Равшана Куркова: «Не надо вешать на человека ярлыки!»

Равшана Куркова не вписывается ни в какие каноны, и мне это очень нравится. У нее нет актерского образования, и при этом она востребованная актриса. Она не сотрудничает с модельными агентствами, но ее охотно приглашают на всевозможные модные фотосессии. Вообще fashion-индустрия Куркову очень любит, и это понятно: загадочная внешность восточной красавицы, высокий рост, идеальная фигура... Природа потрудилась на славу!

Равшана, ты изысканная, с утонченным чувством стиля. Как ты думаешь, вкус — это врожденная черта?

Если честно, думаю, да. Я понимаю, что такие вещи говорить нельзя.

Почему же? Я тоже так считаю.

Вот у моей бабушки просто нереальный вкус. Через пару месяцев ей исполнится 90 лет, у нее всегда идеальная прическа, маникюр. Первое, что она сказала мне про свой грядущий юбилей: «Мне нужно красивое платье. Дорогое шелковое платье. Сверху кашемировый палантин». Она работала врачом-акушером, бесконечно дежурила, воспитывала троих детей, но это не мешало ей оставаться женщиной до кончиков ногтей. Я никогда не видела ее с бигудями, в непонятном халате, в растянутых штанах.

Конечно, Равшана, это отличный пример для подражания.

Сейчас у меня есть возможность хорошо одеваться: я много работаю, дружу с дизайнерами, и мне дарят массу всего. Но в целом, даже когда не было денег — а так было большую часть моей жизни, — я всё равно одевалась нормально. Даже имея три рубля в кармане, можно опрятно, уместно и стильно одеваться. У меня никогда не было стразов на голове и названий известных марок на всю попу.

Уверен, что ты и сегодня не зациклена на брендах.

Конечно нет. Может быть, у меня и появилось несколько крутых сумок, но я всё равно сочетаю их с джинсами за 40 долларов, со смешными, связанными милыми бабульками свитерами hand made или с растянутыми мужскими футболками размера S с забавными принтами. Всё вместе это выглядит вполне симпатично. Я очень люблю всякие барахолки — в Копенгагене, Берлине, Нью-Йорке. Это счастье. Там замечательные вещи.

И что ты обычно покупаешь на барахолках?

Забавные свитера, смешные шапки, винтажные очки, интересные фенечки, шарфы. Я уже промолчу про то, что я любила покупать в дом какие-то вазочки, смешные чашки, необычные фотоальбомы. Это сейчас я немного подуспокоилась — всё же теряется: за 15 лет в Москве — 14 съемных квартир. Конечно, всё это никуда не перевозится, но по характеру я Плюшкин. Правда, шмотья это не касается, оно у меня не копится. Во многих фильмах, где это уместно, я снимаюсь в своей одежде, а после съемок на эти вещи уже смотреть не могу. Очень много раздаю.

Фото: Арсений Джабиев

А шопинг-терапия — это твоя история?

Я никогда не захожу в магазин, не зная, чего хочу. Например, в «Инстаграме» я подписана на пару шоу-румов. Недавно увидела красивое пальто. Сейчас вот приехала на два дня в Москву — последние полгода я в бесконечных командировках — и зашла конкретно за этим пальто, оно меня дождалось. Купила его и вышла. Бесцельное, хаотичное хождение по магазинам — это не моя тема. За границей то же самое. У меня внутри будто сканер: я вещи не меряю, знаю свои размеры, и это очень помогает на фотосъемках. Всегда говорю стилистам: «Я померяю всё, что вы скажете, но, скорее всего, буду сниматься в этом и этом». И не потому, что я деспот какой-то, просто я знаю, что на мне будет хорошо смотреться. Так в итоге и получается. Так что глаз

уже наметанный.

Я заметил, что тебе очень идут вечерние платья в пол.

Я уважаю black tie, это непреложное правило. Как бы вы ни любили кеды и косухи, на открытия кинофестивалей три раза в год будьте добры взять красивое, подходящее вам платье, в котором вы не выглядите как городская сумасшедшая, собрать волосы и сделать легкий макияж.

А высокие каблуки ты любишь?

На важных мероприятиях без них нельзя. Два часа я могу потерпеть, из них час постоять, пофотографироваться и еще час посидеть где-нибудь, посмотреть хорошую премьеру. А в обычной жизни каблуки не ношу.

Интересно, ты сама дизайнером стать не хочешь? Среди артистов и музыкантов сейчас это очень даже распространено.

Люди могут спать спокойно: становиться дизайнером или петь я не собираюсь. У меня музыкальное образование и хороший голос, но я ни разу в жизни даже в караоке не была.

Понятно, каждый должен заниматься своим делом. Скажи, насколько неожиданным для тебя стало предложение от марок Intimissimi и Calzedonia стать их послом?

Очень неожиданным и приятным. Я давно люблю эти марки: вещи стоят вменяемо, они хорошего качества и очень мне подходят, а купальники Calzedonia так вообще бомба. Правда, марка Intimissimi у меня всегда ассоциировалась с роскошными женщинами типа Ирины Шейк, к которым я себя никогда не относила. И вдруг такое предложение. Единственное, мне было дико страшно, потому что я подумала, что мои фото в трусах и лифчиках будут висеть везде. Но как только мне сказали, что у посла марки другие задачи, сразу как-то отлегло и стало совсем хорошо. Потому что я, как любая девочка, довольно стеснительная и неуверенная в себе.

Перестань, у тебя отличная фигура! Ты что-то делаешь для поддержания формы, или спасибо природе?

Ну что лукавить? Я идеально одеваюсь, так что создается впечатление, что у меня отличная фигура. (Улыбается.) А вообще я не понимаю, что такое «идеальная фигура». Для меня идеальная фигура — у молодой Моники Беллуччи. А я совсем на нее не похожа. Я скорее похожа на какого-то 14-летнего мальчика. Подходящая одежда, правильный бюстгальтер и фасон джинсов делают свое дело.

Фото: Арсений Джабиев

Мне кажется, ты не сильно переживаешь от того, что похожа, как ты говоришь, на 14-летнего мальчика.

Совершенно не переживаю. Я с возрастом начала относиться терпимее к своим недостаткам, а значит, и к недостаткам других. Я как-то помудрела и поняла, что можно всю жизнь посвятить недовольству собой, а можно принять себя такой, какая ты есть.

Правильная позиция. А в тренажерный зал ты ходишь?

Мой любимый вид спорта — шахматы.

Ты серьезно или шутишь?

Абсолютно серьезно. Тренажерный зал — это боль моего молодого человека. Он суперактивный спортсмен, я бы даже сказала, фанат спорта.

Илья Бачурин действительно очень стройный и подтянутый.

Да. А у меня потрясающая генетика, не буду скрывать. Мне нравится фраза Фанни Ардан: «Во мне живет ярость, которая сжигает меня изнутри. От этого я становлюсь стройнее». Вот во мне живет не ярость, а энергия. Я очень активная, много хожу пешком, у меня не сидячий образ жизни. А поскольку еще работа нервная, хотелось бы поправиться, да не получается. Там, где человек делает одно движение, я сделаю десять, иногда даже поесть забываю. Мы с тобой беседуем в 6 часов вечера, а я еще даже не завтракала.

Вот в этом ты не права, Равшана. Все-таки за здоровьем надо следить… В свое время я снимал в передаче «Кто там...» Артёма Ткаченко. Интервью закончилось, и он говорит: «Сейчас поеду покупать нам с Равшаной обручальные кольца». Потом вы поженились. Но ты и до этого была замужем, насколько я знаю.

Чтобы было понятно, Вадим: до этого я была замужем скорее формально, это был мой близкий друг. Мы расписались, он помог мне с российским гражданством. А с Артёмом мы, да, прожили в браке пять лет.

После развода у вас, кажется, сохранились хорошие отношения.

Очень хорошие. Я страшно за него переживаю, страшно горжусь его успехами, а он моими. Мы на связи.

Скажи, ты задавала себе вопрос…

…хочу ли я еще раз замуж? Наверное, нет.

Почему?

А зачем вообще об этом говорить? Это разговор ведь не только обо мне. Я же сейчас в отношениях, и обсуждать такие вещи некорректно. Слушай, Илья тоже 12 лет был женат и развелся. У него растут двое детей. Что делать людям, у которых уже был опыт семейной жизни, — это общий вопрос. Надо ли продолжать верить в брак? Честно? Без понятия, друзья. Всё очень индивидуально. Я считаю, что надо решать такие вопросы по мере их возникновения. Не надо бежать впереди паровоза. Если Илья сделает мне предложение, буду думать, соглашаться или нет, надо мне это или не надо. Мы много нервов тратим на вещи, которые в нашей жизни не происходят. Есть только один момент — здесь и сейчас. И не надо его портить чрезмерными ожиданиями. Отношения — сложная штука. Это труд, а насколько люди готовы трудиться? Готовы — живут вместе, нет — расходятся. Практически полгода я провела вне дома. Жить с женщиной, которая почти всё время где-то в разъездах, — это жуткий стресс. Илье не позавидуешь.

Есть люди, которые считают, что разлука укрепляет отношения.

А кто-то не может долго жить друг без друга. Когда у меня очередной заезд в киноэкспедицию, я в какой-то момент звоню Илье и шучу: «Вообще-то, у тебя есть девушка, ты, может быть, не помнишь, как она выглядит и как ее зовут, но напоминаю, что девушка есть, просто она в очередном отъезде». Кому-то это кажется романтичным, кому-то нет.

Равшана, а ты думаешь о материнстве?

О материнстве я думаю с 22 лет. Но я могу думать о чем угодно, а по факту мы имеем то, что мне 34 года, а детей у меня нет. Хотя я очень люблю детей. Помню, когда была маленькой, говорила бабушке, что стану воспитателем в детском саду. Я с детьми быстро нахожу общий язык, не сюсюкаюсь — они не домашние животные, не игрушечки. И в несколько месяцев ребенок уже человек, со своим уникальным характером.

Фото: Арсений Джабиев

Скажи, у тебя есть понимание того, правильно ли ты живешь?

Ты знаешь, у меня нет такого понимания. Я восхищаюсь своими коллегами, которые блестяще совмещают работу и материнство. Например, прекраснейшая Лиза Боярская: ребенок, театр, съемки, муж-красавец. Вот это шаг! На месте читательниц OK! я бы на себя не равнялась. Круто быть энергичной, в тонусе, когда ты в 30 лет отвечаешь только за себя, — в этом нет никакого геройства. Понимаю, что сегодня, выбирая бесконечную работу, многое упускаю в женском смысле. И это может иметь последствия лет через 10–20. Сегодня съемки есть, завтра ты опять без работы. И до свидания. Нет семьи, нет детей, и непонятно, что тебя ждет. Пойми, Вадим, я не жалуюсь. У меня потрясающая жизнь, я много путешествую, мне реально круто, это мой осознанный выбор.

Кстати, насчет выбора. Ты из творческой семьи, с детства снималась в кино. Но ты, кажется, сделала всё, чтобы как можно позже стать актрисой.

Мне страшно не понравился мой первый опыт в кино. Мне тогда было 12 лет. Всё случилось не так, как я себе представляла, и не так, как люди фантазируют, потому что кино — это не игрушки. Когда ты в конце осени в легких вещах снимаешься по 12 часов на улице и говоришь по сто раз одно и то же, то в какой-то момент это перестает тебя забавлять, это перестает казаться интересной игрой. Это рутинная работа. И при этом ты должен выглядеть живым в кадре, а не уставшим, голодным, раздраженным или обиженным.

И всё это ты поняла в 12 лет?!

Да. После таких историй дети в школе становятся очень популярными. У меня же, наоборот, начались проблемы.

Почему?

Не знаю. Одноклассники меня бойкотировали. Я в принципе была ребенком-интровертом, немножко не про то, чтобы сходить с ночевкой на день рождения к однокласснице, а про то, чтобы полежать дома с книжкой. Но мне не было скучно с самой собой, я не страдала от этого. Да, периодически мне становилось немного грустно, как любому подростку, но в целом у меня была насыщенная внутренняя жизнь благодаря правильному бабушкиному воспитанию — я очень много читала. И всегда находила в книгах ответы на вопросы про предательство, про первую любовь, про невзаимную любовь, про то, что такое хорошо и что такое плохо. В книгах об этом говорится интереснее, чем может рассказать друг Витя из соседнего подъезда.

Ты говоришь о прохладном отношении к себе со стороны одноклассников. Все-таки странно. Красивая девочка, да еще снимается в кино...

Никакой красивой девочки они не видели. Я была очень худой, еще более худой, чем сейчас. Надо понимать, что культ худобы начался где-то в 2000-х годах, и да, последние лет 15 это модно. Раньше, соответственно, это было совсем не модно, тем более в Ташкенте, где я выросла. Там женщина должна была быть поаппетитнее, кровь с молоком, чтобы было за что подержаться. Это в Москве все сошли с ума от моей худобы, а в Ташкенте я чувствовала себя супернеблагополучной внешне девочкой, которая в жару носила три пары толстых колготок под штанами, чтобы ноги казались толще, и никогда не показывала руки. Я и сейчас стесняюсь своих слишком худых рук, а тогда это было за гранью добра и зла. Поэтому никакой красивой девочкой я себя не ощущала.

Ну что ж, я понял, почему ты не захотела становиться актрисой. А почему возник педагогический университет?

Хорошо писала, много читала. Не забывай, что, когда мне надо было поступать в институт, шел 1997 год. Многие у нас поступали в театральные институты в 1997 году? Сомневаюсь, потому что в то время кино не снимали, театры закрывались, многие актеры спивались. И мы с родителями решили, что мне нужна настоящая профессия. Конечно, я пикнула что-то по поводу ВГИКа, но мама это быстро пресекла.

И кем ты себя видела в будущем, учась в педагогическом?

Журналистом. Там был факультет телевизионной журналистики. Я стажировалась в «Останкино», работала младшим редактором в малопривлекательных программах на маленьких телеканалах, но это всё не имело значения. Важно, что параллельно я снималась в массовках. Были веселые времена, появлялись первые сериалы, «Воровка» и прочее. Подработать, снявшись в эпизоде, в массовке, молча постоять — милое дело.

Фото: Арсений Джабиев

О главных ролях ты не мечтала? Неужели не было таких амбиций?

Амбиций таких не было. Была и ассистентом по актерам, и носила чаи артистам, работала вторым режиссером, помощником гримера, ассистентом костюмера.

Это был твой сознательный выбор, или просто так складывались обстоятельства?

Раньше в моей жизни всё было сознательно, четко. Я понимала, что я там, где мне нравится. Мне нравилось быть на съемочной площадке кем угодно, главное — быть в кино. И свои возможности понимала: никто не даст мне большую роль. В 72-серийном сериале «Воровка» 10–15-летней давности я начинала с роли без слов, была третьей справа, и постепенно, ближе к 72-й серии, у меня начали появляться слова. Потом меня заметил Мурад Ибрагимбеков и позвал на главную роль в фильм «Три девушки». И уже там, снимаясь три месяца в Баку, я поняла, что безоговорочно заражена вирусом кино. Начала бегать на пробы, заниматься с педагогом.

Ну вот, а ты думала, что никто не даст тебе большую роль. Почему, кстати, были такие мысли?

Актерского образования нет, а ведь мало быть просто симпатичной девушкой. Тем более на тот момент снимали исключительно светленьких, светлоглазеньких русских девочек, да и сегодня в большинстве проектов у главной героини славянская внешность. Сейчас у меня нет ощущения, что меня не берут сниматься, потому что у меня какая-то экзотическая внешность. Наоборот! Скорее для меня роль гастарбайтера, узбечки, которую я сыграла в сериале «А у нас во дворе» Оли Музалёвой, — экзотическая. Наконец-то сбылась моя мечта.

Ты что, мечтала сыграть узбечку?

Не узбечку, а такую характерную роль, где не про внешность, не про глянец, не про нарядные платья, а, прости за пафос, про судьбу и характер человека.

А ведь известность тебе принес именно глянец.

Вадим, я глянцу очень благодарна. Я не отношусь к тем артистам, которые говорят, что глянец — это кошмарный кошмар, напускной мусор, ненужная шелуха и прочее. Конкретно мне глянец очень сильно помог. Он сделал то, за что люди платят огромные деньги, — глянец меня раскрутил. Когда в 2007 году выходил фильм «Мертвые дочери» режиссера Павла Руминова, где снялись пять актеров-ровесников, весь глянец истерично промоутировал почему-то меня. Все девочки и мальчики там были невероятно хороши и интересны. Может, в тот момент была мода на экзотику, не знаю.

Мы живем в эпоху продюсерского кино, фамилии в титрах многое значат.

Я отдаю себе отчет в том, что какая-то медийная волна может начаться потому, что твое имя просто несколько раз подряд произнесли. Знаешь, но сейчас мне некомфортно. Мне бы хотелось, чтобы уровень узнаваемости соответствовал уровню моих киноработ. Я не кокетничаю абсолютно.

Я это чувствую, Равшана.

Я вижу огромное количество по-настоящему одаренных ребят, которые в никуда просто выпускаются, непонятно, что с ними происходит. И вот моя странная история. У меня за спиной нет ни одной сильной роли, но при этом меня знают. И это печально, потому что есть ощущение мыльного пузыря. Когда я смотрю на огромные серьезные работы своих коллег, которых почти никто не знает, это, конечно, диссонанс, от которого мне башку сносит. Понятное дело, я работяга, я люблю работать. Но мне непонятно, по каким законам растет эта народная любовь. Иногда мне бывает стыдно, когда я иду, например, с востребованным, уважаемым в кино и театральных кругах суперартистом, а за автографом подходят ко мне. Если раньше я думала, что нахожусь в начале своего пути, что у меня всё будет, сейчас вот мне интересно, случится у меня всё-таки карьерный взлет или нет. Конечно, я достаточно трезво могу себя оценить и не в восторге от себя, но мне есть что сказать актерски. Если бы появился какой-то материал и сильный режиссер, я бы не побоялась уйти из своей зоны комфорта. Своего режиссера я так пока и не встретила, а это моя большая мечта. Радует то, что я не стою на месте, расту, и наконец появилась возможность выбора ролей.

Мне очень нравится твой настрой. Ты цельная натура, у тебя всё получится. И уже есть актерские достижения.

Знаешь, за последнее время я очень изменилась. И повзрослела. Недавно прочитала хорошую цитату Роберта Дауни-младшего. Он говорит, что с возрастом у него пропало желание заполнять собой всё пространство всякий раз, когда он куда-то заходит или с кем-то общается. Меньше себя и больше того, что вокруг. Наша жизнь состоит из череды поступков, событий. И вот наступает момент, очень болезненный, когда ты понимаешь, что неидеален, несовершенен.

Ну да, а тебя по-прежнему считают идеальной, совершенной и даже называют иконой стиля.

Этого я вообще не понимаю и не понимаю этого словосочетания. После слова «икона» идет слово «стиль» — это само по себе странно. Вообще не надо спешить вешать на человека ярлыки.

Фото: Арсений Джабиев