Оксана Акиньшина: «Мои дети — лучшие в классе»

У нас номер выходит накануне 1 сентября. Скажи, что ты говоришь детям про учебу? Они должны хорошо учиться? Или всё, что они делают, они делают для себя, включая обучение?

Во-первых, мои дети почти с полутора лет учатся по иностранной программе. У них нет этих переживаний и волнений, как было у нас, — ощущения первого класса, начала года, страха колокольчика. Я сама не очень любила школу (а я училась в простой дворовой школе в Петербурге), она всегда для меня была каким-то стрессом. Мне страшно не нравились преподаватели, весь этот подход советский, с которым я всегда боролась.

А сейчас то же самое, не поверишь.

Я не знаю. Мне очень сложно оценить, потому что никто из моих детей не учится по российской программе. Для меня это какой-то ужас-ужас, страшный страх, который сформировался в детстве. Не то что меня это как-то сильно касалось, но мне это претило. 

На Оксане: тренч, рубашка, брюки, туфли — всё Dior, Серьги, кольца — всё Dior Joaillerie. На Косте: рубашка Diesel, футболка Tommy Hilfiger, брюки Burberry, кеды Burberry —всё «Кенгуру». На Эмми: свитшот MonnaLisa, шорты Chloe´, лоферы Age of Innocence — всё «Кенгуру»

Что именно?

Этот подход, эти люди абсолютно неживые, живущие какими-то стереотипами, шаблонами. Отношение к детям было таким, что индивидуальностей не могло быть, они не должны были существовать. Должно было быть одно усредненное общество, выполняющее усредненные задачи. Меня всё это даже в детстве убивало. Эти женщины с грустными лицами, которые не излучали ничего человеческого — ни души, ни энергии. Люди, которые общаются с детьми, должны обладать какими-то определенными эмоциями, иметь способность созидать и смотреть по сторонам, наслаждаться миром. 

Неужели ты ни у кого не была любимицей? Учителя же делятся на два типа: кто не любит выделяющихся и кто, наоборот, таких любит. 

Были такие, но почему-то мне так не везло, что, когда появлялся такой учитель...

…его быстро съедал педсовет.

Да, либо его быстро съедал педсовет, либо мы переходили в старшие классы, а он оставался в младших. А так — я всегда была достаточно бойкой и бодрой в этом смысле.

Потому что не молчала?

Я не молчала никогда, и, естественно, в советское время (я всё равно называю наше время советским) это не устраивало всех и вся, поэтому меня не очень любили. 

Скажи, а против системы всегда надо идти? 

Ну что значит «идти против системы»? Мы же не о политике говорим, а о школе. Наверное, есть и прекрасные преподаватели, просто надо давать какую-то альтернативу. Я думаю, что современное поколение немножко отличается...

Сильно отличается!

Сильно, да. Они уже другие. Ровно как и преподаватели: ни один преподаватель уже не может сказать ребенку, как он сказал бы нам. Это факт. Любой ребенок уже знает, что учитель законодательно не имеет права это сделать. Есть другая крайность, когда дети начинают диктовать свои правила, а учителям ничего не остается, кроме как забить и ничего не делать. Любые крайности не во благо, но всё равно уже не будет так, как было в наше время, а это уже хорошо. А какой был вопрос изначально?

На Оксане: платье Gucci, туфли Dior, серьги Vintagedream

Есть ли у тебя какие-то ожидания от твоих детей?

Во-первых, я точно знаю, что у моих детей есть задатки к получению этих ожиданий, это неоспоримый факт. В этом я настолько часто бываю пессимистична, даже жестка к своим близким. У меня нет такого: «Ой, он нарисовал!», «Написал букву — какая прелесть!», — в этом смысле я скупа на комплименты, но при всей моей скупости...

Давай назовем это реалистичностью.

(Улыбается.) При всей моей реалистичности я прекрасно понимаю, что задатки у моих детей гигантские: и с точки зрения головы, и с точки зрения возможности получения знаний. Во-вторых, понятно, что мы живем в окружении, чего греха таить, людей, которые могут себе позволить больше и на самом деле стараются дать детям всё возможное, что мы действительно в них вкачиваем очень много всего. Я надеюсь (смеется), что это оправдывает себя, хотя невозможно предугадать, какая профессия будет выбрана через 20 лет. Он может говорить у меня на четырех языках, я могу заставить его делать всё что угодно, а дальше он вырастет и скажет: «Я хочу быть DJ». И что? И вот что я сделаю? И будет DJ. Всё это образование, которое я в него впихиваю, вся эта куча иностранных школ, коучей, куча средств и сил, собственного комфорта, потому что ты всё время подстраиваешься под эту сложноорганизованную жизнь детей, — это всё может быть вообще никому не нужно.

Четыре языка дадут ему возможность стать диджеем мирового уровня… Давай честно — просто ты не можешь иначе. 

Ну да. Понятно, что я всё равно пилю и заставляю многое делать. С другой стороны, они и сами очень хотят учиться. Тут скорее часто приходится останавливать этот процесс. Для меня не так важно, какие оценки он приносит, потому что в школе у Кости, например, нет ярко выраженной системы «от двух до пяти» — есть балльность, есть набор поинтов за какие-то семестры. Ну что мне им выносить мозг, если они лучшие в классе (Костя — третий во всей школе)? Как-то у него спросила что-то про оценку, он говорит: «Что ты хочешь от меня? Я лучший в классе». Имеет право. Я пилю, чтобы он читал книжки, да, хотя психологи говорят, что этого делать нельзя, а нужно как в старые добрые времена садиться в кружок и читать всем вместе. Я с ними не согласна, потому что есть определенные черты характера... Меня вот надо было заставлять, чтобы я что-то делала, а родители, увы, не держали меня в ежовых рукавицах.

Хочу сказать, что у тебя очень воспитанные дети, а мы разных видели на съемках. Как ты добиваешься успеха, расскажи?

Тиранией. (Смеется.) Не знаю, я им не позволяю с самого рождения вот этих всех детских выпендрежных вещей. Орущие дети, ползающие в магазине по полу, — у меня такого никогда не было... Наверное, потому, что со своими детьми я всегда общалась как со взрослыми людьми. Уровень ментального развития не соответствует их возрасту: то, как они размышляют, думают и ведут себя, — это тоже не совсем естественно для 4-летнего или 8-летнего ребенка. У них, мне кажется, пропущена вот эта стадия пупсовского веселья, баловства.

На Оксане: платье Gucci, туфли Dior, серьги Vintagedream

Я уверена, что любой твой проект — он что-то меняет в тебе или открывает. Мне интересно понять, что ты открыла в себе, когда снималась в «Контейнере» для видеосервиса START, потому что играть суррогатную мать… Нет? Судя по взгляду, я слишком глубоко вижу эту роль?

Да, слишком глубоко. Я даже не знаю, как говорить про это, чтобы мои слова потом не были интерпретированы общественностью вне контекста. Что открыл во мне этот проект? Наверное, ничего большего, чем было. Другое дело, что тот жизненный опыт, багаж знаний с точки зрения материнства, рождения троих детей, множества жизненных историй, связанных с детьми, — это для меня скорее такое подытоживание всего, что было. 

Мне кажется, что ты стала менее категоричной? Нет?

Не кажется. 

Категоричное мнение в любой ситуации больше свойственно молодости.

Конечно.

В какой момент ты перестала смотреть на вещи с позиции «черное – белое»?

Настолько, насколько бы меня это устраивало, чтобы я получала от отсутствия этой категоричности кайф, наслаждение и позитив, — наверное, года три назад.

Не так давно.

Не так давно, но я имею в виду, когда уже совсем. Конечно, всё это поступательно было. Во-первых, мне не 20 все-таки уже (смеется) — это раз. С каждыми какими-то обстоятельствами жизненными, с каждым рубежом, с рождением каждого ребенка — как-то это всё постепенно происходит в нашей жизни. 

Интересно, ты всегда только на своем опыте училась или чужие ошибки тоже имеют смысл?

Мне кажется, уже в таком возрасте, как сейчас, начинаешь ценить что-то свое больше, когда видишь не совсем удачные жизненные обстоятельства других. Думаешь: «Господи, у тебя же, в общем-то, всё классно, чего ты ноешь?» (Смеется.) Научиться ты можешь только сам или при помощи какой-то работы над собой, занимаясь собой. 

Безусловно. Скажи, это ощущение или ты на самом деле стала мягче? Я просто слышала такое мнение: «Оксана стала помягче».

Уже пошел такой слух! (Хлопает в ладоши и смеется.) 

А я не очень понимаю, когда он родился.

Я последние лет десять думаю: «Господи, ну когда уже, ну ведь должно же?»

Вот я тебя знаю последние лет десять, мне как раз удивительно, откуда этот слух. 

Что я жесткая на площадке?

Да.

Ну это мнение сформировалось в первые годы, а потом закрепилось.

То есть репутация, от которой хочется отказаться?

Которую просто уже сложно сделать хуже. (Смеется.) На самом деле ничего такого нет, но даже мои друзья говорят: «Тебя боятся». Почему-то есть ощущение, что я сложная, что я сейчас что-то вытворю, но это реально не подкреплено вообще никак. Я могу только зайти, а на площадке уже будет дикий нервяк. Иногда это безумно мешает, ты не можешь расслабиться, даже если пришел в хорошем настроении, потому что они все стоят как солдатики в армии и не дают энергии, это сложно. Если пошел такой слух благостный, то это прекрасно! Я очень рада. (Смеется.)

Знаешь, это гораздо лучше слух, чем то, что актриса зазвездилась. Мне кажется, с определенного момента актриса с определенным уровнем уже и статусом имеет право заявлять…

Она свои границы просто чертит и всё.

Дело даже не в этом. Когда ты начинаешь, тебя устраивает практически всё, а когда уже есть определенный уровень... 

Конечно. Это естественный виток. Раньше мы жили в каких-то странных гостиницах и грелись в машинах...

…а теперь ты имеешь право просить себе хороший номер в хорошем отеле.

Во-первых, имею право. Во-вторых, тот уровень индустрии, которая развивается, включает в себя эти позиции. Мир развивается, мы не только на дачу с детьми ездим, а можем и в Турцию или еще куда-то. Мир меняется, цивилизованный мир меняется. Другое дело, что есть граница между райдером и хамством, — это уже личные взаимоотношения с людьми. Часто те, у которых сейчас есть известность и слава, стараются хапануть как можно больше, поскольку есть временное ограничение: они быстро взлетают, но так же быстро это заканчивается. Их задача — заработать как можно больше за тот короткий период, который им отведен. У нас было хотя бы понимание, переживание, останешься ты в этой профессии или нет. Не было такого одномоментного взлета, а всё было поступательно. Нынешнее поколение никогда не было в командировках, экспедициях, они ничего этого не видели. Они немножко избалованнее, это очевидно. 

На Оксане: топ, юбка — всё Proenza Schouler (Boscovesna), туфли Jimmy choo, моносерьга Vintagedream, На Эмми: платье Burberry, лоферы Age of Innocence — всё «Кенгуру»

Смотри, многие твои коллеги очень быстро перестроились на новые рельсы. Взять соцсети. Вот я на тебя подписана в инстаграме: там один пост в январе, следующий — в марте. 

У меня даже нет приложения в телефоне.

Как так?

Я удаляю инстаграм сразу, как только сделаю пост. А посты я делаю скорее по работе. Ну вот вышел «Чернобыль», мне надо что-то выложить. Или компания меня просит что-то выложить. Пока выкладываю, я могу посмотреть у коллег их публикации на сопутствующие темы, может быть — выложить еще что-то, но вообще я не занимаюсь этим.

Но это ведь тоже инструмент, разве нет?

Это инструмент, но я настолько не могу...

Специально обученных людей можно нанять.

Им тоже нужно давать этот контент. А я не могу этим заниматься ни за какие деньги. Я просто совсем бабушка в этом смысле. Ну не могу я фотографировать себя с утра перед зеркалом. Не могу думать о том, что мне нужно на отдыхе себя сфотографировать. Даже заставить себя не могу. 

А ты на коллег с осуждением смотришь или с иронией?

Сначала смотрела с осуждением, потом с иронией. Я на них смотрю как на инопланетян. Я ничего в этом не понимаю. Я не могу перепосты сделать.

То есть обложки ОK! у тебя мы не увидим? 

Нет, ну я снова загружу приложение. (Смеется.) Ну у меня правда нет приложения в телефоне и никаких других социальных сетей тоже нет. Есть только WhatsApp — и всё.

Ну это правда отнимает огромное количество энергии.

Я понимаю, что не могу это контролировать. Я перестаю созидать вокруг, начинаю депрессировать. 

А как ты узнаешь новости?

Я, слава богу, их не узнаю. (Смеется.) Ну почему я должна смотреть на этих женщин, где они отдыхают, — я не хочу, мне это неинтересно. 

А что тебе интересно?

Что интересно? (Задумывается.) Сейчас я занимаюсь самопознанием. Проделываю разные методики сама с собой. 

На Оксане: топ, юбка — всё Proenza Schouler (Boscovesna), туфли Jimmy choo, моносерьга Vintagedream. На Эмми: платье Burberry, лоферы Age of Innocence — всё «Кенгуру»

У тебя нет учителей, ты сама?

Нет, ну есть друзья, психологи, с которыми я какие-то вещи прорабатываю. Что мне интересно? Путешествовать. Как-то я заземлилась, что ли, или восполняю то, чего не было у меня в жизни. Мне кажется, я пропустила какой-то большой период самой для себя — какого-то такого спокойного созерцания, наслаждения миром. Последние три-четыре года я понимаю, что наконец-то научилась наслаждаться процессом жизни.

Кайфовать.

Кайфовать, но в хорошем смысле этого слова: от путешествий и разглядывания деревьев, пейзажей до гармоничного сидения дома с книжкой. Я научилась не торопиться, не бегать в какой-то горячке и суете.

То, что ты говоришь, и есть «осознанность», «жизнь в ресурсе» — всё, что называется этими уже избитыми терминами.

Да, видимо, наше поколение постоянно было в каком-то неприродном раздрае, по крайней мере я. Люди, у которых был привит семьей, окружением некий паттерный баланс, они более гармонично, ступенчато психически развивались. Но это не мой случай. Сейчас я скорее возвращаюсь к истокам и прохожу этот маршрут абсолютно сознательно.

Наверстываешь.

Да.

Мне кажется или ты в последнее время выбираешь проекты со смыслом, с какой-то почти что социальной окраской? Сначала тебя вроде погрузило в легкие истории, а сейчас друг за другом: «Спутник», «Чернобыль», «Контейнер» — это всё какие-то истории «с внутренним запросом».

Это, видимо, какой-то мой внутренний запрос, да, но он такой эфемерный. У меня всегда так складывалось, что проекты как-то подытоживают мои внутренние перемены в жизни. Это не в прямом смысле, естественно. Какие-то вещи, которые я прочувствовала, прожила (почти как рождение ребенка, грубо говоря), — эта часть жизни закрывается. Просто есть совсем мои, а есть не совсем. Допустим, «Чернобыль». Это мой самый любимый проект и моя самая любимая работа, пока такой «главный ребенок». 

Долго обычно отходишь от проектов или это как с ребенком: отпускаешь, а дальше он живет сам, своей жизнью?

Когда как. С «Чернобылем» был тяжелый двухлетний путь, пока проект не вышел. В него очень много было вложено эмоций, сил, переживаний, поэтому это был непростой путь. А с «Контейнером» я по какой-то причине никогда так не уставала от съемок. Не могу сказать, что это было что-то сверхтяжелое, но я была настолько уставшая, что практически доползла до конца. Но восстановилась при этом очень быстро. 

В первой серии «Контейнера» твоей героине предлагают на миллион больше за то, что она будет жить в семье. Там звучит фраза: «Вы что, думаете, что всё можно купить за деньги?»

Я думаю, что всё можно купить за деньги, да. Ну кроме здоровья...

Ты только что сказала, что ни за какие деньги…

Нет, мы говорим о факте. Да, за деньги можно купить всё. Деньги — это инструмент для достижения цели. 

Как давно ты это поняла, какое у тебя в принципе отношение к деньгам?

Нет, ну слушай, чего греха таить. Деньги — это хорошо, они тебе позволяют наслаждаться жизнью, видеть больше, позволяют учить своих детей, путешествовать. Наличие денег дает возможность жить более комфортной, разноплановой, интересной жизнью.

Хорошо. Скажи мне тогда, если проект «про деньги»…

Прости, я тебя сразу же перебью, такая фигня в индустрии, что ты не можешь угадать, выстрелит проект или нет. «Я не пойду сниматься в сериалах, я буду ждать» — сейчас никто так вообще не рассуждает. Иногда читаешь сценарий и думаешь: фигня фигней. А дальше из нее делают такое, что потом об этом все говорят. Сейчас снимается очень много таких непонятных фильмов, а они выстреливают на фестивалях, потому что те оголодали без контента, пока была пандемия. Плюс огромное количество сериалов на платформах. Даже при всем том, что этого много, невозможно определить, что именно выстрелит. 

Ты всегда нацелена на успех или стараешься сомневаться?

Ой нет. Я сомневаюсь всегда. Я рефлексирующий человек. 

Почему все артисты такие, вам нельзя не рефлексировать?

Да нет, нет. Как-то сейчас очень много — ну я их всех называю «молодежь», я могу быть и одного возраста с ними, но для меня они молодежь, потому что я-то начала в 12, а они тогда еще даже не знали, что такое кино. Для меня это всё дети моих друзей. (Смеется.) И они все такие короли мира, если сравнивать с нами.

Нет ли у тебя ощущения, что им кажется, что всё просто, у них нет страха ошибиться? Вот мне этого в жизни всегда немножечко не хватало. 

Да, и мне не хватало. Я не знаю, во что это выльется у них при таком уверенном старте. Кому-то тем не менее удастся продержаться на плаву долгие годы, трансформироваться на собственном пути. Не знаю, что там будет через десять лет, но всё равно мир будет меняться, это очевидно. Мир меняется, люди меняются с возрастом. 

У тебя ведь тоже был мощный старт. Хотя, честно говоря, я не помню у тебя таких прямо серьезных профессиональных пауз. 

Я просто в принципе очень мало снималась. Очень мало.

Но по своей собственной воле, а не потому, что про тебя вдруг забыли.

По каким-то моим жизненным обстоятельствам: то не могла, то не хотела, то дети, то еще что-то. Мне хватало с чем справляться. (Улыбается.) Не было моментов, когда были проблемы, связанные только с отсутствием работы. Это было сопряжено всегда с чем-то еще, что нивелировало и уравновешивало. Если было фигово, то по всем фронтам, поэтому я не зацикливалась на чем-то одном. 

Оксана, мне ужасно нравится, что мы вроде говорим о серьезном, но ты постоянно смеешься. И я прямо вижу в тексте бесконечное «смеется» в скобках. Ты веселый человек? Для своих хотя бы.

Для разных своих. (Смеется.) С кем-то могу быть веселой, а прямо дома-дома с детьми — нет, я не веселая, а более серьезная и сдержанная. 

Здорово, когда люди смотрят на себя с точки зрения иронии…

Нет, ирония над собой — это другое, я всегда ржу над собой. 

Когда у человека есть способность не делать трагедию из ерунды — это так круто. 

Я была как раз профессионалом этого дела (смеется), но я работаю над этим и изменилась по большей части. В этом смысле мне есть чем гордиться. Могу уже с иронией относиться ко многим вещам. Людям, у которых это в крови, так везет! Им легче жить, потому что они могут намного больше успеть, намного больше получить, увидеть, прожить, по сравнению с такими, как я. Но я уже могу, уже справляюсь.

Оксана Акиньшина, которая стала мягче и позитивнее.

(Смеется.) Не иначе.

Фото: Елена Сарапульцева. Стиль: Игорь Ерин. Маки€ж: Анастасия Кириллова/Giorgio Armani Beauty. Прически: Алексей Горбатюк/Kérastase