Алексей Кортнев рассказал, почему не испытывает ностальгии по прошлому

Свой предыдущий юбилей группа «Несчастный случай» отмечала на сцене МХТ. В этот раз легендарный коллектив приглашает отпраздновать 35-летие в «Крокус Сити Холле» 25 ноября.

Алексей, 35 лет — солидный возраст для любого организма. А уж для рок-н-ролльного вообще. Не все доживают. Какой у вас рецепт вечной молодости?

Рецепта вечной молодости нет. Есть рецепт долгожития. Это разные вещи все-таки. Я думаю, что мы сохранились так долго и в боевом состоянии, потому что мы по-прежнему пишем песни не просто в стол, а которые играем на концертах, которые пользуются достаточно большим спросом, распространяются в сети и т.д. Плюс нам удалось за все эти годы сохранить в коллективе дружеские отношения. За 35 лет поменялось всего два музыканта. В-третьих, мы всё это время занимались разнообразными вещами: театром, рок-н-роллом, писали для кино, для телевидения, делали спектакли и умудрились друг другу не надоесть. Еще важный момент — «Несчастный случай» исповедует идеологию любительского объединения.

У нас каждый человек имеет право на любые сторонние проекты. Барабанщик наш Паша Тимофеев играет практически каждый день с разными джазовыми коллективами, имеет свою собственную группу. Наш бас-гитарист Роман Мамаев — хозяин хорошего, прибыльного, очень достойного бизнеса: он печет один из лучших хлебов в Москве и продает его в десятках магазинов. Павел Мордюков является креативным директором большого рекламного агентства... У всех есть собственная жизнь весьма насыщенная, поэтому, когда мы встречаемся на площадке «Несчастного случая», нам интересно друг с другом, потому что мы не выварились — не превратились в бульон, варясь всё время в одной кастрюле.

То есть останавливаться вы не собираетесь?

Не вижу никаких причин останавливаться. Наверняка они если возникнут, то, скорее всего, будут связаны с физической старостью. Лет через пятнадцать-десять просто надоест скакать по сцене, но всегда есть возможность играть сидя, что мы тоже проверили на так называемых халатных концертах. Поэтому продолжать можно даже не до старости, а до смерти, наверное, о чем говорит нам партия, правительство и президент РФ.

«Несчастный случай» — это коллектив-оркестр или все-таки театральный коллектив?

Я не вижу большой разницы. Хороший оркестр — это немножечко театр всегда, потому что в нем есть прима, есть резонеры, есть комические инструменты. Если рассмотреть симфонический оркестр, то очевидно, что скрипки — это лирическая героиня, а какой-нибудь, условно, фагот — это комик. Можно найти на каждое амплуа по инструменту. Мы стараемся каждую песню играть, как будто это такой маленький спектакль с завязкой, кульминацией и финалом. Из-за этого, кстати, когда мы пытались из своих песен составлять спектакль (несколько раз мы такие попытки предпринимали), это всегда было или невозможно, или очень сложно, потому все песни звучат как последние.

В них есть разрешение конфликта. Это для спектакля, для мюзикла совершенно не подходит, потому что мюзикловые номера не должны иметь развязки, кроме последнего, собственно.

Кстати, я слышала про очередную попытку сделать театральное представление.

Да, 20 марта мы будем презентовать новый спектакль «В городе Лжедмитрове». Пришел к нам наконец в качестве режиссера-постановщика Максим Виторган, которого я сначала уговаривал, потом отговаривал. Сейчас он всё переделывает, ставит, как он считает, с головы на ноги, а мне иногда кажется, что немножечко с боку на бок. Но это очень хороший творческий процесс. Я ужасно рад, что это происходит.

Вы часто спорите, когда пишется песня, ставится номер. Кто принимает решение? За кем последнее слово?

Последнее слово — за группой. Решаем простым голосованием.

Монетку бросаете?

Нет. Мы собираемся в репетиционном помещении или просто где-то на гастролях, в автобусе, поезде, самолете, гостинице...

У нас есть такая традиция: раз в месяц — если нечего обсуждать, то пореже, раз в полгода — устраиваем штурмы мозговые. Мы собираемся и придумываем, что и как мы будем делать дальше. Если есть какой-то спорный момент: спектакль, песня, клип, когда надо понять, куда двигаться, как расходовать деньги, где мы их будем потом зарабатывать, — бывает полезно так собраться, поспорить, поругаться и большинством голосов принять решение.

Вы сказали, что Максим сейчас переставляет всё с ног на голову. Вы настолько доверяете режиссеру, что позволяете ему это делать?

Мы дебатируем и тут. Прямо спорим по этому поводу. Сейчас пока он побеждает, может, через некоторое время я победю. Я хочу отстоять одну серьезную вещь: мне кажется, что неправильно про нее сейчас всё понимается. С другой стороны, я и сам очень люблю шлифовать и переписывать, меня переделки совершенно не смущают. В детстве мы сочиняли по 30 песен в год. Из них сейчас без укола в совести могу вспомнить, наверное, половину. Потому что это были просто эксперименты. Мы пытались нащупать именно свой музыкально-театральный язык, на этом пути было сделано много нелепицы, конечно. Зато много и лепицы. 90% репертуара, который мы играем на всяких корпоративных концертах, так называемых елках, составляют песни, написанные 20 лет назад, а то и 25–30, потому что это то, что люди помнят, любят, ради чего, собственно, зовут ансамбль «Несчастный случай».

Неужели у вас нет изжоги от этих песен?

Нет. У меня вообще нет изжоги от песен, потому что я их пою как артист, как актер, вернее. Я их проживаю, переживаю. Никогда это не получается одинаково. Конечно, какие-то вещи надоедают, но интересно то, что надоедают, а потом через некоторое время возвращаются. Отношения с песнями — как с людьми: они то портятся, то улучшаются, на удивление...

Психологи говорят, что у ребенка надо отнимать часть игрушек, прятать, а потом менять. Вы по такой же схеме составляете программы концертов?

Примерно так же. У нас какие-то вещи возвращаются в репертуар, мы их играем год-два, потом заменяем на другие. Но всё равно есть такие основные болты, на которых всё держится. Скажем, песню «Что ты имела в виду», или «Овощное танго», или «Песню о Москве» я из программы никогда не выну, может, за редчайшими исключениями, потому что это, собственно, обман народа, если их не сыграть. А зачем так выступать? Не имеет смысла.

А куда вы носите новые песни? На какое радио?

Ни на какое. Раньше носили. Теперь мы просто выкладываем в сеть, и всё. Потом слышим, на какой-то радиостанции крутится. (Смеется.)

Сейчас все и всё выкладывают в сеть — время такое. И поэтому много самодеятельных артистов. Нет у вас, как у музыканта, брюзжания на тему того, что сейчас фонит? Когда Монеточку на «Нашем радио» крутят, слушаете?

Монеточку я не слушаю, потому что мне неинтересно просто. Но помимо нее есть всякие Оксимироны, Noize MC, Слава КПСС и т.д. Это люди, которые делают совершенно виртуозные вещи, работают с языком очень серьезно, с отдачей. Я понимаю, как вылизаны эти тексты, выстроганы. Узнаю руку собратьев, очень трепетно относящихся к стиху. Поэтому я совершенно не волнуюсь за судьбу русского рока. Всё есть, всё развивается, всё продолжается, просто немножко по-другому. Ничего в этом страшного нет. Что касается большого количества самодеятельных артистов, прекрасно, я сам самодеятельный артист. Когда мы начинали, то вообще не умели ни играть, ни писать, ни танцевать — ничего. Просто очень хотелось. Мы же без всякой подготовки с Валдисом вышли на сцену. Я едва играл на гитаре, он едва дудел на флейте, которую мы еще настраивали напильником, стачивая постепенно, потому что она не строилась совершенно никак. Где-то раз в месяц приходилось покупать новую в магазине «Лейпциг», потому что они были очень плохого качества. Это была самодеятельность абсолютно, но с элементами театрализации. Потом постепенно научились. Дай бог, ребята, которые сейчас записывают первую в своей жизни песенку и сразу ее выкладывают, через некоторое время научатся делать это хорошо.

Плохо, когда от первого признания у самоучек вырастают короны на голове.

Вырастает корона, и шут с ними. (Смеется.)

А у вас короны не вырастали?

Никогда абсолютно, бог миловал. Я происхожу, как и все мои коллеги, из интеллигентской московской среды, в которой, если у человека вырастала корона, он подвергался такому остракизму, что она тут же ржавела и спадала с макушки. Так что никогда.

Вы больше шуты, чем короли?

Да, несомненно.

Для тех, кто первый раз читает с вами интервью... Есть вопрос, который лучше не задавать?

Самый главный вопрос «Почему так называется?» — это вопрос-чемпион. Второй — правда, сейчас он уже завял, был еще вопрос-чемпион — «А где Пельш?».

А, кстати, где Пельш, он почему сегодня

с вами не снимается?

Он сейчас готовится к антарктической экспедиции.

Будет снимать третий документальный фильм?

Уже не третий. Шестой или седьмой. Они же получили сейчас всякие премии, призы невероятные совершенно. Всё там бурлит. Вадька на следующий день после нашего юбилейного концерта, 26 ноября, уходит в Антарктиду на пару месяцев. Забавно, что Рома, который наш басист и печет хлеб, для него сейчас сушит сухари. (Смеется.) Серьезно абсолютно. Из всего нераспродаваемого хлеба — понятно, что остается какое-то количество, а хлеб у него реально офигенный. Он со всякими семенами, ягодками, такой-сякой, невероятный. Из всего, что они не распродают, они режут и сушат сухари для экспедиции Пельша.

То есть ваш коллектив — это еще и безотходное производство.

(Смеется.) Да!

Ваши дети слушают песни «Несчастного случая»?

Да.

Заставляете?

Я ни в коем случае не заставляю. Это не самая любимая музыка, но в ряду прочих песен.

Как Моцарта, знать надо?

Они знают достаточно большое количество песен наизусть. Периодически поем. Я знаю точно, что у моего сына Арсения в телефоне помимо всяких Gorillaz, Arctic Monkeys, Electric Light Orchestra и т.д. скачено 5–6 песен «Несчастного случая». Мне этого вполне достаточно, на большее я не претендую.

Никто из ваших сыновей не решил взять гитару в руки?

Нет, не решили. Была у меня даже не надежда — потому что я не питаю по этому поводу никаких надежд... Сын Никитка мой, замечательный, учился в театральной школе долгое время, потом поступил в колледж к Табакову, год проучился. Потом плюнул на это, пошел в радиотехнический институт, там проучился два года, опять ушел. Сейчас учится в литературном институте писать прозу. Такая у него траектория. Он пока учился в театральной школе, научился, естественно, играет на клавикордах, на флейте. Специализация была большая.

Груминг: Анастасия Кириллова/Giorgio Armani Beauty

Прически: Дианна Петряева/Redken

Одежда предоставлена: http://www.britishroom.ru/