Роман Билык

Рома, какую программу представите на концерте в «Б1 Maximum»?
Это будет обычный концерт группы «Звери», обычный в том смысле, что мы исполним старые песни. Композиции из нового альбома мы пока не готовы показать людям, поскольку пластинка еще не вышла. Знаете, как бывает: появляется новый альбом, а людям многие песни уже известны, потому что они слышали их на концертах. И для них альбом уже не событие, и впечатления от него оказываются смазанными.
А когда релиз?
В конце февраля — начале марта. Через месяц после релиза мы представим альбом в одном из клубов и сразу уедем в тур. Прокатимся по нашей и не только нашей стране, а осенью вернемся в Москву и дадим заключительный концерт на большой площадке. Скорее всего, это будет «Олимпийский». Все это посвящено десятилетию группы.
А что было самым ярким за эти десять лет?
Ярким обычно оказывается все самое тяжелое, трудновыполнимое. Запоминаются сложности и их преодоление. [0]
А когда было сложнее?
Всегда было трудно. Прежде всего тяжело передвигаться по стране, потому что она огромная, и броски на 3 000 км — это испытание. Поэтому после дальних поездок — в Сибирь, на Дальний Восток (иногда это места, куда поезда не ходят) — мы всегда возвращаемся в Москву, чтобы прийти в себя. Вообще стараемся планировать туры так, чтобы не изматываться физически.
Создается ощущение, что вы уже не те бунтари, что были десять лет назад, и в творчестве появилось больше лирики. Это так?
Да нет, не совсем так, даже наоборот. Так мог бы сказать человек непосвященный. Может, мы и стали более спокойными и уравновешенными, но это не касается музыки. Просто и человеку, и коллективу в целом свойственно взрослеть. Мы повзрослели. Но это не значит, что мы теперь пишем исключительно лирические баллады. Если говорить о музыкальном стиле, то мы «тяжелеем» и всё дальше уходим от народа. (Улыбается.) Но мы можем себе это позволить: у нас большой запас прочности. А что касается текстов, то в новом альбоме будут темы, которые мы раньше вообще не затрагивали. Не любовь-дружба-разлука-печаль, а что-то более агрессивное.
Что именно?
Это не политика, конечно, которая нас никогда не интересовала и не заинтересует. Это отношение к жизни и к тому, что в ней происходит. Отношения между богатыми и бедными, равнодушие в обществе и так далее. Хочется сказать людям, что помимо денег и понтов есть то, ради чего стоит жить и работать. Сейчас подросло странное поколение, которое мечтает только о том, чтобы зарабатывать. Но потребление — это не цель. Наверное, в 24 года я не имел права рассуждать об этом серьезно, потому что мало знал о жизни, но сейчас, набравшись ума и опыта, я чувствую, что могу.
А есть темы, которые вы никогда не затронете?
Ругаться матом на сцене не буду. Мы, конечно, употребляем какие-то слова типа «суки», но я считаю, что это допустимо.
Вам вообще в каком состоянии лучше пишется?
Когда хорошо и спокойно, отключается фантазия, а когда грустно и беспокойно — включается. (Улыбается.) Бывает, что вообще не пишется. Могу по полгода ничего не писать.
И как относитесь к этому? Как к кризису?
Конечно. Но никак с ним не борюсь. А зачем? Невозможно работать плодотворно 24 часа в сутки. Если, конечно, ты не ремесленник, который создает музыку на заказ, работает как конвейер. А когда над душой никто не стоит, заставить себя творить, вызвать сильный припадок вдохновения нельзя. Можно, конечно, спровоцировать себя чем-то, но это будет провокация. Единственное, что ты можешь сделать, — это жить насыщенной жизнью. Потому что, если ты только тем и занимаешься, что лежишь на пляже или перед теликом, в твоей голове ничего хорошего не родится.
А каким образом можно себя спровоцировать?
Ну, вот алкоголь помогает находить приключения. Но с ним нужно аккуратно — многие плохо заканчивают. Я в последнее время не злоупотребляю, потому что когда начинаю... Могу далеко уехать. И не всегда дальнейшие приключения оказываются интересными и веселыми.
А насколько ваш образ жизни соответствует рокерскому?
Не очень соответствует. Разве что к концертам, живым выступлениям я отношусь как настоящий рокер. Здесь действительно нет компромиссов, всё наружу, до последней капли крови. Это рокерство, да. А в остальном я достаточно скромный человек.
То есть sex, drugs, rock’n’roll — это не про вас?
Про меня. Просто я не довожу себя до саморазрушения. Я не имею права себя разрушать. Нет, понемногу разрушаю, конечно, но только на концертах.
А как восстанавливаетесь после концертов?
Отдыхаю. Общаюсь с девушками. По-разному общение происходит. Перед концертом в гримерке, или после концерта в ресторане, за ужином, или до утра в гостинице — можем играть в какие-то игры или пить. Все зависит от компании и настроения.
А ваша супруга как относится к тому, что вы общаетесь с девушками после концерта? (Роман женат на бывшей модели. — Прим. ОК!.)
А как она может относиться? Здесь же главное — доверие и любовь. Если ты не доверяешь человеку, не надо с ним общаться. Слушайте, все же всё понимают, когда начинают друг с другом встречаться. Чем придется жертвовать, через что пройти. Если кого-то что-то не устраивает, надо расходиться.
А вас сразу все устроило?
Да. Не то чтобы было молниеносное совпадение, но так получилось, что мы друг друга дополняем и поддерживаем. А в каких-то ситуациях сдерживаем. То, чего нет во мне, есть в моем любимом человеке. То, что меня организовывает и успокаивает. И я знаю, она мне доверяет.
А вы ей? Ревнуете ее? Она ведь модель, если верить немногочисленным заметкам о вас в СМИ.
О, это было давно. Ревную ли я? Нет, не особо, но то, что собственник во мне есть, это факт. Понимаете, я просто знаю: все будет так, как будет. А если что-то поменяется, ну, значит, я это приму. Нельзя же держать человека взаперти. Когда два человека могут находиться вместе без каких-то дурных мыслей, подозрений — это и есть свобода.
А что дает вам эту уверенность в отношениях?
Чувства. Даже не хочу задумываться об этом. Я поэтому и не люблю говорить о личной жизни, близких: начинаются вопросы, в которых я не хочу копаться. Когда задумываешься, начинаются сомнения.
А какой вы папа?
Нормальный. Я нормальный папа. (Улыбается.) И не будем об этом.
Тогда про другую семью — музыкальную. Несколько лет назад у вас сменился состав в группе. С чем это было связано?
Дело в том, что группа «Звери» образовалась не в школе или институте. Это коллектив разных людей из разных городов. Первый состав мы набрали по объявлению, оно у меня до сих пор где-то лежит. «Молодая группа ищет музыкантов для совместного творчества». (Улыбается.) Понятно, что практически невозможно с первого раза создать такой сложный организм, как группа, где все друг друга понимают и уважают. Коллектив менялся трижды, но не полностью. Барабанщик, например, у нас до сих пор из того первого, «пробного» состава. Мы, конечно, сроднились уже, но, честно говоря, трудно быть одновременно другом и продюсером. Должна быть какая-то субординация. Иначе все пойдет наперекосяк. Иногда бывает трудно переключиться: сначала тебе нужно всех построить, а потом ты сидишь с ними, выпиваешь и общаешься на темы вроде «у кого какой велик». Но все музыканты знают, что я болею за наше дело и голос повышаю, когда это нужно для дела, а не потому, что хочу кого-то запугать.

ПОЛНОЕ ИНТЕВЬЮ ЧИТАЙТЕ В ПЕЧАТНОЙ ВЕРСИИ ЖУРНАЛА ОК!