Любовь Аксёнова: «У меня еще много удач впереди»

О своем извилистом и противоречивом творческом пути молодая актриса рассуждает в интервью ОК!

Во время нашей прошлой беседы ты сказала: «Не люблю я это слово — актриса». По-прежнему так, или свыклась?

Да-да, я даже любила говорить, что я актер. А еще, если меня кто-то спрашивал, чем я занимаюсь, отвечала: «фриланс» или «дома сижу». Нелюбовь к слову «актриса» осталась. Хотя понимаю, что пора бы уже принимать себя.

Люди легко вспоминают, в каком фильме тебя видели?

Не всегда. Иногда спрашивают, где мы могли встретиться. Хотя как-то в метро подошел парень, сказал, что обожает фильм «Рассказы», попросил сделать селфи. А я ехала из спортзала, была лохматая, спрашиваю: «Ты уверен, что хочешь фото?» Он говорит: «Хочу. Пацаны оценят».

Тяжело растущая популярность дается?

Нет. Хотя трудности я люблю. Всё индивидуально. У кого-то срабатывает сразу: один проект — и всё, человек превращается в супермегаэкстразвезду. У меня всё происходит медленно и плавно. Сначала была короткометражка «Шиповник», потом «Рассказы», несколько телепроектов, затем «Родина» Петра Буслова, а это большой шаг для меня.

«Родина» для тебя знаковый проект?

Знаковый.

Только честно, а не потому, что это наш инфоповод.

Понятно, что всегда стараешься сказать в пользу проекта, но здесь мне придумывать нечего: фильм долго складывался — как у Петра, так и у меня. За это время героиня Ева стала моим альтер эго, ребенком, которого я выносила.

Чем тебе эта история близка?

Могу сказать, что не все примут эту картину, равно как найдутся и те, кто будет еще долго после просмотра ощущать послевкусие. Впрочем, уже есть и такие, кто убежден, что фильм о том, что в России плохо и надо валить. Не знаю, каким местом нужно смотреть «Родину», чтобы такое увидеть. Здесь неважно, о русских это или нет. Для меня это кино о людях, которые оказываются в чужой стране и не думают, что это — чья-то Родина, чей-то дом, начинают там неприлично себя вести. Кроме того, Родина здесь у каждого своя. Для персонажа по прозвищу Космос это борьба, для Евы родиной становится ее отец, для героя Пети Фёдорова — возможность заниматься тем, что нравится, для каждого это сугубо личное. Причем не только для героев фильма, но и для критиков и зрителей. Поэтому сейчас уже появляются отклики, рецензии, и все они такие разные. Каждый чувствует и видит свое, «Родина» получилась объемным фильмом, и сложно говорить о ней в одном ключе.

Ты поняла, почему Пётр Буслов утвердил на роль Евы именно тебя?

Так сложились обстоятельства. Как однажды они сложились с той же Нигиной Сайфуллаевой, которая увидела меня в столовой ГИТИСа — я ела бутерброд и чем-то хвасталась подружкам. Нигина меня выцепила, и мы сняли «Шиповник», показали на «Кинотавре», где его посмотрел Пётр Буслов. Мне неудобно его спросить: почему я?

А по тем задачам, которые он ставил перед тобой на съемках, ты этого не понимала?

Думаю, для него имели значение мой возраст и степень актерской наполненности. Как сказал один мой знакомый: «Удивительно, что ты можешь выглядеть как школьница и при этом играть драму». Мне уже двадцать пять, в «Родине» я играю восемнадцатилетнюю девочку.

Фотография: DR Любовь Аксёнова в фильме «Родина» (в прокате с 15 октября)

«Родина» уже начала менять твою жизнь?

Если говорить про спрос на меня как на актрису, то, безусловно, он возрос, хотя так же плавно и мягко.

Многие люди говорят, что ты из тех людей, кому всё дается легко и просто. Не всегда же так было?

Не всегда. Разное случалось.

Была же история с «Папиными дочками»?

Да, смешная. Мне было лет шестнадцать, и меня утвердили на роль самой старшей из «Папиных дочек», Маши. Видимо, получились хорошие пробы — я училась в ГИТИСе, чувствовала себя уверенно и была классной. (Смеется.) Но начались съемки и я растерялась. У меня ничего не выходило, я видела, что все на меня смотрят косо, и еще больше закрывалась. Приходила домой, плакала. Через три-четыре съемочных дня мне позвонили, сказали, что я слишком молодо выгляжу для роли Маши. В общем-то, так и было, я даже смотрелась моложе Даши Мельниковой, хотя играла ее старшую сестру. Но позже я слышала, что некоторые продюсеры сериала вспоминали, что «Люба тогда зеленая была». Да, я была зеленая — отпустить себя было сложно.

С пением у тебя тоже не сложилось, хотя ты даже попала в музыкальный коллектив.

Да, мы тогда с однокурсницей познакомились с Серёжей Галояном. Он продюсировал t.А.Т.u. и предложил сделать нам группу — так получился коллектив под названием ID: две девочки, одетые в смешном анимэшном японском стиле. У меня на голове было два начеса — как уши у Микки-Мауса.

У вас еще была песня под названием «Суки».

Верно. Но у меня есть оправдание: мне было восемнадцать. И я кричала направо и налево, что мир не такой, каким кажется. Это был вызов.

Вы могли стать вторыми t.A.T.u.?

(Смеется.) Но не стали. Это такой бизнес, который требует времени. Нужно было потратить два-три года только на то, чтобы о тебе кто-то узнал. Нужно было получить музыкальное образование. А мы относились к этому как к хобби. Учеба в ГИТИСе была важнее. Хотя был случай: одна преподавательница узнала, что у нас музыкальный контракт, и решила, что мы не собираемся отдавать себя театру целиком и полностью. Поэтому нас с подругой резко убрали из всех учебных спектаклей. К выпускному мы, конечно, наверстали. Потом меня позвали сниматься в многосерийный проект, и мы с коллегами по группе не смогли договориться. Так всё и закончилось. На самом деле я к работе относилась тогда либо легкомысленно, либо как к тяжкому труду. Получать удовольствие от дела меня научила Нигина Сайфуллаева. Это был вихрь искусства: мы собирались, придумывали, снимали, и это было классно. «Шиповник» был точкой отсчета для меня.

Однако в ее полнометражный фильм «Как меня зовут» ты не попала. Когда я спросил Нигину, почему так вышло, она ответила следующее: «Мы с Любой придумали этот фильм. Но моя фантазия заходила так далеко, что Люба не могла себе этого позволить в силу своих моральных убеждений».

Ну, она права, мы вместе придумали, мечтали сделать фильм откровенным, вызывающим, свободным…

В общем, таким он и получился.

Да, но в сценарии были моменты, которые как раз касались фантазии Нигины и моих моральных убеждений. Я просила ее этого не делать, она настаивала. В итоге фильм без моего участия хуже не стал, более того, появилась невероятная Саша Бортич. Мы с Нигиной остались подругами, у нас с ней дикий коннект и, уверена, впереди — много возможностей посотрудничать. И у меня еще много удач впереди.

Для этих удач нужно ходить в столовую ГИТИСа, иначе говоря — тусоваться?

Одни говорят, это обязательно. А еще нужно постоянно выкладывать фото в Instagram, Facebook. Другие, маститые актеры уверяют, что это ни к чему: всё, что о тебе говорит, — это твои работы. Я стараюсь оба эти мнения сочетать. Много постить в соцсетях не люблю, но кое-что выкладываю, поскольку есть люди, которые хотят знать, как я живу, чем занимаюсь. В плане самолюбования — да, с этим у меня проблемы. (Смеется.)

Тебе свою красоту хочется подчеркнуть или, напротив, испортить?

Скорее второе. Да, есть у меня такое рвение — быть не просто симпатичной девочкой. Один из моих любимых режиссеров, Милена Фадеева, после съемок проекта «Обнимая небо» сказала, что я не боюсь быть некрасивой. Хотя многим людям это нелегко дается. То есть расслабиться, скорчить рожу и, заплакав, пустить слюни — это моя стихия.

Твои героини часто хрупкие и уязвимые девушки. Легко ли избавиться от амплуа голубой героини и отличается ли в этом плане Ева из «Родины»?

Это правда, героини ранимые, хрупкие, но Ева как раз сильная и упрямая. Она знает, чего хочет. И совсем другой разговор — к чему она в итоге приходит.

Ты в жизни показывала характер?

В детстве.

Уходила из дома? Спорила с родителями?

Есть в нашей семье история, которую мы периодически припоминаем. Мне было лет пять, мне хотелось Барби — Спящую красавицу. Однако в фирменном магазине ее не оказалось, и мама купила Барби-Русалочку. Был скандал. Я схватила маму за ворот и сказала: «Ты что купила?!» Швырнула куклу и убежала в слезах. Потом, правда, приползла на коленях просить прощения. Ту куклу до сих пор берегу — с ней сейчас играет моя племянница. А с возрастом способность выяснять отношения потерялась, мне стало легче избегать конфликтов. Мама рассказывает, что, повзрослев, я стала тихой и серьезной. У меня еще были черные глаза, длинные волосы, все называли меня Маугли. Зато в тринадцать лет я превратилась в хохотушку.

А история, когда ты на мопеде сбила велосипедиста, в каком возрасте произошла?

Попозже. Я стала такой девочкой-пацаном, носила короткие волосы, косую челку. У меня есть брат, на три года старше, я к нему тянулась, носила балахоны, как у него, кепки, широкие штаны, влюблялась во всех его друзей… А брату, очевидно, было со мной не очень интересно. И вот, чтобы привлечь его внимание, я села на этот мопед, что-то напутала с управлением и въехала в велосипедиста. Причем велосипедисту ничего, а я повредила ногу, долго лечила. И мне было всё супер: я ходила на костылях, не посещала школу. А родители-то с ума сходили: у ребенка нога полгода не заживает!.. Потом мне сделали операцию, всё прошло. Но худа без добра не бывает: из-за пропусков пришлось уйти из школы. Меня отдали в экстернат, затем я поступила в ГИТИС. Когда училась на первом курсе, мои сверстники были только в одиннадцатом классе и с завистью говорили: «Люб, что за несправедливость, ну как же так?!» В театральный я поступала по приколу: мне казалось, почему бы нет? И везде слетела на конкурсе: у Голомазова, у Кудряшова… К своему мастеру, Алексею Игоревичу Шейнину, попала случайно. Девять часов вечера, последний день прослушивания, я отвратительно читала стихи и басню, но так спела, что попала в точку. И меня взяли.

Те, кто следит за твоими работами, помнят тебя по новелле из «Рассказов», где мужчина в возрасте, ухаживающий за твоей героиней, но разочарованный тем, что она не может поддержать разговор на интересные ему темы, в сердцах произносит: «Да о чем с тобой трахаться?» Где у женщины проходит грань между разумом и чувством?

Женщина должна чувствовать, когда нужно сказать, а когда промолчать. Попробую объяснить. Есть женщины, которые знают всё. Про что ни спроси — расскажут. На любом языке заговорят. Стихи тебе наизусть прочитают. Но они нечасто готовы идти на уступки. И достоинства у них может оказаться больше, чем у их спутников. Я-то думаю, что важнее не знать всё, а хотеть узнать. И это я постаралась показать в «Рассказах». Вообще это объемный вопрос, я могу долго рассуждать. Женщина больше отвечает за ощущение и понимание. Вот другой пример — восточные женщины. У них муж ведет себя так, что он хозяин, добытчик, он принес в семью хлеб и так далее. А женщина, которая, возможно, гораздо больше для семьи делает, молчит и будто бы говорит: да, всё верно, ты — король. В этом есть некое волшебство отношений.

Ты можешь сказать супругу: это мужское дело — вот и делай.

У меня скорее не дела разграничиваются, а области ответственности. Всё, что касается внутренних семейных дел, чаще решаю я. Что касается внешнего — куда сходить, с кем договориться, — это к Паше.

Хорошо. Посуду у вас кто моет?

(Смеется.) По-разному. Но мы недавно переехали, и на новом месте жительства у нас возникло правило, что всё сразу нужно убирать. Не знаю, кто из нас это инициировал, но я к тебе на интервью опоздала, потому что надо было помыть тарелку.

Стиль: Софи Дэвуа.

Макияж: Анна Харитонова.

Прически: Николай Мостовой/KALAUS-PARISII