Юра Борисов: «Я бы с удовольствием тоже полетел в космос, но мне нужно точно понимать свою миссию»

Про актера Юру Борисова мне впервые рассказал Фёдор Бондарчук, когда снимал «Притяжение», а у Фёдора чутье на талант. Потом, на «Кинотавре», я увидел Борисова в картине «Бык», получившей Гран-при. Это было мощное актерское высказывание. Острый волчий взгляд и ранимая душа... Сегодня в кино Юра Борисов нарасхват. Встретиться лично на этот раз у нас не получилось. Решили поговорить по телефону.

Юра, ничего себе, ты звонишь ровно в 23.00, как мы с тобой и договаривались.

Это просто так получилось.

Да? А я, наоборот, хотел похвалить тебя за пунктуальность.

Так не всегда получается, но я стараюсь.

Послушай, тебя поймать совершенно невозможно было. Сколько у тебя сейчас проектов в работе?

На самом деле много, но съемки идут не одновременно, что радует. Друг за другом.

Насколько вперед ты знаешь перспективу своей занятости?

Пандемия показала, что нинасколько. Сейчас примерно на год вперед знаю, но в любой момент всё может поменяться. Не вижу в этом ничего плохого, в принципе: как идет, так и идет.

На Юре: пиджак, брюки — всё Fear of God for Ermenegildo Zegna (ЦУМ)

Согласен. Когда я посмотрел фильм «Серебряные коньки», который мне очень понравился, я общался с одной своей коллегой и говорю ей: «Как прекрасно играет в картине Юрий Борисов», — она спросила: «А кого он там играет? Мне кажется, ты перепутал, его нет там».

(Юра смеется.)

«Как нет? — говорю. — Предводитель банды — это и есть Борисов». Она продолжает: «Этого не может быть». Такая у тебя там степень перевоплощения! И такое «неузнавание» — самый лучший комплимент для актера.

Это правда.

Ты вообще к этой истории тяготеешь: быть на экране всё время разным, непохожим, непредсказуемым?

Да не то что тяготею, просто хочется что-то новое делать, по крайней мере для себя хотя бы. Хочется двигаться, чтобы самому интересно было в профессии.

Хорошо, а сейчас у тебя нет каких-то безумных идей: зубы, например, спилить, как это было раньше, или еще что-то, чтобы внешность поменять для роли?

Идеи безумные есть, но сейчас я во внешности перестал искать инструменты, именно во внешности. Понял, что особо даже не знаю, что попробовать. Стал про содержание больше думать, а не про форму.

Это уже опыт, Юра, профессиональное взросление. А когда началось вот это желание думать больше про содержание?

С пандемии, наверное. Много мыслей тогда накопилось.

На Юре: бомбер Dries Van Noten, шорты Isabel Marant — всё ЦУМ, майка Gap, ботинки Vic Matie (no One)

Зато, видимо, в карантин удалось больше времени с женой и дочками проводить?

С одной стороны, да. В первые месяцы я этому безумно радовался. Наконец-то гонка остановилась, и можно было чуть выдохнуть. Это время прошло хорошо. Но потом постепенно стало понятно, что нужно срочно начинать что-то делать. Нет, я безумно благодарен тому, что в моей жизни случился этот карантин. Это такое невольное заточение, благодаря которому ты можешь задуматься и переосмыслить многие вещи.

Было что переосмысливать?

Всегда есть что переосмысливать.

Мне кажется, сейчас среди молодых актеров ты рекордсмен по количеству кинопроектов. Причем в начале твоей карьеры был и Звягинцев, фильм «Елена», в котором ты снимался, и другие заметные картины, но проблема в том, что ты сам в этих картинах был незаметен. Все-таки актер — это тщеславие в том числе, как мне кажется. Когда ты снимаешься из картины в картину со студенческой скамьи, и всё мимо, всё не в десятку... Как ты это воспринимал, скажи?

Я себе говорил, что мое время еще не пришло, еще нужно потренироваться, чтобы, когда оно придет, быть более прокачанным на профессиональном уровне.

А ты был уверен, что твое время придет?

Нет. Но просто других каких-то идей в тот момент не было, что мне делать, чем заниматься, поэтому оставалось только ждать, придет мое время или нет. Ну и постоянно размышлять о том, что, может, я просто не тем занимаюсь. А вдруг это не моя профессия и не мой путь?

А ты думал об этом потому, что твои роли не выстреливали, или потому, что всё, что ты делал, тебя не цепляло, на каком-то автомате проходило?

Не в этом дело. Просто то, что мне казалось правильным, в других не отзывалось. То есть люди говорили: «Ну что ты придумал, какую-то фигню, зачем это тут надо?» Я думал: «Странно. Я по-другому не хочу, я хочу вот так, а людям не заходит».

О чем ты? Приведи пример.

Ну не знаю... Ты придумаешь, например, какую-то манеру существования в сериале, а тебе говорят: «Давай так не будем делать, это как-то странно выглядит, давай поспокойнее».

То есть не нравилось, что ты слишком экспрессивен и эмоционален в кадре?

Слишком много меня и предлагаю больно много — вот так примерно я ощущал. Это если отвечать на твой вопрос, почему не получалось. Не знаю, может быть, снимался не там, может быть, делал не то действительно. К вопросу о тщеславии... Я очень не хотел профессиональной деформации, потому что актеры — это люди, у которых закономерная профессиональная деформация происходит в сторону себялюбия, потому что без самоуверенности некоторых вещей даже и не сделать в профессии. А мне это не очень нравится. Наверное, должна быть какая-то середина, чтобы избежать этого тщеславия и себялюбия, но при этом делать что-то стоящее. Поэтому у меня всегда возникал вопрос, моя ли это профессия, нужно ли мне этим заниматься, потому что я бы не хотел превращаться в актера (подчеркивает слово «актер»). Даже будучи студентом первого курса, я окружающим не говорил, что я актер, для меня это как ругательство звучало.

На Юре: рубашка Dior men, брюки Trussardi

Да ты что! Ты стеснялся говорить, что ты актер?!

Я понимал, что я вроде как актер, но произносить это — да, мне до сих пор очень неловко. Когда люди, которые тебя не знают, спрашивают, кем ты работаешь, а ты говоришь, что ты актер, то на это всегда такая странная реакция, особенная, а мне хочется, чтобы проще всё было.

А сейчас есть еще люди, которые тебя не знают?

Да, конечно. (Смеется.)

Все-таки ты много снимаешься в топовых картинах, играешь главные роли.

Есть люди, которые, во-первых, не смотрят вообще российское кино. Соответственно, откуда они меня могут знать? Во-вторых, многие не смотрят кино, а смотрят только сериалы по телевизору, — в провинции таких людей очень много, и знают они совсем других актеров. А кто-то вообще не смотрит ни сериалы, ни фильмы.

Ты вот несколько раз сказал, что, может, не своим делом занимаешься, может, надо заняться чем-то другим. А если другим, то чем?

Не знаю, мне в школе еще нравилось проекты домов рисовать. Я думал, может быть, я смогу что-то строить.

Быть архитектором?

Архитектором, дизайнером. Очевидно, это мне интересно и хочется что-то создавать, но... не очень хочется делать это. (Смеется.) Конечно, лень берет свое, потому что проще всего своим телом делать... Вышел, что-то говоришь — вот и вся твоя работа.

Ну ничего себе, ты же учился в институте. Тут ведь как: один «говорит» — и мимо, а другой говорит — и вау, и поступают новые предложения. Понятно, что это сейчас кокетство в твоих устах.

Сейчас уже как-то по накатанной пошло. И вот это очень страшно, что стало поступать много предложений, что есть какого-то рода известность и популярность. У меня была проблема, с которой я пытался справиться: меня долго не утверждали, потому что продюсеры боялись нового лица. Новое лицо — это всегда спорный момент, особенно когда речь идет о главной роли. Я пытался пробить эту брешь, чтобы продюсеры меня узнавали. И вот сейчас меня готовы утверждать только потому, что я...

...в тренде.

В тренде, да, в определенной среде, среди определенных людей. Несмотря на то, подхожу ли я действительно на эту роль или нет, получается ли у меня что-то в этой роли или нет. Я сам не могу это до конца понять и контролировать, потому что мне говорят: «Да всё нормально», — а твоя планка внутренняя при этом начинает гулять. Короче, это всё спорный вопрос, но я понимаю, что нужно куда-то дальше развиваться и делать что-то еще.

Мне кажется, что роли у тебя сейчас очень разные. Было время, когда ты вроде бы худой и не очень раскачанный, не такого огромного роста молодой человек, получал брутальные роли военных и только военных, потом появились ретрогерои — если 90-е считать ретро. Ты никак не попадешь в наше время.

Во-первых, это вообще сложно. Попробуем перечислить хорошие фильмы про сегодняшнее время.

У меня первым приходит на ум сериал «Псих» Фёдора Сергеевича Бондарчука.

Да. Но он особенный, про особенного человека, которого играет Богомолов. А еще?

«Звоните диКаприо!», например. Ладно, давай не будем углубляться в эту тему.

Нет-нет-нет, мне правда это очень важно. Я понимаю, что у нас цель сделать интервью, но у меня действительно с современностью проблемы, я не понимаю, в какой форме существует кино про современность.

Послушай, а сколько комедий про нынешнее время есть! Просто в тебе видят прежде всего ретрогероя.

Да, может быть. Честно, для меня не в этом суть. Меня больше интересуют вещи, связанные с психологией, душой, мечтой, травмами, — это если говорить об актерской профессии и ролях.

В этом смысле в тебя идеально попал, конечно, режиссер Акопов с фильмом «Бык», потому что всё, что ты перечислил, есть в этой картине и в твоем герое. Я не знаю, как он это почувствовал, но мне кажется, что прорывом для тебя стал именно этот фильм.

Так и есть. Когда я прочитал сценарий, у меня возникло ощущение, что его писали специально для меня. А потом мы встретились с Борей и поняли, что нам вроде как по пути.

90-е годы, бандитские разборки. Ты же только в 1992-м родился. Понятно, что к тебе это всё не имело отношения. Но погружение в материал было такое, будто ты из этого времени, — вот что поразительно.

Мы смотрели документалки про это время, просто live-съемки на камеру, пытались этим вдохновляться. Не знаю, это так случайно совпало, но я рад, что так произошло.

На Юре: тренч Trussardi

Это случайное, как ты говоришь, совпадение и дало тебе, как мне кажется, и импульс, и уверенность в себе.

Да-да, но тут всегда должен быть баланс между уверенностью и самоуверенностью. Не всегда понятно, где заканчивается одно и начинается другое.

Самоуверенность тебе не грозит, ты человек, как мне кажется, сомневающийся в себе, и даже больше, чем того требуют обстоятельства. Я прав?

Да не знаю, но я пытаюсь, честно пытаюсь это лишний раз стимулировать, потому что боюсь перестать гореть. Боюсь пропустить тот момент, когда я перестану гореть, потому что тогда нужно будет перестать сниматься.

Юра, я думаю, гореть ты начал еще на первом курсе Щепкинского училища, когда стал ходить по студиям и предлагать свои фотографии.

В тот момент я больше всего и горел. Я не то что горел, я полыхал как факел. (Смеется.)

Так хотелось в кино сниматься?

Очень хотелось. Только этого и хотелось еще со школы. Мне больше хотелось в кино сниматься, чем учиться в институте театральном. Просто вроде как где-то нужно было учиться, родители просили где-то учиться, я и пошел.

Родители хотели, чтобы ты, главное, получил высшее образование.

И правильно делали, потому что высшее образование тебя в любом случае развивает, хочешь ты этого или нет.

Ты рос в Подмосковье и, насколько я знаю, в театральную студию ходил в школьные годы.

Да. В какой-то момент меня мама отвела. У нас театральную студию в школе вела учительница по географии Людмила Анатольевна Яковлева. Она была мамой моего друга, который учился на два класса старше, мы потом с ним вместе учились на одном курсе в институте. Тогда это был просто способ отлынивать от уроков, чтобы вести всякие мероприятия в школе, играть спектакли.

Но тебя занятия в студии цепляли?

Ну это был способ не учиться, не делать домашние задания. Лень такая. С помощью внешнего обаяния искать способы ничего не делать.

На Юре: пиджак Trussardi, рубашка Albione, брюки Dior men

А для родителей этот мир театральный был совсем неведомым, наверное? Родители чем занимаются?

Да, они совсем не связаны с этими вещами. Мама училась в МЭИ, вся ее семья училась там. А папа — в медицинском, потом работал в школе, преподавал физкультуру и труд. Они не были с актерством связаны, им казалось, что актеры — это бедность, алкоголь, наркотики. Как там можно пробиться?

Ну хорошо, а тебя эти мрачные разговоры как-то настораживали или это не имело никакого значения?

Отчасти хотелось, наверное, кому-то что-то доказать, но по большому счету мне было вообще всё равно, мне просто нравилось валять дурака. И продолжает нравиться делать это до сих пор.

Ты так называешь актерскую профессию?

Ну да, для меня это валяние дурака в чистом виде. И оно таким и должно быть на самом деле, если честно. Ну что такое актерская профессия? Это клоунада, причем без навыков. В клоунаде должны быть какие-то определенные навыки, в театре, в цирке, на эстраде — тоже, а когда ты киноактер, тебе вообще никакие навыки, по сути, не требуются.

Но ты же сам только что сказал, что нужно образование получить.

Образование получить — это просто для развития личности. И то, я в институте забивал на все пары.

То есть такой мальчиш-плохиш.

Да не то что плохиш, наоборот, дурак. (Смеется.)

После учебы в «Щепке» ты пошел работать в театр «Сатирикон», а через два месяца понял, что это не твое и вообще, надо оттуда уходить. Причем позвал тебя туда Константин Райкин, что должно было льстить начинающему актеру, у которого вообще еще ничего за душой нет.

Это, конечно, хорошо, но тут опять же: ты должен быть на том месте, где можешь что-то делать. А я убежден, что хорошо можно делать только тогда, когда тебе это очень-очень нравится.

На Юре: тренч Trussardi

А что тебе не нравилось в «Сатириконе»?

Мне не нравится большая сцена, во-первых. Я не чувствую обмена, чего-то живого там не чувствую. Кто-то чувствует, а я нет. После института мне казалось, что театр — это с Богом разговор, там ищут истину, а оказалось, что там просто на работу ходят. В общем, мне как-то не зашло.

Но уйти из театра так быстро — это такое радикальное решение. Тебя жена Аня, однокурсница, актриса, не отговаривала?

Честно, она меня никогда ни от чего не отговаривала и не отговаривает. Переспросит разок: «Ты уверен?» Я лишний раз в этот момент еще об этом подумаю и либо скажу «да, уверен», либо «слушай, наверное, пока нет, не уверен» — и подожду еще.

Когда ты покинул театр, почувствовал какую-то внутреннюю свободу?

Да. Мне вот, честно, очень важно иметь иллюзию, что я ни от чего не завишу. Я понимаю, что это иллюзия. Я понимаю, что на самом деле я завишу от того, чтобы постоянно была новая работа. Но мне важно (это, наверное, какой-то глюк), мне важно иметь возможность сказать: «Стоп! Я ничего больше не хочу делать. Давайте остановимся».

И получается так жить, Юра?

Ну вот как-то живу. Не знаю, что-то помогает так жить.

То есть сейчас именно такое время: всё в удовольствие?

Сейчас уже такое время, когда нужно какой-то следующий шаг делать, но ка-кой — я пока не очень понял. Уже не очень интересно валять дурака (хотя до этого всё время было интересно). Играя свои роли, я всегда делал это безответственно, потому что актер — он же безответственный человек. От него ничего не зависит. Всё, что происходит, это просто рыбка в аквариуме...

...или большая рыбина.

Или рыба, или осьминог, или улитка на стекле. А тут в какой-то момент... Я бы не хотел говорить, что хочу стать режиссером, потому что мне это еще более странно, чем быть актером.

Почему?

Потому что это какие-то громкие и бессмысленные слова. Не могу сказать, что я хочу снимать кино. Хочу что-то свое сделать, за что смогу нести ответственность.

Вообще, мне кажется, ты такой бунтарь по натуре. Дважды два четыре — это не про тебя.

Да, я даже в детском саду, когда у нас были примеры типа 2 + 2 = 4, я прям помню, что какое-то время писал 5. Мне казалось, что так правильно.

Видишь, я не ошибся. Ты пошел в Щепкинское училище, а в другие институты пробовал поступать? Обычно в «Щепку» поступают те, кто в другие не попадает: в Школу-студию МХАТ, «Щуку», ГИТИС.

Я поступал в другие, но что-то как-то у меня не сложилось. Опять же, сработала лень. В «Щепку» меня взяли достаточно быстро, с первого тура. Мне очень понравился дворик, он был похож на Хогвартс. Закрытый такой дворик, где всё и происходит. И я подумал: «А чего париться, меня берут», — и перестал ходить на все остальные прослушивания. Но я понимаю, что учеба в «Щепке» — это лучшее, что могло со мной произойти. Потому что там я встретил своих педагогов — Римму Гавриловну Солнцеву и Женю Дмитриеву, которые мне дали та-а-акой пинок в жизнь, посадив в меня семена, которым еще прорастать и прорастать.

А Райкин тебя смотрел в каком-то дипломном спектакле, как он тебя вычислил и пригласил в свой театр?

Он пришел к нам на дипломный спектакль «Зойкина квартира» и взял меня с моим лучшим другом. Я не очень хотел в театр, просто друг хотел работать с Юрием Бутусовым, а Бутусов в тот момент ставил в «Сатириконе» чеховские «Три сестры», которые потом превратились в «Отелло» Шекспира. Мы начинали репетировать «Трёх сестёр», а выпустили «Отелло».

То есть твою судьбу поначалу решил друг.

Да, я просто шел с ним за компанию. Если честно, после института я вообще не думал о том, что нужно идти в театр. Думал, ну как получится, так и получится.

Юра, у тебя в целом такой абсолютный образ хулигана, а как ты относишься к классическим вещам?

Вообще, я отрицаю вещи и мир вещей, они мне в жизни не очень-то важны: ситуативно важны, но глобально они доставляют больше хлопот и несчастий, чем их отсутствие.

А что ты скажешь по поводу часов, такого истинно мужского аксессуара, который может подчеркнуть брутальность, фундаментальность личности. Насколько тебе близка такая энергия?

Я часы не ношу, вот честно. У меня есть одни (я их еще в институте купил), которые я периодически надеваю, люблю, но они уже сломались почти. Вообще, я недавно зашел и посмотрел новую линейку Omega, там есть часы, в которых Нил Армстронг летал на Луну. Я бы хотел полететь в космос, это моя мечта, поэтому с этой точки зрения они меня вдохновляют.

Слушай, это неожиданный поворот — ты серьезно насчет космоса или это просто иллюзии?

Нет, я всерьез про это думаю, но понимаю, что предпосылок пока никаких нет, хотя Клим Шипенко собирается лететь в космос снимать кино. Я бы с удовольствием тоже туда полетел, но мне нужно точно понимать свою миссию. Просто лететь в космос — это глупо, так как нет никаких гарантий, что ты оттуда вернешься. Я поднимался на Эльбрус — и в ночь перед восхождением думал о том, есть ли вероятность того, что я оттуда могу не вернуться.

Правда?

Много моментов, которые могут спровоцировать несчастный случай. И я стал думать: а зачем я сейчас туда поднимаюсь? Вроде как хочу покорить эту гору, но у меня нет никакой миссии: я не буду первым, кто это сделал, я не собираю материал для какого-то глобального проекта — я ничего полезного своим восхождением никому не делаю, разве что ради интереса иду туда, имея при этом возможность погибнуть.

Мне кажется, то, о чем ты говоришь, имеет еще другой смысл — покорить себя, а не Эльбрус, прежде всего.

Да. Но для того, чтобы покорить себя, не нужно идти на Эльбрус.

А для чего ты тогда пошел?

Я мечтал о каком-то путешествии, жена мне подарила восхождение на Эльбрус.

Как здорово! На день рождения, наверное, подарила?

Да, на 25 лет. Не скрою, это путешествие было одним из самых интересных событий в моей жизни, потому что мы были на всем Эльбрусе одни с моим проводником. Конец ноября, нетуристический сезон, было холодно. Мы чудесным образом туда взошли, потому что погода была не очень хорошая, могли бы не взойти. Но вообще, меня тянет путешествовать, мне всегда казалось, что я должен стать путешественником, хотя я не очень понимал, кто такой путешественник в наше время.

Послушай, насчет Эльбруса. Какое для тебя там было самое сильное впечатление?

Главным открытием было то, что спуститься оттуда гораздо сложнее, чем подняться. Вниз идти тяжелее, у тебя нет цели, ты уже покорил гору, а тут надо спускаться. Ты уже всё сделал. В какой-то момент пошел сильный снег, ничего не было видно, очень тяжело идти. Я молился, чтобы снег перестал сыпать, — он перестал. Ну и вот так, разговаривая с горой, шел. Такая долгая, медитативная ходьба. Местами идешь по льду, с которого достаточно легко сорваться, у тебя нет никаких страховок: если ты соскользнешь, то на этом всё закончится. Это достаточно интересно — долго балансировать на грани. В общем, преодоление — это интересно, но хотелось бы, чтобы в этом еще был смысл.

Я думаю, что смысл все-таки был.

Не могу сказать, что я как-то по-другому начал к себе относиться. Есть гораздо более личные вещи. Это про то, как Игорь Кваша в фильме «Тот самый Мюнхгаузен» говорил: «Каждый день к девяти утра я должен идти в магистрат. Я не скажу, что это подвиг, но что-то героическое в этом есть». Мне кажется, что всякие такие бытовые вещи несут больше преодоления себя, нежели восхождение на гору. Что же, теперь всем в горы ходить, чтобы что-то себе доказать? (Смеется.)

А почему, кстати, Аня подарила тебе такой необычный подарок?

Она же знает меня гораздо лучше, чем я сам. Я себя не знаю.

Это счастье, когда рядом есть такой человек.

Безусловно. Вообще, мне кажется, что мы себя не знаем. Близкие люди знают о нас гораздо больше.

Вы же с Аней учились на одном курсе. Вы с первого курса вместе, да?

Да, мы знаем друг друга уже 12 лет.

А женаты сколько лет?

Женаты пять уже.

У ваших дочерей такие необычные имена — Марфа и Акулина. Почему вы выбрали именно такие?

Марфа было единственным именем, на котором мы сошлись. А Акулину мы просто по святкам назвали, заглянув в православный календарь. Там были Акулина и Евдотья, но мы посмотрели на нее — она была очевидно не Евдотья, так и стала Акулиной.

На Юре: поло Jacquemus (ЦУМ), брюки Louis Vuitton 

Скажи, а ты растворяешься в дочках, когда рядом с ними: не поцеловать и бежать дальше, а именно побыть рядом?

Иногда, конечно, да, а иногда просто ходишь раздраженным индюком: они опять всё разбросали, мешают читать сценарий... Всё зависит от настроения. Конечно, хотелось бы всегда наслаждаться, но не всегда это получается. Кстати, я вот помню тот момент, когда вернулся с Эльбруса. Я посмотрел на дочек и подумал, что они — это самый большой смысл, который есть в моей жизни, осязаемый, по крайней мере. Я совершил что-то бессмысленное для себя, вернулся домой и понял, что есть они и в них реальный смысл моей жизни. Этот момент я очень хорошо помню. Меня прям пробрало внутри током очень сильно.

А это правда, что у тебя в паспорте вместо росписи слово «любовь»?

Правда, в загранпаспорте. Хотел, чтобы и в российском так было, но я пока его не менял. Просто в какой-то момент я делал новый загранпаспорт, мне его выдали, попросили расписаться. И мне пришло в голову, что необязательно сейчас ставить свою подпись, можно расписаться как угодно. Я подумал: что же из всего разнообразия нарисую или напишу? Написал «любовь». Жду момента, когда нужно будет менять российский паспорт, чтобы и там было так же.

Юра, это прекрасно. Спасибо за разговор. Я искренне радуюсь тому, что у тебя сейчас происходит, и желаю, чтобы и дальше всё шло вверх. Уверен, так и будет.

Фото: Ольга Тупоногова-Волкова. Стиль: Ирина Свистушкина. Груминг: Любовь Литошко. Ассистент фотографа: Антон Гребенцов

Благодарим гостиницу «Космос» за помощь в организации и проведении съемки