Максим Диденко: «Левша умер не от алкоголизма. Он умер от того, что был никому не нужен»

Максим, давайте от печки — откуда пришла идея поставить «Левшу»?

 «Левшу» принес мне Евгений Витальевич Миронов — в нагрудном кармане пиджака. Вынул из пиджака, как блоху, показал мне и говорит: «Смотри. Хочу, чтобы ты поставил». А я к Лескову относился с каким-то предубеждением. Думаю, почему «Левша»? зачем «Левша»? А когда прочел, понял, что это абсолютно гениальная идея. Поскольку текст в первую очередь поэтический. И поэтический особым образом — поэтический-сатирический. Но главное, что я в нем увидел, — у него внутри есть некий ключ к шифру. Ключ, который отпирает русское сознание. Я бы даже сказал, подсознание. Пытаясь всё это дело расшифровать, я пришел к… ядру русского мира. Это иррациональное путешествие продолжается, и, наверное, я прикоснусь к ядру, только когда спектакль будет готов. 

У вас вообще с русским подсознательным как? 

В поисках этого я, пожалуй, и стал режиссером. Это немножко страшно, но очень интересно. 

Интересный у нас с вами разговор получается. Я-то вообще готовилась к другому. 

(Хохочет.)

Я не против, давайте о подсознательном. Вы ведь и западных авторов ставите, верно? Что у них с подсознательным? Или вас только наше интересует?

Видите ли, язык — это шифр, который я и вы впитали с молоком матери. Поэтому работа с иностранным материалом — это путешествие на другую планету. Там я работаю скорее с музыкой речи, чем со смыслами. А здесь происходит дешифровка корней слов.

Русское подсознательное как-то рифмуется с темой патриотизма?

Русский патриотизм, он же абсолютно иррационален, понимаете? И в этом его сила. Он даже не вопреки, он просто… есть. И когда, у кого и в каком виде вылезет — вообще непонятно. Вот это и есть русское подсознательное. 

Вы ведь сейчас про метафизику, а не про психологию?

Метафизика включает в себя всё. Это как капуста, у которой много листиков и один из них — психология. Понятно, что капуста — это просто образ, но я потихонечку грызу, как червячок. (Смеется.)

Максим, я не поленилась перечитать перед нашей встречей «Левшу» и обнаружила, что совершенно не помню финал. Более того, практически никто не помнит, что в финале у Лескова Левша умер в одиночестве от алкоголизма в больнице.

Он умер не от алкоголизма. Он умер от того, что был никому не нужен. Знаете, в начале Великой Отечественной войны товарищ Сталин сказал: «Наш человеческий ресурс неисчерпаем». Так вот «Левша» — про это, про «как бы» неисчерпаемость нашего ресурса. 

Спектакль про это?

Он про человека. И его исчерпаемость. 

Евгений Стычкин

Во-первых, хочу вам за это сказать спасибо. А во-вторых, вопрос: что-то от Лескова в спектакле останется?

Да, мы следуем тексту. Точнее, мы движемся синхронно с текстом, но параллельно. Бассейн — тот же. Вода — та же. А дорожка — параллельная. То есть присутствует некая черта, которая разделяет то, что делаем мы, и то, что писал Лесков. Но, мне кажется, это неминуемо в любой театральной интерпретации литературного текста. 

А все эти лесковские «нимфозории» и «мелкоскопы» остались?

Конечно, остались! Лесковские слова — это жемчужины. Их невозможно никуда деть. 

Кто на этот раз в вашей команде? 

Иван Кушнир — композитор. Владимир Варнава — хореограф. Драматург — Валерий Печейкин. На самом деле мы делаем комикс, лубок — с подписями. Это будет в первую очередь визуальный спектакль и немножко — музыкальный. Даже не немножко.

Будут петь и танцевать?

Всё будут. Даже говорить будут! (Смеется.) Но мало. 

Не любите, когда много говорят?    

Не очень. По телевизору много говорят, по радио — говорят, говорят, говорят… Мне кажется, в жизни этого так много. Хочется, чтобы люди попробовали использовать другие способы восприятия. 

Как вам кажется, какие способы восприятия будут использоваться в театре лет через десять?

Вообще, всё, что можно сделать на этой территории, было воплощено в Дионисийских мистериях в Древней Греции. И мы пытаемся, но всё никак не можем вернуться. Митинги тоже к Дионисийским мистериям стремятся — с участием массового зрителя, хора, злодеев и героев. 

Кто играет героев в «Левше»?

Прекрасная божественная Диана Вишнёва — блоха. Это наша с ней первая встреча. Левша — Женя Стычкин. С ним мы знакомы давно. Когда я еще жил в Омске, я как-то по телевизору (телевизор стоял в кухне на холодильнике) увидел Женю и подумал: «Какой интересный паренек. Какой талантливый». И с той поры всё время к нему присматривался. Встреча наша произошла лет десять назад. Мы обсуждали кинофильм, в котором он должен был играть Ленина — Ленина-гангстера. Потом мы встретились в Лондоне, кажется, на фестивале «Хрустальный единорог», и я ему предложил поучаствовать в «Норме». Тогда мы подружились окончательно. И когда я решил ставить «Левшу», у меня даже мысли не было взять на эту роль кого-то другого. Я сам клоун в прошлом — работал в Театре пантомимы, театре Derevo, и Женя — клоун. Мы очень хорошо друг друга понимаем. Это счастье, когда такое происходит. Так бывает редко.

Фрагмент репетицмм

Максим, что еще вы можете рассказать о будущем спектакле, не раскрывая всех карт?

Это самый монументальный спектакль, который я делал в своей жизни. Две третьих декорации, которую придумала Маша Трегубова, не помещаются на малую сцену, где мы репетируем. Здесь сейчас стоит одна треть. Поэтому «Левша» — первый спектакль, который я ставлю в голове. Я показал артистам декорацию, и теперь каждый из них во время репетиции держит ее в своем воображении и представляет, что он находится не здесь, а где-то… там. Это адски сложно, если честно (смеется), но… занимательно.

Они точно представляют одно и то же?

Точно. Понимаете, это как тренировка космонавтов. Они занимаются на тренажере в капсуле, представляя, что они в космической ракете летят через пространства со скоростью сколько-то тысяч километров в секунду. Примерно такая же ситуация.

Представляю, как все ждут полной декорации. Вы, наверное, больше всех?

Мне кажется, больше всех ждет директор театра. (Хохочет.)

Злая шутка, но смешная. Максим, последний вопрос: кого вы хотите видеть в зале на своих спектаклях? 

Всех жителей Земли.