Алексей Воробьёв: «Если каждый день делать хотя бы один шаг к своей цели, жизнь становится удивительным приключением»
Накануне Нового года главный редактор OK! Вадим Верник встретился с Алексеем Воробьёвым в новом ресторане Peach. Разговор получился по душам.
Лёша, ты начинал как музыкант, но потом так далеко ушли твои интересы. Скажи, что на данный момент для тебя важнее: кино, музыка в кино, клипы, продюсирование, вокальная карьера? Что для тебя в приоритете? Не может быть всё одновременно.
Да, к сожалению!
Мне кажется, не к сожалению все-таки, а это правильно. Если ты всюду — то ты нигде.
С одной стороны, Вадим, ты прав совершенно. Но для меня это было своего рода движение вперед. Изначально в моей жизни была музыка и вокал, я играл на аккордеоне и пел, потом появились первые роли в кино, потом Школа-студия МХАТ, — потому что появились первые роли, а я не могу делать что-то, не разбираясь в этом досконально. А потом жизнь так распорядилась, что я начал писать и снимать сам.
Ты же начинал учиться у Кирилла Серебренникова в Школе-студии МХАТ.
Да, два курса отучился, но потом улетел в Америку, и доучивался там. У нас с Кириллом Семёновичем были невероятно крутые отношения, порой — очень непростые, он меня очень жестко ломал, и я его чертовски за это люблю. Это было очень и очень интересно. К счастью, я, что тогда, что сейчас, очень быстро переключаюсь: утро у меня может начинаться как у актера, днем я, придя на съемочную площадку, снимаю как режиссер рекламу для какого-то бренда, или клип для другого артиста, вечером выступаю, как певец, а ночью — открываю ноутбук и монтирую продукт, который снял днем как режиссер. Я очень рад, что научился монтировать всё сам, — это гораздо легче, чем объяснить другому, что ты видишь в своей голове. Я монтирую очень быстро, потому что уже снимаю, видя каждую склейку. Но как режиссер монтажа я монтирую проекты, снятые другими — например, несколько лет назад полностью смонтировал копродукционную картину с итальянцами, где сыграл одну из главных ролей. Меня каким-то невероятным образом даже то ли на «Нику», то ли на «Золотого Орла» как монтажера за нее выдвигали, это было забавно. А недавно смонтировал короткий метр для киноальманаха «Селфимания», где я снялся в одной из новелл. Продюсеры спросили мое мнение, поскольку его уважают (улыбается), и я честно сказал: «Ребят, надо перемонтировать». Мне прислали материал, я перемонтировал, и всю музыку тоже заменил. Из 25 минут сделал 16. Зачем растягивать на 25 минут историю, которую можно рассказать за 16? Когда смотришь «на новенького», у тебя же сразу срабатывает: нужно это здесь или нет, история уплотняется, становится динамичнее и интереснее. А сейчас попросили тизер им смонтировать для российского проката.
«Селфимания» — международный проект?
Да. Новелла, в которой я снялся, сделана итальянцами, но снималась в России. Моей партнершей была итальянская звезда и замечательная актриса Катерина Мурино, помнишь, она одна из героинь «Казино Рояль». Это моя вторая итальянская картина с ней, но в предыдущей мы с ней в кадре не встречались.
И так ты, Лёша, ушел от вопроса о том, что у тебя сегодня в приоритете?
Наверное… (Долгая пауза.) Не знаю… Я как будто проживаю несколько жизней…Когда я выхожу на сцену, или пишу музыку и делаю аранжировку — я не помню, что я актер, в этот момент я только музыкант… Меня утверждают на роль — я сразу актер, я не думаю ни про музыку, ни про режиссуру. Я захожу в кадр — и наслаждаюсь тем, что на мне никакой другой ответственности, только удовольствие делать свою актерскую работу. Единственная разница — начав работать как режиссер, я больше не ставлю под сомнение никаких задач, поставленных режиссером мне как актеру, какими бы они ни были. Потому что теперь понимаю, что есть режиссер, который отлично знает, зачем именно это ему здесь вот так нужно. Но как только я выхожу на площадку как режиссер, всё меняется. Удивительно, но для меня нет никакой рутины, у меня все время переключение на одно, другое, третье.
Ну хорошо, а быт? Ты сам бытом занимаешься или кто-то тебе помогает?
Нет, быт не мое. Совсем не мое. Ко мне раз в неделю приходят убирать в доме. Еду я заказываю на неделю.
Здорово, не надо ни о чём заботиться.
Я не умею готовить и не хочу учиться, знаю, что это тоже креативный процесс, но ощущаю это это как потерю времени.
Я тебя понял. Вернемся к творчеству. Ты же и музыку к фильмам пишешь, да?
Да, и это просто волшебство. Можно одной нотой поднять или изменить все настроение сцены! Несколько дней назад я снимал клип, и в одной из сцен героиня сидит в пустой грязной ванне и рыдает, переходя на крик. Чтобы дать ей понять настроение сцены, перед тем, как прозвучала команда «Начали», я включил музыку. Это была песня Луи Армстронга What a Wonderful World. На площадке в этом дубле плакал даже оператор… Казалось бы, это очень сильный контраст и абсолютное несовпадение картинки и звука, но именно это иногда работает гораздо сильнее, чем «прямой ход». Я давно пишу музыку почти ко всем фильмам и сериалам, в которых снимаюсь. За исключением, пожалуй, грузинской драмы «Чужой дом», выдвигавшейся в 2017 на «Оскара», там я был только композитором. Но в сериале «Девчонки» на канале ТНТ, например, все 5 сезонов за кадром звучала только моя музыка и песни, написанные мной специально них, в том числе и на английском.
А у тебя нет ощущения, что чем больше ты внедряешься в американскую систему, тем больше отдаляешься от российской культурной действительности?
Приходится. Я старался много лет быть и там, и здесь, но, к сожалению, не получается — это невозможно. Полтора года назад я понял, что если просто не остановлю здесь, в России, все свои съемки, то там ничего не получится. Надо жить там, где живут твои мечты.
Мечты какие?
Завоевать мир. (Смеется.) Выйти на тот уровень, о котором я сам боялся даже думать: не только сниматься, но и снимать большое голливудское кино, выходить как музыкант на мировой рынок — то есть, то, что всем казалось невозможным. Самое забавное, что до меня это сделали мои режиссерские работы — клип «Сумасшедшая» стал вирусным по всему миру. А я сам несколько лет назад еще ни слова не говорил по-английски. Сейчас я не только снимаюсь в американских проектах, но и пишу песни на этом языке. Поэтому я знаю, что, если каждый день делать хотя бы один шаг к своей цели, жизнь становится удивительным приключением.
Конечно. Сколько лет уже этот американский…
…мой американский «Морской бой»? (Смеется.) Возможно, всё могло уже быть по-другому, но жизнь не предугадать. Восемь лет назад я впервые приехал в Америку, не зная языка, потому что со мной подписал контракт продюсер Леди Гага на тот момент — Red One. Начал учить язык, мы стали вместе писать музыку, записывать мой первый американский альбом. А через год у меня случился обширный инсульт, что полностью остановило всю мою деятельность. И очень сильно повлияло на мою жизнь, — думая, что я никогда не смогу вернуться на сцену, я стал искать место по другую сторону камеры, начал писать сценарии, снимать как режиссер, научился монтировать. Только когда я физически не мог выходить в кадр, я освоил всю «закадровую работу». Снял свой первый короткометражный фильм, который был отмечен на многих фестивалях. Я думал: «Если у людей он вызывает те эмоции, которые я в него вложил, значит, у меня получается!» Я понимал, что той жизни, которая была до инсульта, у меня больше нет и не будет, но это открывало мне что-то новое, жизнь расширялась, возможностей творческой реализации становилось всё больше. То есть, в тот момент, когда она сузилась вот до такой, казалось бы, крошечной точки, всё, наоборот, пошло вверх.
Скажи, а как ты структурируешь свою жизнь: на месяц вперед, на два месяца? Ты же не можешь жить одним днем. Это же нереально.
Реально. Именно одним днем. Абсолютно. Я не смотрю в календарь. Если спросят, какое сегодня число, я не скажу. Но, к счастью, у меня есть менеджмент! (Смеется.)
Ты просто не хочешь этого знать или что?
Это всё не имеет никакого значения. Вообще, число, дата, возраст — в жизни, в принципе, не имеют никакого значения. Время, да, мы его классно придумали, с ним немножко удобнее, особенно, если хочешь с кем-то встретиться (смеется). Но важно только то, чем ты реально занят каждую минуту своей жизни.
Тебе сейчас 33, да? Это же прекрасное время: уже многое сделано, а сколько всего еще впереди!
Многое понято. Многому научился. И да, еще кучу всего можно и нужно сделать.
Ближайшие планы какие?
В этом году снимаю свой первый американский сериал.
Как режиссер?
Да, по своему сценарию.
Американский продакшн?
Да.
И ты в главной роли?
Нет, конечно, но я появлюсь в одной из ролей.
Здорово, получается, к тебе уже есть там некое доверие.
Да, это проект для одной из крупных платформ. В голове всё уже готово, мне просто надо взять камеру и начать снимать — я готов.
Скажи, а для российского рынка что ты сейчас делаешь, чем занят? Я понял, ты клип сейчас снимаешь. А концерты? Выступления?
Это, конечно, происходит, я прилетаю на концерты и выступления. Но только тогда, когда это там ничему не мешает, а не наоборот, как раньше.
Мне кажется, ты, поскольку так заточен на работу, одиночества не боишься.
Обожаю одиночество. Ни разу в жизни мне оно не принесло ничего, кроме важных решений, глубоких размышлений, интересных мыслей и новых идей. Всегда анализ. Я не чувствую потребности: «А с кем бы об этом поговорить?». Кто может лучше меня знать мою жизнь? Никто. И всё это потом пригождается в моих сценариях и работах.
То есть, внутренний голос в этом смысле для тебя гораздо более осязаем, чем какие-то внешние флюиды?
Видимо, да...
Ты к этому пришел или так всегда было?
Всегда, с самого детства. У меня никогда не было потребности с кем-то делиться. Я помню, когда был еще тинейджером, ребята ходили на какие-то вечеринки, а мне даже как-то не хотелось: «Серьезно? В клуб, танцевать? Это же столько полезного времени потерять».
Сколько лет тебе тогда было?
Скажем, 14-16. В 17 я приехал в Москву на кастинг, прошел в большой телепроект и был в дичайшем восторге: это было волшебство. Я в Туле на аккордеоне в фольклорном ансамбле играл, а тут телевидение, большая сцена, красные дорожки, меня фотографируют, берут интервью. Я был в восторге от всего этого. Но очень скоро понял, что всё это не приводит к творчеству. Только когда ты остаешься один, открываешь ноутбук и пишешь музыку, начинает что-то рождаться. Мне кажется, именно в одиночестве люди создали огромное количество талантливых вещей.
А когда локдаун был, ты ни с кем не общался уже официально.
Ой, я кайфанул! (Смеется.) Серьезно! Стыдно признаться, но я кайфанул. Когда сказали, что нельзя выходить из дома, я подумал: «Так, судя по всему, моя жизнь сильно не поменяется — отлично». То есть, теперь я мог делать это совершенно официально.
«Делать» что?
Сидеть дома, писать музыку, сценарии, монтировать. Я же могу один, не выходя из комнаты, создать полностью любой продукт. Меня можно запереть, и я через два дня выпущу готовую песню в iTunes. Или сделаю небольшое кино. Я настолько овладел профессиональными навыками, необходимыми для всего, чем я занимаюсь, что мне никто не нужен для реализации любого моего творческого замысла. Потому что я уже сам всё это умею. Я даже обложки своих треков для iTunes давно делаю сам — мне так проще, да и быстрее получается. А в пандемию я как раз закончил сценарий сериала, который буду снимать в Америке, потому что у меня давно была идея, и тут появилось время. Плюс написал еще сценарий полнометражного фильма. Я был в дикой творческой радости от происходящего. Еду доставляют, какой день недели я всё равно не знаю — ничего не поменялось. Зато можно работать, не отвлекаясь ни на что день и ночь! (Смеется.) И еще плюс — можно даже не переодеваться: уснул, проснулся, сел, не причесываясь, и дальше работать. Так что в локдаун у меня всё было замечательно!
Для спорта у тебя тоже дома всё есть?
Да, я старался. Фитнес-клубы были закрыты, пришлось сделать себе мини-спортзал дома. Спортом приходится себя заставлять заниматься.
А мне кажется, ты от природы такой спортивный парень.
Нет, я люблю игровые виды спорта, а работать над собой — тоже не творческая потеря времени. Но приходится себя заставлять, иначе я дохляк и дрищ.
Не верю.
Я тебе клянусь, я не толстею, но я сразу — дрищ.
Сколько ты в России времени проводишь?
Сейчас максимум два месяца в году. Так пришлось сделать. Я раньше непрерывно снимался и проводил здесь по полгода и больше, но в итоге, поддерживая свою карьеру здесь, не мог начать строить ее там. Это как любовь, мне кажется, то же самое. В этом же наслаждение, когда ты прямо нырнешь, окунаешься полностью, и тогда накрывает с головой.
В общем, ты для себя на данный момент решил какие-то базовые моменты, и от этого ушла суета какая-то, наверное?
Да. Суеты вообще нет. Я не люблю суету, она не способствует творчеству. Я очень люблю ходить пешком — не знаю, почему я сейчас об этом вспомнил. (Улыбается.) Хожу просто десятками миль, могу пешком пройти пол-города. Я обожаю так сценарии писать. Иду, сам не зная куда, просто без всякой цели, смотрю вокруг, и пишу в заметках.
Я вот тебя слушаю: это абсолютная внутренняя свобода, она и внешняя — ты ни от кого и ни от чего не зависишь, никто от тебя не зависит. В этом смысле полная концентрация на себе, своих делах, своих планах. Это то, чего ты хотел?
Да. Вчера мне кто-то высказал очень интересную мысль. Я люблю разговаривать на глубокие темы, люблю анализировать мир. Так вот, мне сказали: «Свобода — это когда ты стоишь на людном перекрестке, где ты никого не ждешь. Ты можешь остановиться на большом перекрестке, где ты никого не ждешь, и где тебя никто не ждет. Ты просто остановился. Ты просто там».
Это твоя история, твоя философия жизни. Мне нравится, что в этом ты ни на кого не оглядываешься: кто-то скажет, что это эгоизм, а ты на это смотришь совершенно иначе.
В каком-то смысле это очень опасная штука — мысль. Не мне тебе открывать эту, в общем, известную истину, Вадим, но это факт. Мысль — очень опасная штука. Сначала ты ее создаешь, а потом она же, эта мысль, тебя порабощает. Моя мысль — шагнуть куда-то дальше, сделать то, чего многие боятся сделать, и я понимаю их. Выход из зоны комфорта — после того, что ты уже чего-то достиг и где-то кем-то стал, шагнуть туда, где ты снова — никто. Я нашел в себе силы это сделать, и вот эта мысль, которая когда-то родилась, в итоге порабощает — и теперь я должен и себе, и огромному количеству людей. Если я добьюсь своей цели, представляешь, как это будет важно для тех пацанов и девчонок, которые, как и я, растут в бедности в маленьких или больших городах, в семьях, где, как и мне когда-то, часто нечего было есть. Если я дойду туда, на самую вершину, я смогу повернуться и сказать: «Ребята, смотрите — оказывается, это возможно. Просто нужно действовать». Жизнь приобретает абсолютно другую, высшую цель. Твоя цель становится неким…
…путеводителем.
Да. Это что-то такое внутри, что говорит: «Нельзя останавливаться, потому что если у тебя получится, то может получиться у кого угодно». Так и есть!
Благодарим за помощь в организации и проведении интервью ресторан Peach (Москва, Большой Саввинский пер., 12, стр. 10 Г).