Софья Эрнст: «Много ответственности — быть предводителем. Меня это не манит»
Эксклюзивное интервью актрисы главному редактору ОК! Вадиму Вернику.
У актрисы Софьи Эрнст насыщенная пора. В Московском Художественном театре имени А.П. Чехова в конце февраля состоялась премьера спектакля Ренаты Литвиновой «Звезда вашего периода», где Соня играет одну из главных ролей. Фильм «Северный ветер» появился на экранах в начале февраля, и это тоже творческий союз с Литвиновой. А на Первом канале сейчас идет новый многосерийный фильм «Угрюм-река» по знаменитому роману — семейной саге Вячеслава Шишкова. Софья Эрнст — в роли героини, которая проживает сложнейшую драматическую судьбу.
Соня, я тебя поздравляю сразу с тремя премьерами. Это же счастье для актрисы, когда одна творческая история перетекает в другую. Понятно, что это совпадение, но ничего в жизни просто так не бывает.
Правда?
Мне кажется, да. При этом у тебя большая семья, трое детей. У тебя сейчас должна быть абсолютная эйфория.
Я не знаю, не успеваю об этом подумать. Я просто живу очень быстро — не приходится скучать. У меня каждый день много задач. Например, даже отдохнуть возводится в ранг задачи. Когда у меня возникает эта задача, я пытаюсь с ней добросовестно справиться. Всему свое время. Почти весь прошлый год я провела дома, сидя с детьми, я не работала, как и многие. Мне повезло, что прямо под занавес пандемии у нас родился малыш...
Сыночек.
Да, и я с ним возюкалась. Не только с ним, но и со всеми детьми. Я не знаю, было бы так, если бы не пандемия, но у меня вот так совпало: я занималась домом, а как начала немного рассеиваться пандемия и стала появляться какая-то работа, я к тому времени уже могла оставлять малыша. И тут мы плотно ушли в выпуск спектакля «Звезда вашего периода». А что касается премьер телевизионных и кинопремьер, это, конечно, приятно, но с ними я рассталась, отснявшись и озвучив своих героинь, — теперь я как-то не очень переживаю за это, потому что ничего больше сделать не могу.
В этом смысле театр дает возможность актеру развивать свою роль и дальше, уже после премьеры.
Вот именно.
Сейчас, Соня, интересно за тобой наблюдать. Ты пока еще в своей повседневной одежде, а лицо уже в гриме из «Звезды вашего периода»: длинная коса, прилизанные волосы…
Ну пока я еще не перестроилась, потому что у этой героини, Любочки, абсолютно своя неповторимая пластика и специфический голос.
Да, такой низкий, басистый.
Мне после спектакля нужно время, чтобы обратно «надеть» свой голос. Самое приятное, когда до меня доходят такие зрительские отзывы: «Где же Соня?» либо «Кто играет эту Любу?» Меня не узнают, и это здорово.
Твоя Люба, «женщина с лопатой», как про нее говорят, — мистический образ, с одной стороны, а с другой — в ней так много мужской энергии, тебе совершенно не свойственной. Тебя все привыкли видеть нежной, воздушной, элегантной, будь то лирические роли или характерные, но всё равно есть очевидное женственное начало, а тут Рената Литвинова развернула тебя на 180 градусов.
Мы же все приспособленцы и поворачиваемся обычно той нашей стороной, которая комфортнее людям, с которыми мы общаемся, поэтому мы и не раскрываем все свои грани. Но если я этого не показываю в обычной жизни, то совершенно не значит, что во мне этого нет.
То есть?
Мужской энергии, как ты сказал. Так принято обозначать, что если что-то утонченное — это женское, если что-то более грубое — мужское. А грубая сила мне тоже свойственна. В подростковом возрасте я дружила с мальчишками, занималась спортом...
Фехтованием.
Да. Ездила на сборы в спортивные лагеря, дружила всегда с парнями, мы устраивали хулиганства, я всегда была в каких-то бандах...
...предводителем?
Никогда я не была предводителем, это была невыгодная позиция.
А почему, Сонь?
Почему? Много ответственности — быть предводителем. Меня это не манит как-то, кресло руководителя или лавры предводителя, поэтому, скорее всего, я никогда не стану режиссером. Я всегда трезво оцениваю, какая ответственность приходит вместе с исполнением желаний. Я в этом смысле аккуратна очень.
Хорошие слова. Занятия фехтованием — это желание родителей? Такое необычное дело для девочки.
На самом деле фехтование — это очень женский вид спорта. Вообще, здесь выигрывает не сила, а мозг. Это набор комбинаций некоторых плюс скорость реакции, а она может быть быстрой — как у мужчин, так и у женщин.
Но тебе самой нравились эти уроки?
Меня мама отвела. Я была ужасно неспортивной, такая кругленькая, неловкая, неуклюжая. Папа страшно переживал из-за этого и хотел меня куда-то отправить.
Сколько тебе было лет?
Десять. Я занималась шпагой. Мой тренер в тот год только пришел в нашу спортивную школу, поэтому из всех тренеров выбирал себе подопечных самым последним. Вот нас всех привели, стояла такая низкая скамейка, как во всех спортзалах, помнишь, ее надо было перепрыгнуть — я была не в состоянии. В итоге моему будущему тренеру достались одни отбросы: я неуклюжая да парень, как шпала, длинный... И вот я несколько лет училась делать выпад, потому что пятая точка меня перевешивала. Но мы с тренером подружились. Я была неглупой девочкой, так что в результате у меня всё получилось.
В общем, фехтованием ты увлеклась по-настоящему.
Конечно. Я вообще очень азартный человек. В этом есть такой манок — обхитрить, меня это очень возбуждает по-хорошему. Это как в актерстве — доля игры. В жизни я совершенно не аферистка, хотя... кто знает. Но в целом я веду такой добропорядочный образ жизни, и схемы мои все белые.
Но это же очень дисциплинирует, если ты на каком-то серьезном уровне занимаешься спортом.
Дисциплинирует, пожалуй, да. Плюс это дает очень большое пространство для проявления пубертатных взрывов, если ты понимаешь, о чем я говорю. Ты постоянно уезжаешь из дома и от родителей на сборы и соревнования — там ты самостоятельный человек, ты принадлежишь себе, там ты волен пробовать все прелести жизни.
Какие прелести жизни ты пробовала?
Ну слушай, мы гуляли, курили сигареты, пили какой-то алкоголь. Чего мы только не делали. Неужели ты никогда не был в детском лагере? Это, мне кажется, самое такое гнездо порока. (Улыбается.)
Скажи, а почему твоя спортивная история закончилась?
Она закончилась, потому что нужно было посвящать этому всю жизнь, а я не была готова к такому. Как-то потихоньку иссякло желание. Я поступила в университет...
...на экономический факультет в Питере.
Я там тусовалась, мне уже было как-то не до спорта.
И всё же, экономика — это был логичный для тебя шаг?
Ну, конечно, это всё родители. Сейчас думаю: если бы я могла отыграть назад, точно не выбрала бы экономическое образование, оно во мне мало отложилось. Я абсолютно не понимаю математическую часть этой науки. Во мне остались какие-то термины, но что за ними стоит, я не смогу тебе объяснить. Но вот, например, маркетинг дает мне понимание каких-то процессов. Маркетинговые стратегии так встраиваются в нашу жизнь, что мы идем по уже заранее прописанной за нас программе. И знания в этой области порой освобождают меня от зависимости. Я не завишу от потребления, я довольно-таки свободна, я делаю выбор в пользу того, что мне действительно нужно. Не завишу от каких-то необдуманных трат, желаний — например, купить себе новинку в сфере моды, технологий или чего-то еще. Мне это не нужно, потому что я понимаю, что это лишь работа других людей, это их жизнь, и я от этого свободна.
Ты сейчас выглядишь очень стильно: красная юбка, бежевая кофта...
Спасибо большое! Юбку сшила моя подруга...
...и грубые черные ботинки.
Ботинки я купила восемь лет назад. Они дорогие, это Chanel, это очень хорошие ботинки, и я их ношу уже восемь лет. И мне не нужны каждый год новые ботинки, потому что у меня уже эти есть. Мне Костя (Константин Эрнст, муж Софьи. — Прим. OK!) рассказывал историю, мне она очень понравилось. Он спросил как-то у Юрия Антонова: «Почему вы не пишете новые песни?» А тот говорит: «Пусть новые песни пишут те, у кого старые плохие». Вот и я говорю: «Зачем мне новые ботинки, если у меня старые хорошие?»
Ну ты же всё знаешь про маркетинговые ходы, тебя в этом смысле не проведешь.
Да, не проведешь, но, поскольку я успела поработать в моде, я понимаю, что такое крутое качество, круто посаженные вещи. Мне очень повезло, поскольку моя ближайшая подруга Маша Белик — модельер, у нее свой бренд, она шьет специально на меня, поэтому проблема выходов на красные дорожки для меня полностью закрыта. Мне очень нравится, когда вещь персонализирована. Мой друг Фрол Буримский тоже открыл свой Дом моды. И вот он мне сшил костюм, который я буду носить долгие годы, он был посажен специально на меня.
У тебя такая прекрасная фигура, что на тебе всё хорошо будет сидеть.
Послушай, у меня такая прекрасная фигура, потому что на меня хорошо посажены вещи. У любой женщины есть какие-то недостатки, и это нормально. Раньше, в советское время, был индпошив, это очень круто.
Да-да, так и называлось: индпошив.
Мне кажется, женщина к 30 годам должна себя знать: она должна знать, какая одежда ей идет, какой макияж ей идет, какая прическа. Она должна быть умной, чтобы быть красивой. Если в юности красота — это гены, то после 30, мне кажется, уже плод интеллектуальной и духовной работы, и это абсолютная правда. Кстати, так и Рената говорит.
С Ренатой тебя плотно связала жизнь. А как вы познакомились?
Мы встретились на концерте Земфиры. Я была с Костей.
Костя вас и познакомил?
Да, нас Костя познакомил. Потом мы пошли в «Пушкинъ» вчетвером. Я училась тогда на первом курсе Школы-студии. Рената присматривалась ко мне, присматривалась, а потом сделала характерный жест, будто сделала вывод. Вот так всё и началось.
Это наверняка прекрасный для тебя опыт — и репетиции спектакля с Ренатой, и съемки в ее фильме. Хотя, кажется, у вас было всё непросто, были разные периоды творческих отношений.
Ой, я не знаю. У меня всё, что связано с Ренатой, — это какая-то феерия. Что значит «просто»? Это вообще какое-то странное слово. Отношения — это такие кружева. Какие-то крутые отношения не могут быть простыми, иначе эти отношения ненастоящие.
Согласен. Вообще, «просто» — это, конечно, не про тебя. Окончив в Питере, который я обожаю, экономический факультет, ты уехала в Москву и поступила работать к Ульяне Сергеенко. Довольно неожиданно. Какая мотивация?
На самом деле в тот момент юности я жила по наитию, сегодняшним днем. Я просто знала, что надо всё время что-то делать. Я не стеснялась пробовать себя в новом деле и не стеснялась выполнять какую-то работу просто ради денег.
Ну например?
Например, я работала в ресторане своей подруги администратором и официанткой — мне тогда нужны были деньги, я в тот момент ничем не занималась.
Ты же из обеспеченной семьи. Так хотелось самостоятельности?
Ну да, меня в тот момент уже не устраивала жизнь на полном довольствии и под полным родительским контролем. Мне хотелось жить по своим собственным правилам, поэтому приходилось вертеться. В Москве всё было то же самое. Потом я ушла от Ульяны, потому что поняла, что это не мое. У нее я работала с клиентами, собственно: принимала заказы, проводила примерки, встречала гостей. Я была менеджером по работе с клиентами. Это был классный опыт, но потом я поняла, что надо двигаться дальше, а куда — я не знала.
Ты даже говорила, что к психоаналитику ходила.
Знаешь, Вадим, у меня прямо было предчувствие, что есть какое-то дело, которое меня очень сильно зовет. Я в детстве проигрывала роли сама с собой, когда меня укладывали спать, всё время я была в мечтах. Но я ходила мимо Театральной академии на Моховой, и мне казалось, что это что-то недостижимое. Я не могла себе позволить туда поступать, для меня эта тема была закрыта. А потом в один момент всё изменилось.
А конкретнее?
Мы с друзьями были в «Симачёве», вышли покурить, Аня Чиповская начала читать стихи, я была в таком восторге, сказала ей тогда: «Ань, ну так круто, ты же актриса». Она мне сказала: «Ты тоже можешь быть актрисой, в чем проблема?» Так всё и началось. Я записалась на подготовительные курсы в Школу-студию МХАТ, потом мы уехали в Сочи, там была Олимпиада...
Вы с Костей тогда уже были вместе?
Мы были вместе, да. Я приехала с Олимпиады, снимала квартиру здесь неподалеку, мы тогда еще не жили вместе. Я шла по Камергерскому просто по своим делам, встретила девочек с подготовительных курсов, они спросили меня, не иду ли я поступать. Я подумала: «Да, действительно, почему я не иду поступать?» Пошла подготовилась — и поступила.
А если вернуться к истории с психоаналитиком, что он тебе сказал тогда важное, чем помог?
Он сказал одну важную вещь: «Просто надо идти — и всё. Вот иди и делай. Только не останавливайся. Не нужно жить с собой в компромиссе. Если тебя так сильно зовет твое предназначение...»
Ты ему сообщила, что хочешь быть актрисой?
Нет, я сказала, что понимаю, что есть какое-то дело, которым я буду жить, которым буду гореть, но оно абстрактное и я не знаю, что это. А он посоветовал идти и пробовать.
Слушай, а что Костя тебе говорил про актерский факультет? Он же очень чувствует такие вещи.
Ой, Костя был в шоке, очень не хотел.
Не хотел, чтобы ты в актрисы шла?
Он надеялся, что я не поступлю, потом он надеялся, что я не выдержу ритма первых двух курсов, потом он надеялся, что первое материнство меня усмирит. (Смеется.) Но когда меня не остановило и второе материнство, он махнул уже рукой и сказал: «Ну что же поделать, вот так вот мне не повезло». Оказалось, что у него всю жизнь была боязнь отношений с актрисой. Ему кажется, что это не подходящие для отношений женщины. Теперь ему приходится иметь с этим дело.
Ты и первую дочку, и вторую родила без отрыва от учебы.
Ну там был небольшой отрыв, он необходим.
Но ты же не взяла декретный отпуск, осталась учиться со своими однокурсниками. Боялась упустить время?
Ну а что его упускать, зачем его упускать? Я вообще считаю, что есть какое-то странное суждение по отношению к материнству, что это какое-то ограничение — наоборот. Это новое поле возможностей, новое поле вдохновения, новое поле мотивации и силы женской. С каждым ребенком твои возможности растут. А дети, я настолько сильно верю, притягивают к себе именно тех людей, которые им нужны, няню например. И вообще, я же не заставляла их родиться именно в нашей семье. Есть миллионы других семей на нашей планете, а если вы выбрали нашу семью, то, пожалуйста, живите по нашим правилам. Я к своим детям отношусь как к взрослым людям. У меня есть перед ними ответственность, но и у них есть ответственность за свою жизнь изначально, с самого первого дня.
Интересно. Костя разделяет твою позицию?
Конечно, не во всем, но, когда ты вот так воспринимаешь детей, они получаются изначально очень самодостаточными, и какое-то к ним очень большое доверие есть.
То есть милому сюсюканью с детьми места нет.
Нет, ну сюсюканье тоже может быть — это приятно. Есть место сюсюканью, есть место строгости, есть место просто разговорам. Мы каждое утро завтракаем все вместе. И мы говорим. А вечером мы ужинаем, по возможности все вместе, и обсуждаем, как прошел день, что у кого произошло.
И дети — полноправные участники?
Сын еще очень маленький, а дочки участвуют вовсю, на первых ролях.
Сколько им лет?
Пять и три с половиной. Они полноправные члены семьи. Чем больше ребенок включен в принятие решения, тем ответственнее он растет, мне кажется. Если ребенок что-то хочет надеть, я никогда не буду спорить об этом, если это соответствует погоде, — единственное требование. Что он хочет есть, что он хочет смотреть, что он хочет читать, во что он хочет играть — это его выбор. Есть какие-то рамки, что в это время надо пойти лечь спать, или рамки, что нельзя перебивать взрослых, если это не очень срочно, и надо говорить «спасибо» и «пожалуйста», а в принципе, остальное им всё разрешено.
Вот к чему я хочу вернуться: ты пришла в институт, будучи уже достаточно взрослым человеком, а с тобой там были 17–18-летние ребята.
Ты знаком со многими моими однокурсниками, я с ними очень дружу.
Да, я это знаю. Когда ты поступала, у тебя не было страха, что ты откатываешься в какую-то прежнюю жизнь, со вчерашними школьниками, а ты уже человек с определенным опытом?
Нет, я об этом не думала, я пришла с конкретной целью, в этом смысле мы были в одинаковых условиях. Мы все были первокурсниками, и здесь даже лидеры меряются не возрастом и опытом жизни, а талантом и умением свой талант проявить. Я была не в числе первых. Я очень долго училась проявлять свой талант. Могу сказать, что основные знания я получила, уже выйдя из Школы-студии МХАТ. Мне важно отметить своих учителей, потому что для меня обладание актерским ремеслом — это величайшее счастье в жизни. Своими учителями в профессии я могу назвать Аллу Михайловну Сигалову, которая дала очень много вот этих так называемых актерских инструментов, отмычки, которыми вскрываешь роль. А вообще самый главный учитель, мой близкий друг, моя любовь, мой камертон — это Анна Николаевна Петрова.
Анна Николаевна — легендарный педагог по сценической речи.
Понимаешь, все говорят, она педагог по сценречи — нет, она педагог по актерскому мастерству высочайшего уровня, и то, что она дала мне... Когда я о ней говорю, у меня выступают слезы: так сильно я ее люблю... А вот в работе над «Угрюм-рекой»... Это я так плавно перехожу к нашему основному информационному поводу: когда я получила этот сценарий, прошла пробы и получила роль, ужасно испугалась. Там была огромная роль, которая начиналась в одной точке и заканчивалась совершенно в другой. Из одного человека по ходу действия предстояло превратиться в совершенно другого.
В начале повествования сколько лет твоей героине Нине Куприяновой?
Около 17, она юная девушка. А потом проходит восемь лет, и ее жизнь меняется коренным образом. Ну там такая мощная судьба! Для меня это был настоящий вызов. Я поняла, что совершенно не знаю, с какой стороны подойти к этой огромной махине. И, кстати, я никогда не стеснялась обратиться за помощью, за профессиональным советом, никогда не стеснялась подойти спросить: «Я не знаю, как это делать, подскажите». Испытывая страшный трепет и уважение к старшему своему товарищу, я поняла, что только он мне может помочь, и я ему позвонила.
О ком ты говоришь?
О Викторе Александровиче Вержбицком. Я ему позвонила, сказала, что это вопрос жизни и смерти, у меня такая роль огромная, я просто не знаю, что с ней делать. Мы встретились, и он помог мне разобрать роль. Если можно научиться актерским приемам, то такому гениальному разбору, который сделал Вержбицкий, невозможно научиться. Ну он просто гениальный актер. И когда он мне помог разобрать эту роль и подсказал какие-то вещи, то всё, я была подкована, я была будто рыцарь с забралом, у меня были копье, меч, сабля и куча прочего вооружения. Я почувствовала себя свободной. Вот если бы не он, я бы не справилась с этой ролью.
Подожди, а сколько времени вы занимались таким разбором?
Ну не один час, я тебе скажу. Мы сидели, и говорили, и общались, и за это время он для меня стал очень близким человеком.
Вержбицкий — тонкая натура.
Он потрясающий. Я не знаю слов, которыми я бы могла описать чувство благодарности этому человеку.
А режиссеру фильма Юрию Морозу ты рассказывала, что обращалась за советом к Вержбицкому?
Слушай, там такая тяжелая была съемочная история, что я Юрия Павловича не грузила. Режиссер не может быть так сильно сконцентрирован только на моей роли, я ему просто говорила: «Не забудьте, здесь нам надо вот это сделать», — потому что я точно знала свою линию, знала, чего нельзя потерять и на что нужно обратить внимание. А потом, через некоторое время после начала съемок, я получила две полоски (смеется), но я была уже глубоко в съемочном процессе, и по мере продвижения съемок у меня рос живот. Помимо этого, у нас на съемках то лошади всё время шли не в ту сторону, то снег не выпал зимой — в общем, всё, что могло произойти экстремальное, произошло. Не стало Дуровой Екатерины, она там снималась. Вот это всё было на плечах Юрия Павловича Мороза, поэтому я его, конечно же, не грузила своей ролью. Могу сказать, что он выдающийся своим спокойствием и невозмутимостью человек, он крутой. И кстати, вот Даша, его дочка, она такая же. Даша — мой верный соратник. Я рядом с ней себя чувствую просто как за каменной стеной, потому что моя первая большая роль на большой сцене — это Ирина в «Трёх сестрах» режиссера Константина Богомолова. Я ужасно переживала, но вцепилась в Дашину руку в какой-то момент, и она меня всегда успокаивала.
У вас и дуэт замечательный получился: Даша Мороз в роли барона Тузенбаха, а ты — юная прелестная Ирина. Вы вдвоем даже получили нашу премию журнала ОK! «Больше чем звёзды».
Да, спасибо. Ну, видимо, все-таки какая-то человеческая химия передается персонажам, я в этом уверена.
Если говорить про твоих учителей, то это и Рената Литвинова, и Константин Богомолов.
Конечно. Режиссер — всегда учитель.
Как важно, в чьи режиссерские руки ты попадаешь.
В этом смысле я к лучшим людям попадаю, и они научили меня совершенно разным способам существования. Кстати, когда мы репетировали «Трёх сестёр» в Художественном театре, я была совсем начинающая артистка, у меня было совсем небольшой опыт. Мне бы хотелось поработать с Костей теперь, уже с каким-то дополнительным опытом, который я получила. Богомолов создает такое невероятно высокое внутреннее напряжение тем, что он тебя ограничивает в средствах выражения твоих переживаний, поэтому они внутри нарастают как пружина, но ты никак не можешь выплеснуть их наружу, потому что это не входит в стилистику Богомолова. Кто-то это называет монотоном, мне это монотоном не слышится, я слышу там невероятное количество граней, музыку, текст, и язык у нас такой красивый. Напряжение создается как раз-таки за счет того, что всё время оно копится внутри, ты его не выплескиваешь.
А как раз у Ренаты Литвиновой в фильме «Северный ветер» у тебя появилась возможность проявлять открытые чувства, открытые эмоции.
Ты знаешь, как это было? Снимался первый сезон сериала «Содержанки», где режиссером был Богомолов и открытие эмоции не одобрял.
У меня копилось это всё, а параллельно я приходила на съемки фильма «Северный ветер» и выплескивала там на три зарплаты. (Смеется.) Рената доверяет своим актерам, она позволяет импровизировать и творить. У нее всегда очень яркие получаются персонажи, потому что ей это интересно. Она их сама, во-первых, сочиняет яркими, и, когда ты их «читаешь», ты уже не можешь быть другим, тебе нужно соответствовать. Рената — сама яркий человек: у нее необычные красивые вещи, у нее необычная красивая манера говорить, манера интонировать, которую не перепутаешь ни с кем, ее аромат духов очень яркий. Она во всем неповторимая. Это уже и есть правила игры: нужно быть ярче, чем жизнь за окном, когда ты находишься в поле Ренаты. Чтобы быть частью ее выдуманного мира, нужно тоже быть драгоценным камнем.
Конечно. В спектакле «Звезда вашего периода» твоя Любочка в плане эмоций проявляет себя более приглушенно, чем героиня в картине «Северный ветер». Она в тени своей хозяйки, звезды кино Маргариты Леско, которую играет сама Рената Литвинова.
Но дело же не в этом. Любочка всё равно яркий персонаж, у нее пластика такая утрированная, и голос утрированный, и внешний вид тоже. Это всё чуть-чуть приукрашено.
И как тебе живется в этом поле острой характерности?
Я в восторге. Мне вообще это очень нравится, я хочу больше таких ролей. Мне кажется, это прям мое. Вообще, одна из моих самых любимых актрис — Голди Хоун, если говорить о каких-то ролевых моделях, я понимаю, что мне не быть такой, как она, но я ужасно хочу быть веселой и смешной.
Я тут за кулисами увидел молодого человека с ружьем на плече, спрашиваю его: «Это что?» Он гордо отвечает: «Это ружье, которое я передаю Соне Эрнст, когда она выходит на сцену».
«Пойду постреляю», как говорит моя героиня... Мне вообще очень повезло встретить много классных людей, с которыми мне весело, с которыми мне продуктивно работается...
Я не раз наблюдал, Соня, какая удивительная гармония у вас с Костей Эрнстом, — я его давно знаю, и у меня ощущение, будто вы вросли друг в друга. Мне кажется, это редкая такая взаимная энергия. При том что вы далеко не ровесники, но возраст, в принципе, ничего не значит, когда ты с человеком на одной волне.
Все-таки, как я думаю, мы любим душой, а у душ наших нет возраста. Возраст есть у нашего физического тела. Для любви он не имеет никакого значения, потому что ты выбираешь и любишь душой. Ты же не можешь определить возраст души.
Когда ты почувствовала, что всё именно так?
Я всегда знала, что так оно и будет, только так и никак иначе. Как и с делом, профессией, так и с любовью — я знала, что такая должна быть любовь, где нет места сомнению, что она должна шандарахнуть — и всё, ты точно знаешь, на сто процентов, что это то самое. Жизнь без компромиссов с собой — тогда это счастье.
Прекрасно сказала, Соня. Сегодня у тебя всё очень гармонично. Не страшно?
Не знаю. А чего страшного? Я каждый день думаю: «Как же классно». Не знаю, если это последний мой счастливый день в жизни, то я всё время буду его вспоминать, потому что всё, что происходит сейчас, по-настоящему круто. Я это очень ценю. Я поняла, что это всё очень хрупко. На самом деле это всё может закончиться в любую секунду.
А как ты это поняла?
В этом году столько людей ушло, просто ушло: было — и не стало. Начинаешь задумываться о том, что каждый близкий человек — это незаменимый элемент твоего личного счастья. Пока они все рядом с тобой, всё так, как есть, то есть предельно классно, а если кого-то рядом не будет, то так классно просто уже не может быть. Поэтому каждый день может быть последним.
Верно. Мы находимся сейчас в Московском Художественном театре, совсем скоро начнется спектакль «Звезда вашего периода». Театр — это важная часть твоей жизни...
...да! И это круто.
Ты мечтала работать в МХТ имени Чехова?
Мечтала. Я хотела работать только тут. Я знала, что это мое место. Может, это нехороший снобизм петербургский, но там всё так безупречно, и я никак не могу привыкнуть к московской эклектике. А вот Камергерский переулок, Школа-студия и МХТ — места моей гармонии, где стены ее излучают, мне нравится здесь всё. Я обожаю наш театр и считаю, что это самый красивый театр. Мне не нужны барокко, рококо, красный бархат и золото — это всё не мое, не моя эстетика. Я обожаю этот зал. Я просто обожаю наш потолок, люстру, наши кресла, наш фисташковый цвет стен — меня это всё ужасно вдохновляет. Для меня красота — вот в этой лаконичности, здесь невероятная чистота линий, которая для меня, как для петербурженки, очень важна, тогда я чувствую себя хорошо и могу дышать полной грудью. Мне нравится здесь творить, в этом пространстве, в этих стенах.
Ну что ж, Сонечка, отличного тебе спектакля!
Спасибо. Пойду постреляю. (Улыбается.)
Фото: Владимир Васильчиков. Стиль: Ирина Свистушкина. Макияж: Виктория Шнайдер. Прически: Армен Захарян/Lume 21. Ассистент стилиста: Таисия Макшанова