Мила Ануфриева: «Люди не до конца понимают, что именно происходит. Очень важно рассказать это и показать»

Как Вы отнеслись к идее сняться в документальном фильме Киностудии им. М. Горького о Вашей благотворительной деятельности в помощь альбиносам Африки?

- Положительно, потому что это серьезная киностудия. Мне хочется показать эти проблемы. Хотя это лишь маленькое окошко, в которое можно посмотерть на то, что на самом деле происходит в Африке, важно доносить эту информацию миру через экран. Фильмы, которые снимают блогеры, часто вызывают жалость и непонимание, но не несут информации о том, что можно сделать. Люди не понимают, как помочь детям, а мы занимаемся решением этих проблем и нам нужна помощь большого количества людей. Я верю, что фильм – это шаг, с помощью которого мы покажем проблемы альбиносов в Африке. И сможем больше помогать им через фонд Mila 4 Africa.

Как вы готовились к съёмкам и как они проходили?

- Честно говоря, я не готовилась. Вся моя жизнь — это импровизация. Я никогда не готовилась ни к одному интервью, ни к одним съёмкам. Все происходит на эмоциях, а подготовка — это совсем другая история. Авторы фильма сумели открыть меня в те моменты, когда было очень тяжело. Мне нелегко давались интервью о прошлом, но было легко рассказывать о настоящем, показывать ту ситуацию, в которой я живу сейчас. Я считаю, что съемки прошли хорошо. Конечно, хотелось бы дать больше информации об Африке, но время фильма ограничено. Нужно быть большим профессионалом, чтобы за час показать все, что там происходит. Я очень довольна.

Как Вы считаете, почему фильм «Ангелы Милы» стоит посмотреть?

- Потому что это послание миру. Есть много фильмов об альбиносах, но они не показывают, что делать, как с этим быть. К тому же люди не до конца понимают, что именно происходит. Очень важно рассказать это и показать. Даже альбиносы в Америке не знают, что происходит. Моя подруга – дочь дипломатов и известный фотограф – плакала, когда я привезла ее к альбиносам. Она родилась в Сенегале и не знала, что происходит. Даже люди, которые живут здесь, говорят: «Страшно даже об этом подумать». А это всего лишь Сенегал – не Мали, не Танзания, не Мозамбик, где альбиносов убивают для ритуалов. Я считаю, важно донести до мира эту проблему. Так не должно быть.

Расскажите о вашем фонде Mila 4 Africa. Когда он был основан, чем он занимается?

- Фонд на самом деле растёт очень быстро. Официальную лицензию на помощь Африке мы получили в июле 2020 года. За год в Синегале мы сделали очень много, но кроме Сенегала есть ещё Бисау, Конакри. С 2014 года я ездила в Бисау, где мы открыли центр, в котором сейчас двести детей-сирот. Там же я узнала об альбиносах, о ритуалах и о том, что их считают людьми без кожи. В школе на детей плюют, на улице у таких людей не покупают еду, потому что боятся заразиться от них альбинизмом. Люди без работы, им живётся тяжело, денег нет. В Конакри детей продают на базаре. Когда я увидела детей-сирот, которые ехали «на органы», моя жизнь разделилась на до и после. Я поняла, что не смогу жить по-другому. Наш фонд пытается изменить жизнь детей. И мне бы хотелось максимальной поддержки, чтобы во всех странах нашлись люди, которые помогут открывать центры, школы и больницы.

Как можно помочь фонду, и кто может это сделать?

- Каждый может это сделать. В мире моды это могут быть ритейлеры, производители, покупатели. Это могут быть рестораны, супермаркеты, большой бизнес, заводы, а также просто люди, у которых есть маленький бизнес. Помочь может каждый, если получит правильную информацию. Ведь недостаточно просто показать, что альбиносам отрезают руки и ноги. Тому, кто увидит, будет жалко этих людей – и всё. Нужен мостик, информация о том, к кому пойти, чтобы помочь. В Сенегале десять тысяч альбиносов страдают, доживая только до 20–30 лет. Они умирают от рака и от той жизни, которой они живут. Дети рождаются в деревнях, где нет воды и нет вообще ничего. Таких детей тысячи, они просят помощи.

Как, на Ваш взгляд, мир моды мог бы помогать людям, помогать Африке?

- Мир моды может помочь, просто ему надо правильно поставить задачу. Дизайнеры могут выпустить специальные коллекции, могут отчислять в фонд деньги с продаж, могут рассказывать, делать показы с альбиносами. Могли бы помогать и ритейлеры, и клиенты, и журналы. Сегодня у них нет этого направления лишь потому, что нет информации. Должна быть большая PR-кампания – спасая одного ребёнка, ты спасаешь мир. Они будут гордиться, что школу для детей-сирот построили они. Помощь людям может стать модной, стоит только начать.

Вы открыли фонд в Санкт-Петербурге. Почему именно там?

- Потому что Санкт-Петербург – это мой родной город. В прошлом я строила империю Vanity именно в Санкт-Петербурге. Это сложный город. В Москве, наверное, все давалось бы проще, но в Санкт-Петербурге я держала весь рынок, у меня были эксклюзивы на все модные бренды. Так же и с фондом.

Как вы думаете, мог бы бренд Vanity существовать сейчас? 

- Думаю, да. Но тогда слишком много всего сошлось. Когда господь послал мне болезнь, я уже не принимала решения, пребывая в постоянном страхе, что умру через месяц или через два. Как можно что-то планировать в этот момент? Отдаешься течению и что будет, то будет. Я жила так два года, одним днём. Если бы я не заболела, наверное, бренд существовал бы до сих пор. Но всему есть своё время, и для Vanity тоже.

Сейчас у Вас есть проект по созданию коллекции made in Africa африканских платьев и аксессуаров. Вы уже запустили продажи в Instagram. Какие у Вас дальнейшие планы?

Этот проект я могла бы сделать номером один в мире: я понимаю, как это делать и вижу потенциал. Мы могли бы создавать коллекции. В каждой стране Африки есть свои дизайнеры и ткани, из которых можно создать и предметы интерьера, и платья. Бренд вроде Vanity Africa мог бы быть не очень дорогим, но очень крутым. Но для этого нужно большое финансирование, пока мы начали очень скромно. Я верю в этот проект. Он зародился много лет назад, когда я только начала наблюдать за красками африканского континента, и вдохновение приходило на совершенно новое модное решение. Два года назад я приехала в Ботсвану по приглашению правительства. В гостинице меня уже ждали журналисты, потом меня повезли в университет дизайна, пригласили остаться и создать африканскую моду в Ботсване. По уровню это одна из топовых стран Африки, как маленький Катар, у них есть деньги на развитие. Но всю эту историю остановил ковид. Возможно через год я поеду в Ботсвану – это самая стабильная страна, чтобы делать неделю моды в Африке и обьединить Африку через моду.

Какие еще планы вы строите на ближайшее будущее?

- Мое будущее на ладони. Мне очень хочется сделать максимум, пока я жива: помочь альбиносам, поменять жизни во всей Африке. Я готова посвятить свою жизнь освобождению этих людей от дискриминации. Можно это делать с помощью моды – устраивать показы, сделать их моделями, дать им рабочие места в индустрии. И таким образом уважение людей, которые окружают их в Африке. Мода всегда остаётся со мной. Думаю, я выстрою схему африканской моды, и она будет работать на весь мир.

Вы жили в Санкт-Петербурге, в Италии, сейчас живете в Африке. Есть ли место, которое Вы по-настоящему считаете своим домом?

- Нет, я уже абстрагировалась. Понятно, что Россия – это Родина, и я люблю её всей душой и сердцем. Италия стала моей второй родиной, дала мне стабильность, и я скучаю по ней так же, как по России. Но Африка – это заключительный этап моей жизни. Я отсюда уже никуда не уеду, моя семья приедет сюда.

Как Ваша семья поддерживает Вас и Вашу благотворительную деятельность? 

- Я считаю, что семья меня поддерживает. Мой муж знает меня, он женился на ненормальной изначально – я не поддаюсь никаким правилам жизни с самого детства. Это знали мои родители, мои друзья, также и мой муж. Мой первый русский муж не выдержал, он просто ушёл, и я осталась одна с ребёнком. Он говорил, что я сама все решаю, а ему нужна жена, чтобы ждала его дома и готовила борщ. А я сегодня в Италии, завтра в Лондоне, послезавтра в Нью-Йорке. Говорю, а как же ребенок? А он отвечает, что я сама его родила, даже не спросила хочет ли он. Когда я встретила Сандро, мы долго притирались, но были в одном мире моды, говорили на одном языке, жили в этом ритме вдвоём. Я знала, что он слегка сумасшедший, и я сумасшедшая. Куда бы меня не кидало, он спрашивает, надо ли? И я отвечаю, что надо, что не могу бросить детей. Мы не часто видимся, но у нас любовь на расстоянии. Мой ребёнок учится в специальной школе, которую не хочет оставлять, таких в Италии всего две. Поэтому мы встречаемся раз в два-три месяца, но общаемся, каждый день поддерживаем друг друга.

Есть ли что-то, что вы хотели бы поменять в своей жизни?

- Я бы хотела оказаться в Африке десять или даже двадцать лет назад, чтобы сделать больше. Это единственное, что я хотела бы поменять, больше ничего. Я счастлива за каждый урок, который получила в своей жизни. Для меня это ценно, я счастлива каждой минуте.

На ваш взгляд, что нужно, чтобы прожить счастливую жизнь, и преуспеть в том деле, которое ты делаешь?

- Наверное, это одно и то же. Потому что ты счастлив, когда ты успешен в том, что ты делаешь. У меня был бизнес, а сейчас благотворительность. Успех – это когда получается то, что ты делаешь. Успех — это тоже счастье, потому что ты счастлив от того, что у тебя получается. Каждый человек мечтает об успехе: в работе, в личной жизни. Нам всегда что-то не хватает. Если человек не движется, не растёт, то он уже не успешный и не счастливый.