Пётр Шерешевский: «Мне интересно проявление жизни на сцене»

.

«Симфония» – так обозначил режиссер жанр этой постановки. «Друг мой» – это история про двух приятелей, которые однажды ночью вышли прогуляться, про одиночество и дружбу, невозможность пройти мимо чужой беды и про ребенка, который продолжает жить в душе человека, сколько бы ему ни было лет. В главных ролях: Павел Ворожцов и Виктор Хориняк.

Этот спектакль – первый результат лабораторного проекта МХТ имени Чехова АРТХАБ, занятого поиском новых драматургов и режиссеров, которые оказались бы с театром «одной крови». Впрочем, имя Петра Шерешевского театралам знакомо давно: с 2015 года он возглавляет в Петербурге Камерный театр Малыщицкого, до этого был главным режиссером театров в Новокузнецке и Ижевске, его спектакли неоднократно номинировались на «Золотую маску» и становились лауреатами других фестивалей. Постановщики с таким бэкграундом – не частые гости на театральных лабораториях.

Пётр, а чем вам интересно участие в режиссерской лаборатории? Ведь перед вами не стоит задачи, что называется, «заявить о себе».

Не могу сказать, что много раз в своей жизни принимал участие в лабораториях, всего раза четыре, наверное. Причем в молодости мне как раз не доводилось этого делать. Так что первая моя лаборатория случилась лет пять назад, когда у меня за плечами был уже большой опыт. Меня тогда позвал Олег Лоевский, основатель и руководитель фестиваля «Реальный театр» в Екатеринбурге, а ему сложно отказать. В АРТХАБ же меня пригласил куратор проекта Павел Руднев. Было интересно поработать в МХТ, познакомиться с мхатовскими артистами. 

Почему вы взялись именно за пьесу Константина Стешика «Друг мой»?

Павел предложил мне десять пьес, из них я выбрал одну. Она мне показалась самой лучшей, да и просто очень хорошей. В ней есть художественный вызов, потому что совершенно не понятно, как к ней подобраться. Это ведь рассказ от первого лица, в котором очень много поэзии. Там есть импрессионистический взгляд на мир, а собственно драматургия глубоко спрятана. Моя задача была – сохранить поэзию, но при этом насытить историю сценическим действием. 

И вышла «симфония», причем совершенно законченная. Как за шесть дней поставить эскиз, который кажется готовым спектаклем?

Знаете, те несколько раз, что я участвовал в режиссерских лабораториях, всегда заканчивались готовым спектаклем. Думаю, разгадка тут проста. Когда тебе отведена на репетиции максимум неделя, ты понимаешь, что это и есть длина твоей жизни в театре. И не думаешь: сейчас я попробую, а потом когда-нибудь доведу до ума. Ты пытаешься за эти несколько дней максимально сделать что-то целое. А когда целое создано, в него уже сложно «просунуть ноготь» и что-то начать менять. 

Наверное, вы просто все придумываете заранее?

Я не умею придумывать заранее. Я загодя думаю лишь о языке, на котором мы будем пробовать разговаривать. А дальше ты начинаешь разговор, и как-то он складывается. Справедливости ради надо сказать, что семь дней лаборатории это не то, что семь дней обыкновенных репетиций. Потому что во время лаборатории и театр, и артисты мобилизованы настолько, что работают с девяти утра до десяти вечера, и эти семь дней можно умножать в несколько раз. Так они насыщены.

Сцена из спектакля «Друг мой»

Сцена из спектакля «Друг мой»

Сцена из спектакля «Друг мой»

Значит ли это, что вам в условиях стресса работается лучше, чем в штатном режиме?

Нет, конечно, мне комфортнее не спеша двигаться с артистами к премьере. Вот недавно мы делали спектакль «Идиот» по Достоевскому в театре «Приют комедианта» в Петербурге, и две недели сочиняли пьесу, а потом еще дописывали ее в процессе репетиций. Длинное дыхание – это совсем другое дело, более сложные задачи можно перед собою ставить.

О чём для вас спектакль «Друг мой»?

О нашем инфантилизме, причем это инфантилизм не обязательно со знаком минус. А со всеми оттенками, которое это слово в себе несет. С одной стороны, неплохо сохранить в себе ребенка и юношеский драйв. С другой – так можно и всю жизнь прошляпить. Это живая, понятная история. В театре мне всегда интересно разглядывать душу человека, интересно, как личность актера проступает сквозь персонажа. Вообще для меня театр – это про взаимодействие с живыми людьми.

Важная роль в спектакле отведена художникам, студентам Школы-студии МХАТ Марине Моторной и Степану Лысенко, которые прямо на глазах у зрителей создали мир пьесы. Их рисунки возникают по ходу действия и транслируются на экран. Как возникло это решение?

Сам прием с рисованием во время спектакля я придумал, когда читал пьесу. Предложил его ребятам, и они воскликнули: «А мы как раз мечтали что-то такое попробовать!» Художники развили эту идею и в результате получился объемный мир, где есть и рисунки, и актерская игра, и пение, и музыка. За последнее в спектакле отвечает Ванечка («Оркестр приватного танца»). У Ванечки много талантов, в числе которых дар создавать оркестры – и очень разные оркестры – из драматических артистов. Вот сейчас у меня вышла премьера в питерском театре «Суббота» – «Опера нищего», так там актеры поют зонги, играют на колесной лире, балалайке, перкуссии. И здесь, в спектакле «Друг мой», Ванечка тоже создал оркестр.

Сцена из спектакля «Друг мой»

Сцена из спектакля «Друг мой»

Сцена из спектакля «Друг мой»

Вы окончили Петербургскую театральную академию в 1996 году, учились у легендарного театрального педагога Ирины Борисовны Малочевской (с вами на курсе учился и режиссер Юрий Бутусов). Что сегодня вспоминаете из ее уроков? 

Ирина Борисовна – единственный человек на земле, к которому я относился и отношусь с благоговением. Она великий педагог. К сожалению, она выпустила только один наш курс. До этого в течение пятнадцати лет была третьим педагогом у Георгия Александровича Товстоногова, а вскоре после нашего выпуска уехала в Норвегию и учила студентов уже там. Практически весь современный норвежский театр – это ее ученики. 

Всё главное, что я умею, – от нее, от школы, которую она нам дала. Настолько широкий взгляд на театр она нам привила, что как бы ты ни пересматривал потом свои взгляды на то, что такое сценическое искусство, – а это процесс постоянный – все равно основа остается той же, заложенной Ириной Борисовной в мастерской. Нам, конечно, очень повезло.

Больше двадцати лет назад вы начали активно работать в провинции. Для молодого режиссера это продуктивный, важный опыт?

Да я и сейчас работаю в провинции. Пятьдесят процентов своего времени я провожу там. У меня есть свой маленький театр в Питере – Камерный театр Малыщицкого – сейчас появились какие-то предложения московские и петербургские. Но вот после Нового года я должен поехать в Омск, из Омска – в Краснодар. На самом деле по процессу работы это ничем не отличается. Ты приезжаешь в театр – там точно такие же артисты, они ничуть не менее профессиональные, ничуть не менее личностные. Просто в провинции они чуть более театроцентричны. В Москве и Петербурге есть съемки, параллельные проекты, а в провинции человек буквально живет в театре и его ничего не отвлекает.  

Разница есть с точки зрения славы, востребованности, откликов. Понятно, что то, что вышло в Новокузнецке или Ижевске, – оно там и осталось, разве что выехало на какой-то фестиваль. Ну и чего лукавить – хочется работать для большего количества театральной публики, а понятно, что в столицах этот пласт шире. И востребованность в этом смысле больше.

Зато спектакли в тех городах, где я ставлю, живут очень долго, иногда десятилетиями. А это тоже важно. 

Только за последние пару месяцев у вас вышло три премьеры. Вы всегда так много работаете? 

Я действительно жаден до работы, с большим трудом от нее отказываюсь, поэтому графики у меня обычно составлены плотно. Это не значит, что я что-то делаю впопыхах. Недавно у меня с разницей в две недели вышли две премьеры в Питере – «Идиот» и «Опера нищего». Но занимался я этими спектаклями долго, приступил к ним, как только выпустил в начале мая «Марию Стюарт» в Московском ТЮЗе. Сейчас выйдет «Друг мой», а завтра уже начнутся репетиции следующего спектакля. 

А какого?

В ближайшие дни планирую ввести нового исполнителя главной роли в «Конформиста», этот спектакль идет в Камерном театре Малыщицкого уже восемь лет. Мне кажется, что в центре этой истории должен быть молодой человек, а прежний исполнитель – почти мой ровесник, из-за чего смысл стал немного ускользать. А дальше в том же в Камерном театре Малыщицкого должен приступить к «Профессору Сторицыну» Леонида Андреева. Премьера в конце декабря.

Вы ставите новые пьесы «Друг мой» Константина Стешика в МХТ и «Исход» Полины Бородиной в театре «Шалом», а одновременно – спектакли по «Марии Стюарт» Шиллера и «Идиоту» Достоевского. Что вам интереснее?

Это просто совсем разные игры. Не думаю, что одна лучше или увлекательнее другой. Одно дело – небольшая современная пьеса, мысль там, как правило, лаконичная, но это в порядке вещей, это то, чем отличается графика от живописи или рассказ от романа. Другое дело – классика, где мы не столько читаем историю, сколько начинаем разглядывать время сквозь время, ощущать себя в некоей исторической перспективе, что просто невозможно с современными текстами. Современный текст рожден сегодня, он может, конечно, с чем-то постмодернистски спорить или что-то цитировать, но у него нет возможности прохождения через грани эпох и культур. Ставя же спектакли по классике, ты неизбежно размышляешь в этих категориях. 

Ваш спектакль «Мария Стюарт» в Московском ТЮЗе – одна из самых ярких премьер последнего времени, с блестящим дуэтом Виктории Верберг в роли Елизаветы и Софии Сливиной – Марии Стюарт. Верберг играет королеву, переполненную чувством вседозволенности, которое дает власть, и временами на это просто очень тяжело смотреть. Так и было задумано?

Ну да, это и должно быть больно. Когда мы смотрим на проявление несправедливости, нам же становится физически плохо. Это задевает. А как иначе? Мне кажется, что это даже тяжелее, чем когда ты смотришь на человеческую боль. Потому что когда ты смотришь на боль, на какие-то внутренние сломы человека, ты сострадаешь. А когда ты смотришь на несправедливость, разврат и произвол, то в тебе все возмущается, и это очень сложно переживаемые чувства. 

Читая ваши интервью, я заметила, что самое частое слово в них – «живой».

Это и правда одно из моих любимых слов. Мне интересно проявление живого на сцене. Это то, что меня цепляет в театре больше всего. Живой личности, живого, сегодняшнего времени. Это две основные вещи, на которые я всегда обращаю внимание. 

Беседовала Александра Машукова     

Авторы фотографий: Екатерина Цветкова, Олег Черноус

Генеральный спонсор театра – Банк Открытие

Спонсор театра – Банк ВТБ 

.