Александр Усов: «Я сам для себя открываю эту книгу»
Писатель и режиссер Евгений Гришковец решил вглядеться в одну из самых знаменитых детских книг – «Винни-Пух и все-все-все» Алана А. Милна. Причем в самом любимом нашем переводе – Бориса Заходера. И сделать это в МХТ имени Чехова – театре, с которым Гришковца связывают давние отношения. Премьера состоится совсем скоро: спектакль «Винни-Пуховские чтения» сыграют 20 и 21 декабря на Малой сцене.
Фото Александры Торгушниковой
Александр Усов
.
Образ Пятачка в этой постановке, жанр которой обозначен ученым словом «конференция», примерит на себя Александр Усов – один из лучших артистов МХТ среднего поколения, в актерской природе которого юмор легко и органично сочетается с глубоко лирической интонацией.
Александр, а вы в детстве любили эту книгу?
Если честно, я эту книгу в детстве не читал.
Неужели? Как вам это удалось?
Даже не знаю. Но она действительно прошла мимо меня. То есть книга все-таки попала мне в руки, но я тогда был уже школьником, а так как я очень любил наш советский мультфильм, то начал их сравнивать. В советское время по телевизору не так часто показывали мультфильмы, поэтому тексты, песни, диалоги из них ловили на лету и мгновенно запоминали. А в книге оказались какие-то другие, новые персонажи, и я уже никогда их не полюбил. Ни Кенгу, ни Тигру, ни Крошку Ру, я вообще не понимал, о чём идет речь. Всё ждал-ждал, чтобы было как в мультфильме, а в книге оказалось куда скучнее.
Но своему маленькому сыну Феде читаете ее?
И сыну тоже не читаю, потому что она пока не стала «моей». Читаю другие книги, которые сам обожал. Например, истории про Муми-троллей. Хотя после этого спектакля, думаю, начну читать – книга о Винни-Пухе как раз сейчас мне открывается. Впрочем, у нас в спектакле тоже будет в основном те главы, которые рассказаны в мультфильме Фёдора Хитрука.
В пьесе Евгения Гришковца есть пассаж о том, что Пятачок в этой истории – самый главный. Вы с этим согласны?
Там не так сказано. «Он центральная фигура книги, но главным остается Винни-Пух, потому что он любимый», – так говорит Гришковец. Конечно, Пятачок мог бы быть главным героем, он очень активен, его переживания описаны в книге со всеми подробностями. И в нашем спектакле они будут. Но все-таки Винни-Пух – любимый, и с этим ничего не поделаешь. Это важнее.
Вообще сам Женя Гришковец из всех героев этой книги больше всего похож на рефлексирующего, страшащегося всего на свете и в то же время невероятно любознательного Пятачка. Думаю, поэтому он и называет Пятачка центральной фигурой. Интересно попробовать раскрыть природу этого персонажа. Но мы не будем перевоплощаться в героев Милна, мы станем изучать этот текст. Комментировать его, выискивать нюансы, неожиданные и трогательные. Это настоящее исследование. И наша главная задача – найти ответ на вопрос: почему книга, в которой нет занимательного детективного или приключенческого сюжета, стала самой издаваемой детской книгой в мире?
А она самая издаваемая?
Да. Не знаю, как насчет Гарри Поттера, но до появления саги Джоан Роулинг книга о Винни-Пухе точно была рекордсменом. Этот факт и сподвиг Гришковца сделать спектакль.
С Евгением вы работаете давно: ваш дебют на сцене МХТ в 2003 году как раз и состоялся в его спектакле «Осада».
Совершенно верно. Он меня в эти стены и привлек. Когда Женя приехал в Москву, его водили по театрам, показывали передовые, новаторские постановки. А я тогда играл в спектаклях Владимира Мирзоева «Укрощение строптивой» и «Двенадцатая ночь», выходил в роли Треплева в авангардной постановке Андрея Жолдака «Опыт освоения пьесы "Чайка" системой Станиславского». Женя говорил, что видел меня на сцене в спектаклях Мирзоева и запомнил. Однажды после спектакля Жолдака нас познакомили. Женя как раз собирался делать «Осаду». Это был совместный проект МХТ и фестиваля «Золотая маска». А потом Олег Павлович Табаков оставил спектакль в репертуаре.
Говорят, вы все вместе сочиняли «Осаду» методом коллективной импровизации?
Да, у нас текста пьесы не было лет десять! (Смеется.) Это тоже было исследование, что-то тогда невиданное. Непростое испытание для артистов. Пока мы сочиняли спектакль вместе с Женей, то всё понимали. Но когда он говорил: «Ну а теперь давайте вы сами, без меня» – мы совершенно терялись. «А что мы так и будем, говорить своими словами?» – «Да, своими словами». Мы потихонечку выстраивали свои этюды, диалоги, а он их собирал, редактировал. В какой-то момент решили, что текст надо зафиксировать – и Женя сам записал его прямо со спектакля. В «Осаде» все рассказы и этюды были положены на известнейшие мифы Древней Греции. Потрясающий был спектакль. Скучаю по нему.
Вы упомянули шекспировские постановки Владимира Мирзоева в Театре имени Станиславского конца 90-х – именно в них вы когда-то заявили о себе.
Я попал в Театр имени Станиславского после института, в 1996 году. Володя Мирзоев вернулся тогда из Канады, куда он уезжал на несколько лет, и прошел слух, что он создает при этом театре молодежную студию, занимается тренингами. А там уже была моя однокурсница Вика Толстоганова. И я пришел к Мирзоеву. Два года ничего не играл, только ходил на тренинги. Первый спектакль, в котором принял участие, был «Голуби» по пьесе Михаила Угарова. Играли в крошечным зале, где-то под крышей. За эту роль я получил премию «Московские дебюты» и поехал в Париж.
А дальше понеслось: экспериментальная «Чайка» Жолдака, «Игроки» в «Театральном Товариществе 814» Олега Меньшикова, где я играл Ихарева, Центр драматургии Рощина и Казанцева, в котором шел спектакль-альманах «Москва – открытый город» (в нем я тоже принимал участие), фестиваль новой пьесы «Любимовка» Елены Греминой и Михаила Угарова.... И конечно, Владимир Агеев, главный человек в моей профессиональной жизни, театр которого и был для меня самым важным и сокровенным.
Всё это происходило вне основных академических площадок. Мы переходили из проекта в проект. Тогда это воспринималось чем-то побочным, а сегодня эти спектакли – уже современная классика, они вошли в историю отечественного театра. Это был такой творческий бульон, в котором все варились. Из этого котла вышло целое новое поколение артистов и режиссеров.
И вот вы, со своим новаторским бэкграундом, попадаете в МХТ, большой репертуарный театр...
А я, кстати, никогда не порывал с традиционным театром, параллельно со всеми сценическими экспериментами играл у Леонида Трушкина в Театре Антона Чехова. Это первая частная антреприза в России, при этом Леонид Григорьевич никогда не забывал, что учился у Анатолия Эфроса. Вспомните, какие там были артисты! Я выходил на сцену в «Чествовании» Слейда вместе с Александром Ширвиндтом, Михаилом Державиным, Верой Алентовой, Татьяной Догилевой, Любовью Полищук. Играл в «Позе эмигранта», в «Там же, тогда же» с Верой Воронковой. Так что всё это шло параллельными курсами.
В труппу МХТ вы вошли только в 2012 году, через девять лет после премьеры «Осады». А почему так нескоро?
Не хотел терять свободу. Олег Павлович со мной беседовал: «Ну что, Саша, что вы надумали?». Я отвечал, что мне важно чувствовать себя не связанным обязательствами. Я тогда как раз плотно работал с Владимиром Агеевым. А потом в МХТ появился спектакль Антона Яковлева «Дуэль». Мне предложили сыграть дьякона, я отказался. Мне был настолько дорог этот материал, образ Лаевского, что я не хотел закрывать себе второстепенной ролью путь к главному герою. Понятно было, что сыграешь дьякона – и Лаевского тебе уже не предложат. А потом так вышло, что Толя Белый, исполнитель роли Лаевского, выпускал «Обрыв», и в «Дуэль» решили ввести второй состав. Предложили мне. Олег Павлович сказал: «Ну не знаю…. Если только он сыграет на каблуках…» (Смеется.) В общем, пустили лису в курятник, я дорвался до этой роли. Мне было всё равно – третьим, четвертым составом играть, настолько я чувствовал эту вещь, этого персонажа, так любил Чехова...
И вот у меня уже второй спектакль в репертуаре – а я не в труппе. Табаков сказал: «Знаешь, Саша, давай так: либо ты с нами, либо мы найдем тебе замену». Ну я понял: надо сдаваться. А затем настал кризис: Володя Агеев умер, мхатовскую премьеру «Свадьба Кречинского», где я играл, быстро сняли с репертуара. В какой-то момент я даже хотел завязывать с профессией.
Но сейчас вы заняты во многих последних премьерах МХТ: «Враки, или Завещание барона Мюнхгаузена» Виктора Крамера, «Сирано де Бержерак» Егора Перегудова. А особенно мне нравится ваш Ислаев, муж главной героини Натальи Петровны, в «Месяце в деревне» того же Перегудова.
Я очень благодарен Егору за этот спектакль, люблю играть «Месяц в деревне», люблю компанию, которая сложилась в МХТ на постановках Егора. «Месяц в деревне» – безумно красивая история. А запах сена, которым устлана вся сцена, для меня самый прекрасный аромат с самого детства. Он пробуждает океан фантазии, заставляет вспомнить всю жизнь, причем с нюансами, с деталями.
Вообще, когда режиссер в артисте пробуждает фантазию – это очень здорово. Именно так на «Вини-Пуховских чтениях» сейчас поступает с нами Гришковец. Он выстраивает два часа сценического времени так, чтобы зритель расслаблялся, дышал, хохотал – а в итоге замер. Это сложная задача, но Женя абсолютно спокоен, и это вселяет в нас уверенность.
Беседовала Александра Машукова
Генеральный спонсор театра – Банк Открытие
Спонсор театра – Банк ВТБ