Виктор Сухоруков

 
А какие ваши самые лучшие годы?
Трезвые. Наверное, так будет звучать честнее. Когда человек «гуляет» и таскается по жизни, а не живет ею, то какая это жизнь? Годы прекрасные начались, когда себя осознал и понадобился другим людям больше, чем себе. Тогда я начал расцветать.

Сколько вам тогда было?
Мне тогда было 36 лет. Можно сказать, в этот период меня обнаружили, и я покатился в жизнь. 

Вы тогда очень много снимались, но ведь всенародная слава все-таки пришла к вам чуть позже.
Да, это произошло после того, как вышел фильм Балабанова «Брат-2», в июле 2000 года. У моей сестры был юбилей, и я купил нам путевки в дом отдыха на Черное море. Ни Галя, ни мой племянник Иван никогда там не отдыхали. С утра на пляже я только и делал, что фотографировался и раздавал автографы, ни разу не зашел в воду. А вечером мой номер был завален бутылками шампанского. Но на самом деле я ждал, что проснусь знаменитым намного раньше — после фильма «Комедия строгого режима». Я думал, что меня понесут на руках, но этого не произошло. Я был уверен, что меня все заметят после фильма «Про уродов и людей». Но за роль в этом фильме я даже не получил грамоту. А знаете, как я горевал, когда фильм «Бедный, бедный Павел» на «Кинотавре» никак не был отмечен! Я считаю, что это одна из лучших моих ролей. 

 
Сейчас вы так же много снимаетесь, как и тогда?
Много сниматься нельзя. Мы, актеры, как шары в лотерейном барабане: всю жизнь проводим в ожидании, терпении и надеждах. Потому что актер — зависимое существо, и как бы я ни выпендривался и ни кукарекал, что я свободен и независим, это не так. В нашей профессии мы зависимы. Поэтому бывает густо, а бывает пусто. Тот, у кого все вроде бы нормально сегодня, начинает слепнуть, зазнаваться и звездиться. Ему кажется, что он пуп земли, а на самом деле это просто случай и совпадение. Я знаю актеров, которые в телепередачах не стесняются плакать перед миллионами зрителей и говорить, как тяжело им живется и что они никому не нужны. У меня сейчас хороший период. Одно время был простой, а сейчас — нет. Конечно, я не соглашаюсь на всё подряд. На всё соглашаются только из-за денег или из желания укрепить свою популярность. Но популярность может прийти неожиданно, от одного вздоха, а если я буду топтаться на экране постоянно, то могу превратиться из талантливого актера в раздражителя, как навозная муха. А я не хочу быть назойливой мухой. Я хочу быть актером, по которому скучают и которого ждут. Но это зависит, к сожалению, не от меня. Лет двадцать назад, когда я был не нужен, то говорил, что театр — это дом, а кино — дача, которой может и не быть. А вот дом должен быть всегда. Сегодня я понимаю, что дороже то место, где ты нужен, где тебя лицемерно, но любят, где есть то, что тебя держит на плаву и что тебя сохраняет в форме. Я не могу сказать, что для меня главнее — кино или театр, но сейчас я всем телом и душой поворачиваюсь к театральной жизни. Мне вдруг снова захотелось вернуться к живым эмоциям, мне хочется экспериментировать и манипулировать публикой, быть с ней с глазу на глаз. Может быть, потому что прокат кино сейчас в полудохлом состоянии. Мне сегодня встречаются люди, которые говорят: «Какой вы замечательный актер, но куда вы пропали?» Я удивляюсь, потому что я много снимаюсь. 

Вы ведь сейчас играете Тартюфа в Театре на Малой Бронной. Не слишком ли много у вас отрицательных персонажей?
Среди моих персонажей было много нехороших людей. Но я игрок и никогда не пропускаю через себя своих героев, тем более плохих. Может появиться подражательство или копирование. Самое главное ведь удержать интерес зрителей, даже если они будут говорить: «Фу, какая мерзость этот ваш Сухоруков!» Но при этом не будут отводить глаз — это самое главное.
Виктор Иванович, а в Театре Моссовета вы сейчас работаете в штате? 

Да, теперь уже в штате.
Вы ассоциируетесь с котом, который гуляет сам по себе. Вас долгое время никто не мог к себе привязать.
Ага, белый плешивый кот, который и здесь, в театре, тоже гуляет самостоятельно. Просто директор назначила меня в штат. Я ее об этом не просил. Я вообще не понимаю, зачем это нужно? Чтобы трудовая книжка лежала или чтобы были какие-то страховки и больничные? Но если я заболею, то не стану обращаться к врачам. Я человек свободолюбивый и считаю, что нужно надеяться только на себя. Меня полжизни пинали и говорили: «Ты кто такой?» Доходило до того, что в мою сторону-то и не смотрели… Я привык. Плюнул на них и прекрасно живу сам по себе. Только как в тюрьме, в одиночной камере. 

Но вам это нравится?
Мне комфортно. Я никого не пускаю в свою жизнь, кроме родственников. У меня есть друзья, но они не приходят ко мне в гости. Почему? «Вина не пьет Гертруда»... А без вина нет разговора, к сожалению. Кормить гостей манной кашей — скучно. А я свое выпил. Плохой я, когда пьяный. Очень плохой. Себе-то я нравлюсь в этом состоянии, а вот людям, которые меня окружают, — нет. Я полжизни потратил на то, чтобы понять это, и вот уже тринадцать лет я не пью вообще. К тому же у меня практически не бывает свободного времени — я всё время работаю, даже дома. Когда тебе дают роль, то ты должен ее выучить, а на это нужно время. Возьмите любое стихотворение Пушкина, попытайтесь его выучить наизусть и посмотрите, сколько у вас уйдет на это времени. А когда у вас десять листов печатного текста и его надо знать наизусть, то приходится учить сутками.
Виктор Иванович, почему одни актеры становятся популярными, а другие нет? Вот вы, например, чем вы лучше других?
Либо я уникум, либо это судьба. (Улыбается.) Случайностей в нашей жизни не бывает. И я никогда не смогу ответить, как же так получилось. Я мечтал об актерстве с пеленок и шел к своей цели вопреки всему! Мама-ткачиха и папа — чистильщик ткацких машин, считали, что это моя блажь. А я выписывал «Пионерскую правду», потому что там были объявления киностудий о том, что требуется мальчик или девочка на роль в картине. Я воровал у матери копейки, садился на электричку, ехал в Москву на киностудию... И меня не брали! Весь мир был против меня, и, когда я поступал, надо мной смеялись. Когда я в первый раз поступал в Школу-студию МХАТ, один известный артист мне сказал: «Вы никогда не будете актером!» «Но мне нужен театр», — пролепетал я. «Допустим. А вы спрашивали себя: а нужны ли вы театру?» Я чуть не умер тогда... 

Вы родились и выросли в Орехово-Зуево. А сейчас часто там бываете?
Часто. Я очень люблю это место. 

А какое ваше самое яркое воспоминание из детства?
Мне примерно два года, я открываю глаза, а передо мной дно речки или озера — я упал и начал тонуть. Когда спустя много лет я рассказал маме эту историю как сон, мама сказала, что это было на самом деле. С этого воспоминания и началось мое детство. Потом, когда мне будет двенадцать, я сам разыграю утопающего. «Тону, тону, тону!» — кричал я, стоя на коленях в речке Клязьме. И вдруг из всех людей, которые находились на берегу, меня побежал спасать огромный мужик. Я так испугался, что тут же встал на ноги и закричал: «Нет, дядя, я играю!» Хохотал весь пляж. Мужик сильно покраснел и как даст мне подзатыльник. (Смеется.) Я часто заглядываю в свои детские воспоминания и сам иногда думаю: «Неужели это было со мной на самом деле?» Было! С одной стороны, лирика — поля ромашек и леса, а с другой — недоедание и рваные пятки грязных носков. Могу сказать только одно: все мои детские мечты осуществились. Я хотел попасть в лагерь «Артек» — я попал туда! Правда, через пятьдесят лет. Хотел попасть в Индию — я оказался там. Но через шестьдесят лет. Всё случилось. Нужно жить своей жизнью и потихоньку, шаг за шагом, идти к своим мечтам. Самое главное — не отчаиваться, не завидовать другим и уметь ждать. 

Да, хорошо, что мечта осуществилась. Но нужно ли всё это через пятьдесят лет?
Я и сам себе иногда задавал этот вопрос. Эх, если бы мне эту жизнь лет на двадцать пораньше! Я бы тогда воспользовался всеми возможностями. С возрастом страсти угасают, желания становятся скудными. Когда пил, то в магазинах был портвейн и больше ничего, теперь не пью, а вокруг коньяк, виски и столы ломятся от закуски. Только мне это всё уже не надо. Так же и любовь, и привязанность к людям, и одежда. Когда ничего не было, сколько я времени тратил на стирку, глажку… Помню, приехал к Александру Митте с заплаткой на брюках и пытался с ним разговаривать так, чтобы он не увидел эту заплатку. Сегодня шкаф от брюк ломится, вот только носить их некуда. Но я не жалею, что всё это есть у меня сегодня. Пусть и поздно, но я галочку поставил и сказал себе: «Случилось». Выигрыш у судьбы всегда щекочет нервы. Так что быть победителем во все времена приятно. 

 
Вы азартный человек?
Очень азартный. Поэтому я не играю в карты и бросил играть в лотерею — всё равно я всегда проигрываю, а потом сожалею об этом. 

А о чем еще жалеете?
Я жалею, что родители меня таким не увидели. И почему-то чем старше я становлюсь, тем больше я вспоминаю маму и папу, которые мало верили в мое светлое будущее. Их мир был заключен в пределах Орехово-Зуево, и дальше 85-го километра они никуда не выезжали. Мой мир гораздо шире. Я исколесил много стран и городов. Именно этим мне и хочется им хвастаться. Мы с моей сестрой тешим себя надеждой, что наши родители сидят на облаке и спорят: мы ли это? 

Виктор Иванович, а на сколько лет вы себя ощущаете?
Я всегда себя ощущаю на 36 лет! Это мой любимый возраст. Одна дама как-то сказала мне: «Я не чувствую себя старой, но я стала замечать, что люди меня обгоняют». Меня еще пока не обгоняют, но я понимаю, что скоро сам не побегу. Я готов уступать дорогу, но лишь талантливым и достойным. Я считаю себя одаренным человеком, и мне будет обидно, если я буду передавать эстафету гламурным, глянцевым, смазливым, неграмотным поколениям.