камень конного клуба, а сегодня он уже действует. Надеюсь, и центр активного отдыха подоспеет так же быстро.

Отлично. А ты, Леша, я знаю, родился в Самаре, тогда еще Куйбышеве. У тебя в жизни был интересный кульбит, когда ты два года жил и работал в Токио. Туда не хочется вернуться?

А.: Я бы хотел показать Японию дочке, потому что нам с Машей эта страна очень нравится. Она интересная, другая совсем, и у нас многое с ней связано, ведь там мы познакомились

М.: Да. Мы на соревнования каждый год туда ездили. Специально выбирали японский этап Гран-при.

Приехать-уехать — это одно дело, а жить в Японии постоянно — совсем другое

А.: У меня партнерша была японка, Юкико Кавасаки.

Неужели в России нельзя было партнершу найти?

А.: Я уехал в 1992 году и в 1994-м участвовал в чемпионате мира, который проходил в Токио. Туда приехала и Мария. Тогда она каталась в паре с Антоном Сихарулидзе

М.: Мы только вышли из юниоров. Можно сказать, случайно попали на этот турнир. После Олимпиады другие фигуристы отказались ехать, вот и послали нас, молодых да начинающих. Там-то наша первая встреча и произошла. Встретились, пообщались...

И ничего тогда не почувствовали?

М.: Обратили друг на друга внимание. Мне очень понравился голос Алексея. А как он катается, я даже особо-то и не смотрела, потому что у нас не совпадали тренировки.

А тебе, Леша, что запомнилось?

А.: Во-первых, Маша восхитительно каталась с Антоном Сихарулидзе, она мне чуть-чуть напоминала... Катю Гордееву. Я понимал, что растет новая звезда, новая звездная пара. И при этом Маша была молчалива и скромна...

Тихушница?

М.: О, я очень долго была замкнутым ребенком и боялась чужих людей. Меня невозможно было с кем-то оставить. Вообще говорила мало. Зато теперь меня не остановить! (Улыбается.) Потом был период, когда я стала просто бандиткой. Где-то, наверное, с шести до двенадцати-тринадцати лет. Лазила по деревьям, чего только не вытворяла

А.: Она дружила только с мальчиками...

Правда

М.: Правда. Мы в деревне под Ленинградом раскапывали патроны и кидали со всей силы о камни, чтоб они взрывались. Ну, глупыши были

А.: Сейчас расскажу секрет. Однажды Маша с мальчишками рыла «канал». Из лужи в канавку. Для ручейка. И почему-то они решили это делать топором

М.: …И притом на проезжей части. Когда проезжала машина, мы испугались, и один мальчик просто откинул топор в сторону. Я в этот момент присела на корточки, а топор слетел с топорища и обухом попал мне прямо в лоб.

А.: Хорошо не лезвием!

Ужас какой!

М.: Вот такой я была непоседой. А это как раз 1 сентября — надо идти в школу. В первый класс. Так и пошла с синяком вместо лица. Было сотрясение мозга и перелом перегородки носа. Хорошо, что без смещения...

Представляю состояние твоих родителей.

М.: А я у бабушки тогда была. Она от шока не могла родителям ничего толком объяснить. Когда они приехали и увидели, что творится с бабушкой, непонятно было вообще, кого первым спасать.

Слушай, Леша, а ты каким рос? Тихим, спокойным?

А.: Я старался быть послушным. Меня воспитывали в любви, но в строгости и послушании. Мог, конечно, убежать на улицу, лазил по болотам, камышам... Помню, со мной тоже случай был. Бегал где-то по дворам и упал. Смотрю, из коленки торчит доска. В деревяшке был гвоздь, и я на него напоролся. Вынул его и долго скрывал рану от родителей. Чтобы не расстраивать.

М.: Ты просто был скрытым сорванцом...

…в отличие от Маши. А учились вы как?

М.: После периода «бандитства» у меня наступила пора прилежности. Я была очень старательной и прилежной. Видимо, благодаря тому, что в семь лет меня отдали в спорт и приучили к дисциплине.

А.: Семь лет — это очень поздно. Я начал заниматься в шесть.

М.: Меня даже не взяли в спортивную секцию. Сказали: «Во-первых, она не талантливая, во-вторых, ей уже семь лет. Идите катайтесь в группу здоровья». Я целый год провела там, но мне попался очень хороший педагог — Юрий Геннадьевич Яковлев. За год он научил меня всему тому, что другие дети осваивали за три! Помню, он просил родителей: «Слушайте, ну сводите вы ее еще раз в спортивную секцию, покажите. Нельзя, чтобы пропадал талант». Родители повели второй раз, а им и говорят: «Ой, а где ж вы раньше были?!» И меня взяли.

А.: А мой первый тренер, Вера Филипповна Бирбраер, в тот момент переехала из Ленинграда в Куйбышев, и я попал к ней в группу. Что-то она во мне разглядела, хотя и говорила, что я был ванькой-встанькой. Помню свои первые уроки на льду: тренер только отвернется, а я уже лежу — она все время поднимала меня за шкирку...

Скажите, а вам самим сразу понравилось фигурное катание?

М.: Мне сразу понравилось, и я сразу хотела кататься в паре. Моими кумирами тогда были Екатерина Гордеева и Сергей Гриньков.

А.: А мне тогда больше нравилось разбегаться и прыгать в сугроб, отталкиваясь коньками ото льда. (.Улыбается.) До четырнадцати лет особого увлечения не было, просто я понимал, что у меня получается, потому что начал выигрывать. Сначала чемпионаты города, потом чемпионаты области. А вот по-настоящему созрел, когда в Самару приехала сборная СССР по фигурному катанию: Александр Жулин и Майя Усова, Катя Гордеева и Сергей Гриньков, Наталья Мишкутёнок и Артур Дмитриев.

И мне, как одному из лучших, разрешили с ними открывать второе отделение. Только тогда что-то щелкнуло внутри, и я понял, что это будет моя жизнь.

Вас давно воспринимают как одно целое. Поэтому даже трудно себе представить, что после месяца ваших совместных тренировок в Питере Леша исчез, просто сбежал — ничего не сказал, не попрощался, поступил совсем не по-джентльменски. Как такое вообще было возможно, Леша?

А.: Ну, я объясню, почему я так поступил. В тот момент я уже закончил с любительским катанием и работал у Татьяны Тарасовой в ледовом театре «Все звезды». Деньги зарабатывал. А тут вдруг поступило предложение кататься в паре с Машей. Я попробовал, но мне всё время казалось, что что-то не получается. И снова в финансовом плане пришлось бы сесть на шею родителям. Это тоже испугало. Плюс после Тарасовой мне было трудно переключиться на других тренеров. У Людмилы и Николая Великовых свой стиль, своя манера. И я просто решил, что уеду — и не будет ни у кого проблем. Думал, позвоню, объясню все. Но так и не собрался с духом

М.: А мы тогда обзвонились ему. Но дома никто не отвечал. Друг, у которого Леша жил, тоже ничего не знал. Мы даже все питерские больницы обзвонили. Мама моя говорит: «Слушай, как же так, парень один в чужом городе. Нужно искать дальше». И мы искали. А потом дозвонились до Лешиной мамы. И она сказала, что все с ним в порядке, не ищите его.

Вот так прямо и сказала: «Не ищите»?

М.: Да. А для меня это означало, что моя спортивная карьера закончилась.

И ты, Маша, перестала кататься?

М.: Неделю, наверное, не каталась. А потом встала в пару с другим мальчиком. Похожая ситуация у меня уже была. Когда я каталась с Антоном Сихарулидзе, мы должны были участвовать в соревнованиях, а он накануне выступления сказал: «Я не приду». Решил начать тренироваться с Леной Бережной. Потому я и хотела встать с Алексеем в пару.

А ты, Леша, уехал и вскоре забыл про ваш несостоявшийся дуэт?

А.: Нет, я не забыл… Когда уехал, сразу не позвонил, а потом вроде как уже было глупо звонить. Хотя я и вернулся в театр Тарасовой, но червячок изнутри меня точил. Я корил себя за то, что, по сути, предал Машу и не попытался еще разок побороться за титулы и медали. Месяца через четыре даже пришел на соревнования посмотреть, как Маша катается.

Она спросила: «Почему ты так поступил?» Я мялся, чего-то мямлил. А потом, полтора года спустя, мой друг Алексей Горшков сказал: «Позвони Великовым. У Маши партнер недотягивает до ее уровня. Вдруг получится».

И ты позвонил?

А.: И я позвонил. Но Маша ответила: «Не буду с тобой кататься». Мол, до свидания.

М.: Если б вместо внезапного исчезновения он просто сказал: «Мне тяжело, я уеду» — я бы его поняла.

Почему же в результате Маша согласилась?

А.: Я потом звонил еще и еще, много раз. Причем с каждым разом разговор длился чуть дольше. В какой-то момент Маша призналась, что не может предать своего партнера. Этими словами еще больше меня покорила. И убила, как копьем. Но надежда у меня всё еще была, и я продолжал названивать. Тут надо благодарить мою тещу, Машину маму, которая сказала: «Слушай, ну ты же хочешь с ним кататься!»

М.: Мамы всегда чувствуют.

Ты ответила: «Да, мамочка, хочу»?

М.: Я кивнула головой. И она мне сказала: «Тогда не делай глупостей, попробуй еще разочек». Я попробовала, и через семь месяцев мы уже стали чемпионами Европы.

Победить на таком турнире через семь месяцев! Для фигурного катания это норма или исключительная ситуация?

А.: Это чудо.

М.: Это исключительная ситуация. Я сама не верила, что мы победили.

А.: Полгода хватило великой Ирине Родниной. После того как она закончила кататься с Алексеем Улановым, ей понадобилось полгода, чтобы выиграть свой первый чемпионат с Александром Зайцевым. Но тогда машина государства работала на нее. В наше время этого уже не было. Хотя мы уехали на три месяца на сборы в Швецию и у нас тоже были шикарные условия для тренировок.

Хорошо. С этим мы разобрались. А когда чувства проснулись друг к другу? Как я вижу, все в вашем дуэте решал Тихонов: захотел — пришел, захотел — ушел.

А.: Изначально я был против личных отношений в паре. Мне казалось, что это мешает работе и что партнеры на льду должны оставаться только партнерами. А еще все вокруг говорили: «Ой, вы похожи как брат с сестрой! Слушайте, вы так друг другу подходите!»

И меня страшно раздражало, что нас начинали подталкивать друг к другу со стороны.

В общем, ты свободолюбивый парень.

А.: В этом плане я такой: люблю решать все сам. Хотя, конечно, чувствовал, что Маша ко мне относится уже не просто как к партнеру, а еще и как к мужчине.

М.: Сначала, повторю, я влюбилась в Лешин голос, он мне понравился еще в Японии. Потом слышала его по телефону, когда Алексей названивал мне два месяца не знаю сколько раз в неделю. Понимала, что уже полюбила, но спорт для меня всегда был на первом месте.

А у тебя, Леша, когда возникли чувства к Маше?

А.: Наверное, что-то включилось после того, как мы победили на чемпионате мира в 2000 году. Понял, что мне очень нравится Маша, но никаких серьезных шагов тогда еще не предпринимал. Это была симпатия. Сдался окончательно только после Олимпиады 2002 года в Солт-Лейк-Сити.

Да, долго ты созревал. Маша, а ты все ждала и надеялась?

М.: Ну почему? Я работала над собой.

То есть?

М.: Алексей мне все время ставил новые задачи: то книжки почитать какие-то, то еще что-то. Воспитывал. А я думала: неспроста он меня воспитывает. (Улыбается.)

Взаимные чувства у вас возникли, когда вы были уже взрослыми людьми. И наверняка до этого случались романы.

М.: У меня нет. Мне некогда было.

А.: А у меня были. Мне кажется, я нравился женщинам, да и женщины нравились мне. Но просто так случалось, что жизнь разводила.

Или тебе просто нравилось быть холостяком, свободным от обязательств?

А.: Наверное.

М.: Алексей действительно очень свободолюбивый. Я никогда не пыталась лишить его свободы, и сейчас у нас обоих есть свое время, когда каждый может побыть один или пойти с друзьями посидеть. Это нормально, на мой взгляд.

А.: Пока мы тренировались в Петербурге, у меня была съемная квартира. Я там отдыхал, мне нужна была тишина — книжку почитать, кино посмотреть. Не хотелось, чтобы человек, с которым ты и так целый день на катке проводишь, находился рядом круглые сутки.

И Маша терпеливо ждала, пока в моей голове что-то переключится и я пойму, что она не мешает мне, а, наоборот, помогает отдыхать.

Как все сложно в вашей личной жизни! Вы столько прошли испытаний на прочность. У вас наконец возник штиль в отношениях?

А.: Возникает периодически, мне кажется. Хотя после штиля бывает буря.

М.: Да, штиль — это очень опасно. Поэтому стараемся, чтобы он был пореже. (Улыбается.)

А.: Вот я, например, постоянно ворчу и чем-то бываю недоволен. Например, мне хочется, чтобы женщина — мать моего ребенка, жена, хозяйка в доме — была идеальна. С этим…

М.: …Мария пока что не справляется. (Улыбается.)

А почему так?

А.: Да потому что она все время со мной катается! Мы же вместе с тренировок возвращаемся. Я отдаю себе отчет в том, что мы работаем вместе, зарабатываем вместе, мы пара не только в семейной жизни, но и на льду.

М.: Многие мужчины равняются на свою маму, и Алексей не исключение. Ему есть с чем сравнивать. У них дома всегда была идеальная чистота. Постоянно вкуснейшая домашняя еда. Сыновья всегда ухоженные. И конечно, Леше хочется, чтобы я тут не проигрывала. Но это сложно, потому что планка очень высока. Хотя на отдыхе или когда я остаюсь дома, то с удовольствием хозяйничаю, готовлю для всей семьи.

А.: Да-да. И делает это Маша просто замечательно!

Вы в гражданском браке живете, насколько я понимаю.

М.: Да.

А что мешает узаконить отношения?

М.: Нам ничто не мешает. Мы все время куда-то бежим, выступаем, катаемся.

А.: Да, мы все время куда-то бежим…

М.: Начинается с того, что я говорю: «Я свадьбу не очень хочу». Леша отвечает: «Ну, нам же все равно когда-то нужно пожениться». Я говорю: «Давай так: мама, папа, мы с тобой, и все». — «Нет, это невозможно. А друзья? Они же обидятся». В общем, начинается спор.

Понимаем, что на подготовку к свадьбе нужен месяц-два, а их пока что нет. И я думаю: «Хорошо же и так». То есть свадьбу я хотела лет до двадцати четырех — двадцати пяти, мечтала о платье. А потом как-то случайно купила белое. Оно не совсем свадебное, но похоже. И я успокоилась. (Смеется.)

Ты это платье носишь?

М.: Нет, не ношу.

Потому что оно свадебное?

М.: Оно не свадебное.

Тогда почему?

М.: Это сложный вопрос. У женщин так бывает: кажется, что вещь очень нужна, купишь ее, а потом…

Я желаю тебе, Маша, чтобы это белое платье ты все-таки надела когда-нибудь. Очень хочется увидеть тебя в белом!

А.: Кстати, да, Мария, мне тоже этого хочется.

М.: Сейчас приду домой, наряжусь. (Улыбается.)

А потом расскажи мне о реакции Алексея. Договорились?

Оба: Договорились!