Ирина Старшенбаум: «Если чувствую, я делаю»

На съемке ОK! вас стилизовали под парижанку, а в новом фильме Алексея Сидорова «Т-34» я видела вас в платке и гимнастерке — конечно, контраст огромный. Но вам всё идет.

Я сама полностью фильм еще не видела. Там столько материала, линий, сцен. Интересно посмотреть, что из всего этого получилось.

Расскажите, о чем история?

О «Т-34» мне тяжело говорить. Для меня война в принципе и та история, которую снимали мы, — это то, что невозможно объяснить. Понятно, что это экшен. С танками. Действие происходит в военные годы. Наверное, в двух словах можно сказать, что это фильм о преодолении. Но это как-то высокопарно.

А по-вашему, о чем «Т-34»?

Мне тоже сложно сформулировать в двух словах. Впечатление еще очень свежее, но вас такой хрупкой и ранимой я еще не видела. Эта роль вам близка?

Суть героини «Т-34» — женская, материнская даже, нежность. Женщина на войне — эта тема мне была интересна. «Дневник Анны Франк», «У войны не женское лицо» Алексиевич... Я прочла много книг о войне, в которых главные персонажи — женщины, чтобы понять женское отношение к войне. Это отдельный пласт, очень интересный, страшный и временами жестокий. В какой-то момент поняла, что больше не могу об этом читать, говорить, смотреть.

Я дошла до какого-то предела, перерабатывая это ощущение, и выдохнула после того, как съемки закончились. Режиссер фильма Алексей Сидоров хотел, чтобы я в «Т-34» максимально ушла от себя. Поэтому у меня там даже цвет глаз другой. Мне понравилось, что он видит в актерах не фактуру, а человека, с которым работает.

Как он вас нашел?

Алексей уже был со мной знаком: какое-то время назад он хотел делать исторический сериал, и я туда пробовалась. В итоге с сериалом не сложилось, точно не знаю, почему, но он пригласил меня в свой следующий проект «Т-34». Саша тоже пробовался. После первых проб был долгий процесс совместного кастинга, потому что Алексей не хотел повторять кастинг Фёдора Бондарчука. Алексей — человек взрослый, своенравный, очень сильный режиссер. Конечно, для такого, как он, это непривычная ситуация.

Кого первого утвердили — Добронравова, Петрова или вас?

Про Витю не знаю. Но знаю, что у Саши, когда он пробовался первый раз, была забавная история. Ему не понравились его собственные пробы, и он понимал, что с этим надо что-то делать, потому что роль очень нравилась. И тогда Саша попросил меня подыграть ему. Я сказала: «Конечно, не проблема».

Вас тогда еще не утвердили?

Нет. Я была настолько вне ситуации, что искренне пошла ему подыграть. Это были первые совместные пробы, принесенные в компанию «Марс Медиа», и первые, которые увидел Алексей Сидоров. Насколько я знаю, он сначала никак это не прокомментировал и продолжал пробовать на эту роль других ребят. Но в итоге остановился на Саше. После этого нужно было искать ему другую девушку, потому что из нас двоих взять нужно было кого-то одного. Это была странная ситуация. Проходили месяцы, что-то менялось, и в конце концов утвердили другую девушку. А за день до съемок раздался звонок — Алексей принял решение взять меня. (Смеется.)

Вы хотели эту роль?

Я запретила себе об этом думать, поскольку это действительно была не моя история. Я не привыкла брать не свое, насиловать ситуацию, Вселенную. А потом, когда поняла, что вокруг происходят какие-то странные вещи, идут какие-то разговоры, всё как-то выстраивается вокруг этого фильма, подумала, надо браться.

Уметь отпускать — редкое качество у актеров.

Я умею. Были случаи, когда я очень хотела, но меня не утверждали. А потом, уже когда смотрела кино, понимала: это совершенно не моя роль! После пары таких ситуаций я научилась отпускать. Если это не твое, никогда в жизни не нужно переживать и пытаться жестко влиять на то, что происходит в пространстве. И в этот раз, когда Сашу утвердили, я подумала, это идеально. Было забавно, когда Алексей изменил свое решение. Он не из тех, кто сдержанно выбирает, опрашивая всех на свете. В нем есть такая классная спонтанность, когда ты в последний момент принимаешь решение, которое что-то может изменить в твоей жизни.

Вы так можете?

Я так живу. Если чувствую, я делаю, если не чувствую — не буду. Иногда это, наверное, не совсем выгодный подход. Возможно, карьеру надо как-то по-другому строить... Многие, когда им предлагают большой проект, на котором можно заработать деньги, выбирают его. А я могу пойти против. Я несколько раз в жизни уговаривала себя, но всегда получала за это.

Отражалось на психосоматике?

Не только. На качестве продукта тоже. Без любви я ничего не умею делать.

Это вы сейчас заголовок придумали?

(Смеется.) На самом деле это правда. Хотя, наверное, это зависит от типа личности. Бывают люди, которые отделяют профессиональную зону от зоны своего внутреннего устройства. Неважно, отзывается дело в душе или нет. Это дело, и делай его с холодной головой. Наверное, в этом тоже есть смысл.

Возможно, это та категория артистов, которые умеют спать на площадке. Объявили перерыв, актриса выключилась, а через десять минут проснулась и пошла играть.

Моя подруга, художник по костюмам Таня Долматовская, так умеет делать. Это поразительно. А я такой человек, которого полностью поглощает то, что он делает. Я не умею себя останавливать. Мне нравится жить в иллюзии. Я сейчас говорю не про жанр фантастики, а про то одеяло, которым тебя накрывает во время съемок фильма, в которое ты влюблен. И всё, для меня не существует никакого другого мира.

Это правда, что вы ради дела не спали несколько дней подряд?

Там была такая история, что я снималась в двух проектах одновременно. И в какой-то момент я не спала два дня полностью и через паузу еще два дня. Я узнала, что так надо будет сделать, за неделю и серьезно внутренне готовилась, настраивала себя, как боец на бой. Это было тяжело. Я больше никогда бы не хотела повторять такие эксперименты над организмом. Слава богу, одной из площадок была площадка Бондарчука, лучшая в России. Это самые профессиональные люди, люди, которые умеют работать и заботиться о тех, кто снимается. Ко мне прикрепили спортивного врача. Он проверял меня каждый час и снабжал медикаментами, которые, не разрушая мою психику и организм, стимулировали и не давали сбиться моим биологическим часам.

Какие эмоции в конце второго дня?

Странное ощущение. Как будто организм сам вырабатывает какие-то стимуляторы. Два дня без сна — это потрясающий опыт. Я открыла для себя свой организм заново и поняла, что в стрессовых ситуациях мы можем больше, чем думаем. Резерв, он есть. Организм понимает, когда нужно собраться, а когда можно расслабиться и заболеть. Когда мы, допустим, снимаем кино, у нас есть график: шесть съемочных дней и один выходной. Или пять дней и выходной. И если ты шесть дней снимался на сумасшедшем морозе, в «отсыпной» день тебе конец.

Какие сверхспособности приобрели на съемках «Т-34»? Танк вроде не водили?

Путешествовала в танке с ребятами.

И как?

Очень страшно. Я не представляю, как люди воевали на этих танках. По большому счету это консервная банка, в которой ты ничего не видишь, которая загорается изнутри, когда в нее попадает снаряд, и ты не знаешь, что будет через десять секунд. Танкисты и танкистки — поразительно, да? — когда садились в танк, понимали, что идут на смерть. Потому что участвовать в танковом бое — равнозначно тому, что ты идешь умирать за родину. Мы в России рождаемся со знанием того, что была война и мы победили. Но когда ты открываешь для себя фильмы и книги о войне, ты искренне проживаешь это время. Я не понимаю, как люди могли такое допустить.

Они это и сейчас допускают. Вы же есть в соцсетях? Наверное, сталкивались с тем, что называют «холивары»?

Человек — достаточно агрессивное животное. Те эмоции ненависти и агрессии, которые мы в себе носим, нужно куда-то выплескивать. И сейчас для этого появилось пространство, где не видно твоего лица. Ты пишешь, отправляешь и забываешь об этом. Я недавно смотрела мультик «Ральф против интернета». Там была смешная фраза (Ира Горбачёва ее озвучивала) — «я забыла тебе сказать: никогда не читай комментарии в соцсетях». Это правда. Может, люди об этом не думают, но в момент, когда они пишут гадости, они в диалоге с самими собой. Им так важно отдать свои эмоции, свою боль и ненужность, то, что они испытывают наедине с собой, куда-то в мир, потому что они не могут с этим жить. Это очень печально. Вот появился такой огромный мусорный бак.

Может, это и хорошо?

Смотря как к этому относиться. Если кому-то становится легче от этого хайпа, я рада, честно.

А вы читаете комментарии в инстаграме?

Часто читаю. У меня положительный инстаграм. (Смеется.) Мне Фёдор Сергеевич как-то даже сказал: «Ира, у тебя такой добрый инстаграм. Это так странно».

У вас положительный имидж.

Это не специально. У меня нет команды людей, которая создает мой имидж. Есть любимый бренд, с которым я работаю, любимые люди. Я иногда задействована в благотворительных акциях. Так получилось, что я снялась в фильме «Всё сложно». Может, поэтому у людей сложилось обо мне положительное впечатление: мол, не просто так ходит не пойми где, детям помогает. (Смеется.)

В наше время все звезды занимаются благотворительностью. Это такое must do.

Если они создают имидж за счет благотворительности, почему нет? Те, с кем я работаю в благотворительности, — все мои друзья. Так получилось, что мы подружились с людьми из ЮНЕСКО. Иногда Чулпан Хаматова привлекает меня в «Подари жизнь». Есть фонд «Такие дела» Мити Алешковского. Сейчас мы с «Одноклассниками» запустили большой проект про ВИЧ. Я соведущая нескольких эфиров. В одном из них вместе со мной участвует Познер. Мне всё это искренне интересно. Моя любимая бабушка Луиза говорила: «Когда ты чего-то добьешься, это должно кому-то помочь». Она всегда считала, что сначала надо помочь другим. Но я так не умею. Всё равно прорываются эгоистические мысли о том, что надо сначала для себя что-то сделать, а потом помогать другим.

Разве добиться успеха в профессии — плохая цель?

Конечно, хочется быть суперактрисой. Но вот Одри Хепбёрн, она помогала до самой смерти детям в Африке. Или Кобзон. Он ушел, а теперь выясняется, что он, не говоря никому, помогал огромному количеству людей. Вот почему мы читаем биографии в журналах — чтобы вдохновиться. Не знаю, хватит ли у меня когда-нибудь смелости и желания, не испортит ли меня жизнь, чтобы заниматься меценатством.

Интересное у вас поколение. Мечтаете не о славе и собственной яхте, а о добрых делах.

«Непоротое поколение», как сказал Табаков. Мы не понимаем, когда нас лишают свободы выбора. В том числе когда начинают давить при выборе роли или фильма. Я научилась говорить «нет» направо и налево. (Смеется.) Я не имею в виду, что мне так много предлагают, а я такая великая звезда и от всего отказываюсь. Не в этом смысле.

Например, чего Ирина Старшенбаум никогда не сделает?

Самое смешное, недавно я летала в Лондон, и мы играли с друзьями в игру, которая называется «Я никогда не...». Ты должен сказать «я никогда что-то не делал», а тот, кто это делал, загибает палец. Это очень интересная психологическая игра. Я себя поймала на мысли: я же актриса. В мире кино ты можешь делать всё что угодно. Даже ударить своего мужчину, если вы снимаетесь вместе. Я сказала: «Так нечестно, я всё время проигрываю только потому, что я это делала в кино миллион раз. А вы, режиссеры, сценаристы, художники, этого никогда не делали. Вы говорите только про свою личную жизнь. А я говорю про жизнь еще и в кино!»

Кстати, насчет играть вдвоем. Некоторые артисты любят играть со своими мужьями и женами, потому что им не нужно нарабатывать отношения. А вам это помогает?

Мне кажется, да. Когда, например, мы снимали «Лето», для меня и для Ромы Зверя — мы оба непрофессиональные актеры — было важно узнать друг друга, чтобы играть семейную пару. Кирилл Семёнович велел нам дружить вне кадра. Он говорил: «Вы сами, вы взрослые люди», а сам ненавязчиво нам помогал. В итоге созданная им иллюзия выросла в семью, киносообщество, которое было запечатлено камерой Владислава Опельянца.

А в театре не хотите себя попробовать?

Я жду Серебренникова, чтобы сыграть дебютный спектакль, если получится. Просто есть ощущение, чтобы открыть в себе чувство театра, правильное, неиспорченное, непошлое, надо, чтобы рядом с тобой был человек, который в тебя верит.

Нет страха его разочаровать?

Есть всегда. Каждого своего режиссера. Потому что я каждого люблю, они для меня авторитеты. Для меня режиссер — это Бог.

Ваш молодой человек называет вас своей музой. Вам не кажется, что роль музы — немного пассивная? Муза сама ничего не делает, а только ходит и, как в знаменитом советском мультфильме, что-то помешивает в кастрюльке и вдохновляет мужчин.

(Смеется.) Я обожаю готовить. Все мои друзья ходят ко мне на ужины и знают, что я большой фанат ресторанного бизнеса. А что касается музы, когда мне было 16 лет и я, как все, сидела в социальной сети «ВКонтакте», в графе «О себе» у меня было написано «муза». Я написала то, чему мне хотелось соответствовать. Я считаю, что женщина действительно муза, — такое у меня банальное лирическое понимание женщины.

А наоборот? Мужчина может вдохновлять женщину?

Это очень хороший вопрос, потому что я не могу жить без вдохновения. Для меня любовь = вдохновение. Я готова летать, если она у меня есть. Если нет, я немножко затухаю. Все, кто находится рядом со мной, — это мои музы, люди, которые меня вдохновляют. Владислав Опельянц — мой любимый оператор, Таня Долматовская — художник по костюмам. Понкратов — художник-постановщик. Есть артисты любимые. В этом моем мире, в этой микросемье, то, что мы вместе делаем на площадке, меня заводит до невозможности. Я готова на многое, чтобы сохранить этот мир.