Владимир Вдовиченков: «Быть лидером — не мое»
Главный редактор журнала ОК! Вадим Верник пообщался со звездой фильма «Салют-7» Владимиром Вдовиченковым о его детстве, карьере и семье.
«Когда-то я снимал Владимира Вдовиченкова в своей программе «Кто там...» на «Культуре»,— вспоминает Вадим Верник.— Помню его маленькую однокомнатную квартиру и огромное количество цветов, которые Володя старательно поливал в кадре. Мне вообще кажется, что он достаточно романтичный человек, хотя имидж у него совсем иной. Но главное другое: это большой, серьезный актер, способный сыграть многое — и в театре, и в кино».
Поздравляю тебя, Володя, с громкой премьерой! Фильм Клима Шипенко «Салют-7» — про мужество, про героизм...
Ты знаешь, я про другое играл, не про мужество. Играл скорее про жизненную ситуацию, а не про героизм. Мне кажется, это история об одиночестве, об одиночестве человека, который совершает какие-то немыслимые вещи: летит в космос, каждую секунду рискует жизнью ради нескольких слов — «я тебя люблю».
Но ведь у главного героя есть жена, ребенок, и он, как ты говоришь, рискует ради слов «я тебя люблю» — какое уж тут одиночество?
Я придерживаюсь мысли о том, что человек рождается один, голым приходит на этот свет, с ним происходит какое-то количество событий, и он уходит один. И ничего с собой не может забрать, наверное только пережитое. Мне кажется, у некоторых людей есть такая способность — останавливаться на какую-то долю секунды и каким-то образом пытаться ощутить себя в пространстве. И вот в этот момент человек понимает, что он не то что посторонний, а неважный, несущественный объект в большом, глобальном замысле.
Неужели у тебя такая заниженная самооценка?
У меня, Вадим, с самооценкой всё в порядке, но я стараюсь иногда реально смотреть на вещи. И вот эти качели: с одной стороны, ты чувствуешь себя абсолютно одиноким человеком, который непонятно зачем родился и для чего умрет, и в то же время в тебе борется тот, кто получает удовольствие от жизни, от всего происходящего, от того, что жизнь продолжается, show must go on и всё остальное. И ты получаешь сопутствующие бонусы — работу, любовь, семью, детей.
В данный момент я говорю не про себя, а про своего героя. Для него полет в космос — это как переход от реальной жизни к какой-то метафизике, что ли. Есть ты и есть огромная Вселенная.
Ты такие тонкие вещи затрагиваешь, и мне невольно хочется перекинуть мостик к твоей собственной жизни. Ты ведь уже в достаточно зрелом возрасте начал жизнь с чистого листа, всё изменил кардинально. Какую же силу воли надо для этого иметь! Изначально у тебя была своя проторенная дорога, которая по логике вещей не должна была привести тебя во ВГИК.
Так получилось. Мне кажется, это просто цепь совпадений.
Какие же тут совпадения? Ты окончил мореходное училище, потом служил на флоте...
Да.
Утебя была какая-то цель?
Не было никакой цели. Наверное, инфантильность помогла. Мне кажется, при всей моей внешней брутальности я был очень инфантильным. Существовал в комфортном режиме, и было сложно выбраться из зоны комфорта. В этом и заключается инфантильность человека: им самим можно манипулировать, и он будет всем потакать, лишь бы только ему было хорошо. Это про меня. Поступив в мореходку, находясь в открытом море, я не знал, чем буду заниматься дальше.
В общем, всё шло по инерции.
Абсолютно. Была некая проторенная дорожка: мой дядя заканчивал мореходку, хотя и не ту, в которой я учился, но подобную. Для меня это был путь наименьшего сопротивления. Плюс возможность получения всяких благ. Мне вообще всегда казалось, что человек рожден не для того, чтобы работать. Работа — это, к сожалению, наша обязанность, чтобы прокормиться.
Хорошо, вот ты говоришь «получение всяких благ». Какие блага у тебя тогда вырисовывались?
Ну, ты не забывай, что это был Советский Союз. Советский Союз — это железная занавеска, невозможность даже купить сигарет приличных, а мореходка — это выход за границу. У меня много знакомых было, мы их называли «мореманы». «Мореманы» приезжали — у них джинсы, у них сигареты, они красиво одеты, красиво пострижены. Ну и все девчонки их, конечно же. (Улыбается.) При минимальных потерях ты мог быть кем-то, на кого обращали особое внимание.
Всё так и было?
Конечно. Я закончил мореходку в Кронштадте и перевелся в Мурманск. Там у меня уже была возможность общаться с иностранцами. Не то что были вояжи заграничные, это же была армия. Максимум наши суда попадали в Германию — ЗГВ, Западная группа войск. Но человек, попавший на этот корабль, дважды оказывался в мечте: он мог ходить за границу, служа в армии, и вывозить оттуда разный хлам, в том числе и какие-то подержанные иномарки, которые можно было продавать и зарабатывать кучу денег на этом, ничего не вкладывая.
Правда, всеми этими благами я не успел воспользоваться в полной мере. Распался Советский Союз, 1991 год. Ну и глупо было оставаться в морском флоте, если теперь тебе открыт весь мир.
Твои действия?
Не было никаких действий, я уволился и поехал домой, в Калининград. И там жизнь опять пошла по инерции.
Ты, кажется, работал кочегаром, официантом.
Официантом я работал уже в Москве. Тогда не было у меня никаких целей, у меня, повторяю, вообще никогда никаких целей не было. Но при этом я почему-то всегда знал, как всё будет, знал, как всё получится и как нужно поступить.
Так сильно развита у тебя интуиция?
Может быть, это и интуиция.
Когда ты работал кочегаром, тебя всё устраивало?
Конечно, меня ничего не устраивало, хотя были какие-то якоря. У каждого человека в жизни есть свои сдерживающие факторы: семья, мама. Но можно пропустить жизнь, она пройдет мимо тебя, и ты так и не поймешь, в чем смысл этой «железной дороги», по которой ты едешь к счастью.
Скажи, ты с кем-то советовался, когда решил поступать во ВГИК?
Нет, не советовался. Мама узнала о том, что я поступил во ВГИК, только когда я уже отучился там два года.
Да ладно!
Я приехал домой в отпуск, и она спрашивает: «Где ты живешь, что происходит с тобой?» Я говорю: «Во ВГИКе учусь».
У вас такие «близкие» отношения?
У нас действительно близкие отношения. Не знаю, почему так вышло.
Ты, наверное, очень рано стал самостоятельным.
Рано. Хотя, когда я поступил в институт, мне было уже двадцать семь лет. Почему я должен докладывать, что со мной происходит?.. Мое поступление не было каким-то вымученным решением, просто какие-то факторы подтолкнули меня к этому. Было лето, было тепло, можно было путешествовать. Мне кажется, просто исчезла мотивация оставаться в Калининграде, и почему бы тогда не уехать? Вот недавно я ездил на гастроли в Калининград, мне так приятно было там опять оказаться... Мы ведь жили не в самом городе. Калининград — достаточно крупный центр, который мнит себя пупом земли. А мы жили в маленьком городке Гусеве, названном в честь героя Сергея Ивановича Гусева, погибшего при штурме города Кёнигсберга.
Раньше наш город назывался Гумбиннен — очень красивое название, правда переводится оно как «гнилая вода». И жизнь там была соответствующей этому названию, а смысл ее заключался в какой-то пустышке. Так что, когда появилась возможность уехать, я уехал.
Скажи, ты рос в любви или больше сам по себе?
Всего поровну. Папа и мама меня любили и заботились обо мне. И ради того, чтобы мне жилось легче и мы не нуждались, они работали и работали. Поэтому по большей части я был предоставлен самому себе, хотя мама пыталась заниматься мной, я даже в музыкальную школу ходил, по классу скрипки. Правда, во мне тогда победил хам.
Хам? Что ты имеешь в виду?
У нас в то время понастроили новых домов, привезли людей из разных деревень, и, поверь мне, вид скрипача, шагающего с нотной папкой в музыкальную школу, вызывал у многих раздражение. Поэтому мне было несладко.
А заниматься-то в музыкальной школе тебе нравилось?
Нет. И педагог не нравился. Это сейчас я понимаю, что моя учительница была просто измучена собственной личной жизнью. Еще она была не очень симпатичной, и, когда она играла, это было совсем невыносимо. Но приходилось заниматься. Допустим, если я не выучил какую-нибудь гамму, то меня могли припахать, чтобы я, например, нарвал два мешка травы кроликам. У нас же было хозяйство — кролики, поросята, нужно было помогать родителям.
А почему именно скрипка?
У меня мама — перфекционистка. Поэтому я учился игре на скрипке, а сестра — на виолончели. Мама считала, что скрипачи и виолончелисты должны обладать совершенным слухом. Это было важно. У меня был музыкальный слух, он у меня и сейчас есть. Правда, в конце концов я победил в этой войне со скрипкой: я сказал маме, что не хочу учиться, что мне сложно.
Понятно, дворовые ребята задушили в тебе музыканта.
Образно говоря, да. Они подтрунивали надо мной, даже обижали. Да и сам факт, что пацаны рубятся в футбол, а ты в это время идешь мимо них в школу музыкальную!.. Я нашел хитрый способ завязать с музыкальной школой. Был Новый год, время исполнения желаний. И моим желанием было больше не учиться играть на скрипке. В такой момент мне нельзя было отказать.
Хитрый парень. И у тебя начались спортивные увлечения?
Не был я никогда спортсменом на самом деле. Я просто физкультурник, наверное. Я всю жизнь веду активный образ жизни: катаюсь на лыжах, играю в футбол, стою на водных лыжах.
Вернемся ко ВГИКУ. Почему именно этот вуз?
Да просто я увидел по телевизору передачу про поступление во ВГИК и захотел там учиться. Но у меня был и другой мотив. В какой-то, может быть, не самый лучший день моей жизни я смотрел фильм с Ван Даммом, «Кикбоксер» он назывался. Мне кажется, есть в этом фильме для мальчишек, для пацанов какая-то форточка в справедливую жизнь. Парень заступается за девушку, брата своего пытается спасти — казалось бы, такой банальный и простой ход. Но при этом в фильме очень обаятельный артист Жан-Клод Ван Дамм. В тот момент я подумал, почему бы не попробовать стать таким, как он.
Мне сейчас многие пишут, мол, посмотрел фильм с вашим участием и жизнь поменял. Приезжал даже в театр один парень, подошел ко мне и говорит: «Я посмотрел «Бумер» и после этого завязал с криминалом. Спасибо тебе, дружище!».
«Бумер», конечно, не повлиял на мою судьбу так же сильно, но для меня это один из самых любимых фильмов... Ты начинал в кино сразу с главных ролей, никаких прелюдий. У тебя наверняка и психология человека первого плана.
Быть лидером — не мое. Мне нравится смотреть на ситуацию со стороны, а потом уже решать, какую принять сторону. Но при этом мне с детства хотелось иметь определенный моральный вес, чтобы как-то воздействовать на ситуацию со стороны справедливости. Мне всегда был интересен человек в пограничной ситуации. Скажи, когда началась твоя московская история, у тебя не было ощущения, что ты потерялся, что это не твое, что лучше вернуться в Калининград? О возвращении мыслей не было никогда. Даже при самом плохом раскладе я не представлял себе такого.
Прошлая жизнь дала мне основательную базу, дала понимание того, что мир несправедлив, но ты в состоянии на него повлиять, не надо бояться и в то же время надо бояться. Страх заставляет не совершать глупости. Вообще страх — это очень сильный фактор...
Сдерживающий.
...и нужно уметь управлять им. Новая жизнь дает другие пути, другие маршруты. Мне было сложно поначалу учиться во ВГИКе. Во-первых, было достаточно голодно: 1997 год, не было стипендии, я подрабатывал и официантом, и в других местах. Потом работать перестал — всё время занимала учеба. У нас мастером курса был Тараторкин Георгий Георгиевич, он держал нас в ежовых рукавицах. Но я знал, что мне нужно перетерпеть это время. Институт — самый идеальный способ сделать первый шаг, когда ты совсем не знаешь, как стать кинозвездой.
А хотелось, да?
Конечно, хотелось! Иначе зачем сюда приезжать? (Улыбается.)
Я смотрел передачу с твоим участием на «Культуре» — «Белую студию». Ты высказал там любопытную мысль — что успех для тебя означает «успеть».
Жизнь скоротечна, очень скоротечна. Кажется, что всегда будут прислушиваться к твоим суждениям, но на самом деле нужно дважды подумать, прежде чем озвучить свои мысли и кому-то попытаться их навязать. Человеку за жизнь дается всего три-четыре шанса.
Ну, поскольку у тебя хорошо развита интуиция, то свои шансы ты не упускаешь, верно?
Не знаю, стараюсь не проходить мимо, наверное. Вот сейчас мне дали сценарий, такой классный сценарий! Мне он очень понравился. А получилось всё так: Елена говорит мне, мол, прочти сценарий, тебе прислали.
Елена?
Да, жена моя. Она мой агент.
Да ты что!
Конечно. Так вот она требовала, чтобы я обязательно прочел этот сценарий, а я тогда был занят другими вещами. «Ты обязан прочесть, я обещала», — настойчиво говорила Лена. В общем, настояла на своем. И вдруг я понимаю, что это мистическая история, что ничего подобного у нас и не было, может быть, никогда, настолько эта история крутая! И я говорю: «Цепляйся за тех, кто прислал этот сценарий, руками и ногами». Так мне было интересно!
Послушай, Володя, это все-таки уникальная ситуация. Я обожаю Лену Лядову как актрису. Почему она стала твоим агентом, ведь у нее столько собственных съемок?
Во-первых, какое-то время я был сам себе агент. Мы разошлись с моим предыдущим агентом, и я подумал, что немножко поработаю самостоятельно. Но, как выяснилось, и в этом деле должен работать профессионал, потому что я могу наобещать всего и в результате подставить и съемочную группу, и самого себя. И я спросил у Лены, может ли она временно побыть моим агентом. Я ее уговорил.
Елена удивительный человек. Она знает всё, что мне нужно, чтобы я мог хорошо играть на площадке. Она знает, сколько нужно времени на озвучание, и так далее.
То есть Лена решает все твои вопросы — и творческие, и финансовые?
Все-все вопросы она решает, и она, мне кажется, лучший агент на планете. Лена знает все подводные течения, ей так просто на уши не сядешь. И конечно, она умеет убеждать людей. Она очень сильная, она у меня в роли рулевого. А если надо поднять паруса или опустить, я готов залезть на мачту. Но она говорит, где следующий порт приписки, и мы идем туда.
Не каждый мужчина сознается, что рулевой у них в семье жена, а не он.
А почему нет? Какова конечная цель нашей жизни? Прожить как можно дольше и кайфовать. И мне кажется, что Лена знает путь к этому. Почему бы тогда мне не расслабиться и не получать удовольствие? (Улыбается.)
В бытовых, семейных вопросах тоже жена рулит?
Ну конечно! А если она чего-то не понимает, поверь мне, она всегда с большим удовольствием переложит эту ответственность на меня.
Слушай, Володя, мне кажется, ты стал как-то мягче, спокойнее, когда вы с Леной поженились.
Старею, старею. (Улыбается.) Возможно, сейчас такой период, а бывает по-разному.
Ты работаешь в Театре Вахтангова с одним из лучших режиссеров — Римасом Туминасом. Насколько я знаю, вы быстро нашли общий язык, и Римас очень интересно раскрывает тебя как актера. Какой потрясающий у тебя Астров в чеховском «Дяде Ване», например!
Смею думать, что именно театр делает из меня артиста. Институт дал мне какие-то азы, но не до конца я всё тогда понял, если честно. Мне пришлось много-много лет врубаться, чтобы понять смысл актерской профессии. И благодаря театру, благодаря взгляду на актерское существование такого мастера, как Туминас, я многое осознал. Природа театра настолько нежна, воздушна, настолько позитивна, что ли. А самое главное, благодаря Туминасу я понял, что театр — это не производство, не завод, тут всё должно происходить играючи, что ли. Раньше я боялся: если вдруг приболею, что тогда делать? Однажды я сказал об этом Римасу. Он ответил: «Подожди, спектакль, мне кажется, лечит».
Теперь даже в самом ужасном физическом состоянии для меня важно, чтобы спектакль поскорее начался, — в этот момент я забываю обо всем неприятном. Выхожу после спектакля уставший, измученный, мокрый весь, но счастливый и здоровый. Какую-то волшебную сторону актерской жизни Туминас мне показал...