Мария Козакова
«Я не стремлюсь никого обогнать»
Станислав Солнцев
У Марии Козаковой удивительная родословная: ее мама — известная актриса Алена Яковлева, дочь легендарного Юрия Васильевича Яковлева, а папа — актер Кирилл Козаков, сын не менее легендарного Михаила Михайловича Козакова. Однако сама Маша долгое время отрицала возможность продолжения актерской династии, потому что считала себя недостаточно талантливой. Свое решение она изменила после восьмого класса, когда снялась в сериале «Кармелита». За год до окончания школы Мария решила проверить, сможет ли она поступить в театральный вуз под выдуманной фамилией. И у нее получилось. После этого эксперимента она поступила в Щукинское училище — уже под своим настоящим именем.
На встречу Маша пришла после занятий — она берет уроки вождения — и сразу же поделилась своими впечатлениями: «Мне так нравится! Сейчас у меня хороший инструктор, а первый постоянно меня изводил...»
Каким образом?
Я очень долго не могла ничего понять, а он постоянно орал и ругался матом. Однажды я заболела, но все равно поехала, потому что он отказался переносить занятия и возвращать мне деньги. В общем, я решила с ним расстаться и перешла к другому инструктору. Они совершенно разные! Со вторым у меня было всего две площадки и семь занятий в городе, а я уже всепрекрасно понимаю. (Улыбается.) Год назад у меня появилась машина, и я наконец решила получить права. К тому же умение водить иногда бывает нужно на съемках — проехаться на машине в какой-нибудь сцене. Как в «Неформате», например. По сюжету в одной из сцен моя героиня гоняет на спортивном автомобиле, но на съемках я, конечно, просто сидела за рулем, а ездил за меня профессиональный каскадер.
Маша, расскажи о своем новом проекте. Кого ты играешь?
Моя героиня — телевизионный продюсер Ирина Серебрякова. Она очень жесткая, ответственная и целеустремленная девушка, перед которой стоит задача поднять рейтинги ток-шоу «Открытый разговор». Она приглашает известного артиста Романа Арсеньева (герой Гоши Куценко) вести эту программу. Но Роман — нестабильный, неорганизованный человек, который часто уходит в запой, дерется и всё всегда делает по-своему. Поэтому наши персонажи находятся в постоянном конфликте, на грани.
Гоша помогал тебе на съемках?
Да, давал советы, придумывал что-то вместе со мной. Он очень открытый, доброжелательный и любит работать. Всегда пытается даже самую простую сцену сделать интересной.
Скажи, похож ли характер твоей героини на твой собственный?
Да, Ирина эмоциональная, вспыльчивая, и я такая же. В первой серии есть одна сцена: я даю пощечину своему жениху, которого играет Сергей Годин. На съемках он сам сказал: «Бей по-настоящему» — чтобы прочувствовать. Но ведь никто не предполагал, что придется сделать так много дублей… Не знаю, сколько раз мне пришлось его бить, — я всё время попадала не туда. Сначала мы хохотали, но потом стало не смешно, потому что в какой-то момент его щека стала такой красной, что даже лед не помогал. Моя мама, которая в тот день приезжала на съемочную площадку, сказала: «Бедный, бедный мальчик!» (Улыбается.) Я сама так не делаю, но сказать лишнее иногда могу. Уже много лет я пытаюсь с этим бороться, потому что в моей профессии лучше держать всё при себе. А что было в школе, в институте — кошмар! Когда мне казалось, что педагоги не правы, я им об этом говорила, вступала в полемику. Причем делала это, даже если сама была не права. А нужно было промолчать, потому что есть такие вещи, как статус и субординация. Или, например, человек мне не нравится, так я ему об этом в лицо говорю. Хотя лучше соблюдать нейтралитет. Сейчас я стараюсь за этим следить.
Своей маме, Алене Юрьевне, ты тоже все говоришь прямо?
Нет, относительно мамы это табу. Если хоть что-то скажу не то, это покажется ей неуважением. Слово «отстань», например, я не могу сказать маме в принципе. Не то чтобы я ее боюсь, просто для меня понятие «мама» — это что-то очень возвышенное.
На днях я прочитала интервью Алены Юрьевны, в котором она сказала: «Ко мне за советами выстраивается очередь, а моя дочь советов слушать не желает». Это правда?
Нет, мама преувеличивает. Я всегда прислушиваюсь к ее советам и сама прошу мне что-то подсказать. Просто, видимо, ей хочется, чтобы я делала это почаще. (Улыбается.) В детстве я всегда с ней соглашалась, у меня не было другого мнения, кроме маминого. Она воспитывала меня одна, своего папу я не знала до четырнадцати лет. Обычно если ребенок не соглашается с одним родителем, то бежит за поддержкой к другому, а тут бежать было не к кому. Но всё равно настает момент, когда человек должен сам выбирать свой путь. И мама теперь понимает, что слишком сильно меня опекала. Мне было трудно вступать во взрослую жизнь, потому что я многого не понимала. Я была слишком наивна, не знала, как себя вести в той или иной ситуации, как общаться с мужчинами, как принимать решения… Мама меня очень поддерживает.
Сейчас ты по-прежнему руководствуешься мнением мамы?
Природа у меня своя, я не копия мамы. Некоторые взгляды у нас расходятся, например по поводу одежды. Мама более эффектная, а я люблю минимализм, и мама считает, что у меня просто нет вкуса. (Улыбается.) Что касается мальчиков, она мне часто говорила: «Маша, он ужасный». Я отвечала, что он хороший, ведь у меня были какие-то чувства, а потом понимала, что мама была права.
Легко ли ты «проскочила» подростковый период? Бунта не было?
У меня были частые конфликты с мамой в этот период, потому что мои школьные подружки — очень веселые и добрые по своей природе — начали, скажем мягко, вести не очень правильный образ жизни. Маме не нравилось, что я с ними дружу, а я не понимала, куда идти — за мамой или туда, где пить-курить. В итоге я этих вещей так и не попробовала. Я была хорошей девочкой, школу не прогуливала, уроки учила. Это было немножко перебором, как мне сейчас кажется. Но если бы я тогда прогуляла школу, то пришла бы домой и рассказала всё маме. Она и за оценки меня никогда не ругала, но я все равно всегда испытывала чувство вины. Я была отличницей до пятого класса, а потом начались съемки, я занималась английским и музыкой — в общем, было много дел помимо школы. Но для меня нет страшнее судьи, чем мама, притом что она меня никогда не ругает и всегда поддерживает.
И конечно, смотрит все спектакли с твоим участием.
Когда мама приходит на мои спектакли, я начинаю трястись и краснеть. В последний раз она смотрела постановку «Дороги, которые нас выбирают». Я там просто в массовке танцевала и пела. И в зеркале увидела, что у меня пунцовые уши. (Улыбается.) Почему-то я в детстве так не переживала, я была более веселая и живая. В десять лет я подготовила танец к юбилею мамы, который она праздновала в Театре сатиры. Там было человек сто, как минимум, и я станцевала. Мама сейчас говорит: «Вот именно тогда я и увидела огонек. Я думала, что Маша тихая и скромная девочка, а тут поняла, что в ней наши гены».
Может быть, ты ставишь себе слишком высокую планку?
Возможно. Кстати, у мамы то же самое было с ее собственным папой, Юрием Васильевичем Яковлевым. У меня самой с ним были очень теплые отношения, он меня всегда хвалил и поддерживал. Мы часто разговаривали о профессии, он смотрел по телевизору проекты, в которых я снималась, приходил на мои дипломные спектакли.
А другой дедушка, Михаил Михайлович Козаков, принимал участие в твоей жизни?
Если Юрий Васильевич был рядом со мной всегда, с самого детства, то с Михаилом Михайловичем я познакомилась, только когда мне было пятнадцать, — папа привел меня к нему в гримерку после одного из его поэтических выступлений. Потом я приходила к Михаилу Михайловичу домой и читала ему свою программу перед поступлением в институт.
А с папой ты сейчас часто общаешься?
Мы иногда встречаемся. Это, правда, нельзя назвать отношениями папы и дочери, мы скорее друзья. Прошлым летом я познакомилась со своим братом, папиным сыном, который старше меня на пять лет. Он живет в Америке, а я как раз мечтала туда съездить. До этой встречи мы общались только в социальных сетях. Мы быстро нашли общий язык, чему я очень рада. Он прекрасный человек — умный, открытый. Если бы он не был моим братом, я бы вышла за него замуж. (Смеется.)
Чуть раньше ты сказала, что танцуешь и поешь в спектакле. Этому ты научилась в училище?
Дела идут, скажем так, не блистательно. С пением у меня не заладилось с детства. Может быть, есть какие-то внутренние зажимы, страхи. Я училась играть на фортепиано и занималась вокалом, но всё равно петь боялась всегда. Думаю, со временем я это преодолею. Над речью тоже нужно постоянно работать, я чувствую, что у меня есть некоторые дефекты. Сейчас такая конкуренция, так много талантливых людей!
Ты боишься отстать от других?
Я себя ни с кем не сравниваю и не стремлюсь никого обогнать. У каждого артиста свой путь. Я очень рада, что меня взяли в Театр сатиры, и счастлива играть в трех массовках и одном детском спектакле. Наверное, будут и другие роли. Всему свое время.
На встречу Маша пришла после занятий — она берет уроки вождения — и сразу же поделилась своими впечатлениями: «Мне так нравится! Сейчас у меня хороший инструктор, а первый постоянно меня изводил...»
Каким образом?
Я очень долго не могла ничего понять, а он постоянно орал и ругался матом. Однажды я заболела, но все равно поехала, потому что он отказался переносить занятия и возвращать мне деньги. В общем, я решила с ним расстаться и перешла к другому инструктору. Они совершенно разные! Со вторым у меня было всего две площадки и семь занятий в городе, а я уже всепрекрасно понимаю. (Улыбается.) Год назад у меня появилась машина, и я наконец решила получить права. К тому же умение водить иногда бывает нужно на съемках — проехаться на машине в какой-нибудь сцене. Как в «Неформате», например. По сюжету в одной из сцен моя героиня гоняет на спортивном автомобиле, но на съемках я, конечно, просто сидела за рулем, а ездил за меня профессиональный каскадер.
Маша, расскажи о своем новом проекте. Кого ты играешь?
Моя героиня — телевизионный продюсер Ирина Серебрякова. Она очень жесткая, ответственная и целеустремленная девушка, перед которой стоит задача поднять рейтинги ток-шоу «Открытый разговор». Она приглашает известного артиста Романа Арсеньева (герой Гоши Куценко) вести эту программу. Но Роман — нестабильный, неорганизованный человек, который часто уходит в запой, дерется и всё всегда делает по-своему. Поэтому наши персонажи находятся в постоянном конфликте, на грани.
Гоша помогал тебе на съемках?
Да, давал советы, придумывал что-то вместе со мной. Он очень открытый, доброжелательный и любит работать. Всегда пытается даже самую простую сцену сделать интересной.
Скажи, похож ли характер твоей героини на твой собственный?
Да, Ирина эмоциональная, вспыльчивая, и я такая же. В первой серии есть одна сцена: я даю пощечину своему жениху, которого играет Сергей Годин. На съемках он сам сказал: «Бей по-настоящему» — чтобы прочувствовать. Но ведь никто не предполагал, что придется сделать так много дублей… Не знаю, сколько раз мне пришлось его бить, — я всё время попадала не туда. Сначала мы хохотали, но потом стало не смешно, потому что в какой-то момент его щека стала такой красной, что даже лед не помогал. Моя мама, которая в тот день приезжала на съемочную площадку, сказала: «Бедный, бедный мальчик!» (Улыбается.) Я сама так не делаю, но сказать лишнее иногда могу. Уже много лет я пытаюсь с этим бороться, потому что в моей профессии лучше держать всё при себе. А что было в школе, в институте — кошмар! Когда мне казалось, что педагоги не правы, я им об этом говорила, вступала в полемику. Причем делала это, даже если сама была не права. А нужно было промолчать, потому что есть такие вещи, как статус и субординация. Или, например, человек мне не нравится, так я ему об этом в лицо говорю. Хотя лучше соблюдать нейтралитет. Сейчас я стараюсь за этим следить.
Своей маме, Алене Юрьевне, ты тоже все говоришь прямо?
Нет, относительно мамы это табу. Если хоть что-то скажу не то, это покажется ей неуважением. Слово «отстань», например, я не могу сказать маме в принципе. Не то чтобы я ее боюсь, просто для меня понятие «мама» — это что-то очень возвышенное.
На днях я прочитала интервью Алены Юрьевны, в котором она сказала: «Ко мне за советами выстраивается очередь, а моя дочь советов слушать не желает». Это правда?
Нет, мама преувеличивает. Я всегда прислушиваюсь к ее советам и сама прошу мне что-то подсказать. Просто, видимо, ей хочется, чтобы я делала это почаще. (Улыбается.) В детстве я всегда с ней соглашалась, у меня не было другого мнения, кроме маминого. Она воспитывала меня одна, своего папу я не знала до четырнадцати лет. Обычно если ребенок не соглашается с одним родителем, то бежит за поддержкой к другому, а тут бежать было не к кому. Но всё равно настает момент, когда человек должен сам выбирать свой путь. И мама теперь понимает, что слишком сильно меня опекала. Мне было трудно вступать во взрослую жизнь, потому что я многого не понимала. Я была слишком наивна, не знала, как себя вести в той или иной ситуации, как общаться с мужчинами, как принимать решения… Мама меня очень поддерживает.
Сейчас ты по-прежнему руководствуешься мнением мамы?
Природа у меня своя, я не копия мамы. Некоторые взгляды у нас расходятся, например по поводу одежды. Мама более эффектная, а я люблю минимализм, и мама считает, что у меня просто нет вкуса. (Улыбается.) Что касается мальчиков, она мне часто говорила: «Маша, он ужасный». Я отвечала, что он хороший, ведь у меня были какие-то чувства, а потом понимала, что мама была права.
Легко ли ты «проскочила» подростковый период? Бунта не было?
У меня были частые конфликты с мамой в этот период, потому что мои школьные подружки — очень веселые и добрые по своей природе — начали, скажем мягко, вести не очень правильный образ жизни. Маме не нравилось, что я с ними дружу, а я не понимала, куда идти — за мамой или туда, где пить-курить. В итоге я этих вещей так и не попробовала. Я была хорошей девочкой, школу не прогуливала, уроки учила. Это было немножко перебором, как мне сейчас кажется. Но если бы я тогда прогуляла школу, то пришла бы домой и рассказала всё маме. Она и за оценки меня никогда не ругала, но я все равно всегда испытывала чувство вины. Я была отличницей до пятого класса, а потом начались съемки, я занималась английским и музыкой — в общем, было много дел помимо школы. Но для меня нет страшнее судьи, чем мама, притом что она меня никогда не ругает и всегда поддерживает.
И конечно, смотрит все спектакли с твоим участием.
Когда мама приходит на мои спектакли, я начинаю трястись и краснеть. В последний раз она смотрела постановку «Дороги, которые нас выбирают». Я там просто в массовке танцевала и пела. И в зеркале увидела, что у меня пунцовые уши. (Улыбается.) Почему-то я в детстве так не переживала, я была более веселая и живая. В десять лет я подготовила танец к юбилею мамы, который она праздновала в Театре сатиры. Там было человек сто, как минимум, и я станцевала. Мама сейчас говорит: «Вот именно тогда я и увидела огонек. Я думала, что Маша тихая и скромная девочка, а тут поняла, что в ней наши гены».
Может быть, ты ставишь себе слишком высокую планку?
Возможно. Кстати, у мамы то же самое было с ее собственным папой, Юрием Васильевичем Яковлевым. У меня самой с ним были очень теплые отношения, он меня всегда хвалил и поддерживал. Мы часто разговаривали о профессии, он смотрел по телевизору проекты, в которых я снималась, приходил на мои дипломные спектакли.
А другой дедушка, Михаил Михайлович Козаков, принимал участие в твоей жизни?
Если Юрий Васильевич был рядом со мной всегда, с самого детства, то с Михаилом Михайловичем я познакомилась, только когда мне было пятнадцать, — папа привел меня к нему в гримерку после одного из его поэтических выступлений. Потом я приходила к Михаилу Михайловичу домой и читала ему свою программу перед поступлением в институт.
А с папой ты сейчас часто общаешься?
Мы иногда встречаемся. Это, правда, нельзя назвать отношениями папы и дочери, мы скорее друзья. Прошлым летом я познакомилась со своим братом, папиным сыном, который старше меня на пять лет. Он живет в Америке, а я как раз мечтала туда съездить. До этой встречи мы общались только в социальных сетях. Мы быстро нашли общий язык, чему я очень рада. Он прекрасный человек — умный, открытый. Если бы он не был моим братом, я бы вышла за него замуж. (Смеется.)
Чуть раньше ты сказала, что танцуешь и поешь в спектакле. Этому ты научилась в училище?
Дела идут, скажем так, не блистательно. С пением у меня не заладилось с детства. Может быть, есть какие-то внутренние зажимы, страхи. Я училась играть на фортепиано и занималась вокалом, но всё равно петь боялась всегда. Думаю, со временем я это преодолею. Над речью тоже нужно постоянно работать, я чувствую, что у меня есть некоторые дефекты. Сейчас такая конкуренция, так много талантливых людей!
Ты боишься отстать от других?
Я себя ни с кем не сравниваю и не стремлюсь никого обогнать. У каждого артиста свой путь. Я очень рада, что меня взяли в Театр сатиры, и счастлива играть в трех массовках и одном детском спектакле. Наверное, будут и другие роли. Всему свое время.